Вихрь

Два существа начали пробираться сквозь толпу.

Разразилась буря. Площадь огласили крики страха и боли, когда с неба посыпались крупные градины, которые разрывались на земле, как шрапнель.

Громкоговорители проревели слова разрешения, и толпа начала быстро покидать площадь.

Мениндер и генерал Доу уходили вместе. К тому моменту, когда они подошли к главным воротам, двое суздалей поравнялись с ними. Четверка остановилась, укрываясь за огромной статуей Хакана, стоящей возле ворот. Они обменялись несколькими словами. Затем последовали поклоны. И уже через несколько секунд все четверо, вместе, торопливо зашагали прочь.

Так было положено начало заговору.

Глава 2

– Аперитив, милорд? – услышал Стэн бархатный голос.

Стэн пришел в себя, сообразив, что он, как расфуфыренный петух, стоит возле огромного, оправленного в дубовую раму зеркала, висящего на стене, и покраснел. Обладательницей голоса была черноволосая женщина с привлекательной фигурой и соответственным образом одетая; в руках она держала поднос с гранеными бокалами. В бокалах шипела необычная черная жидкость.

– "Черный бархат", – пояснила женщина.

"Ты и в самом деле такая", – подумал Стэн. Однако ничего не сказал, а лишь вопросительно поднял бровь.

– Смесь двух старинных земных напитков, – продолжала черноволосая. – Шампанское и редкий напиток с острова Ирландия. Он называется ирландский портер.

Женщина немного помолчала и улыбнулась – как показалось Стэну, только для него.

– Надеюсь, вы получите удовольствие от пребывания на Прайме, сэр Полномочный посол Стэн. Лично я буду весьма разочарована, если вы покинете нас... неудовлетворенным.

Стэн взял бокал, сделал осторожный глоток и поблагодарил женщину. Она немного подождала и, не найдя, что сказать, улыбнулась ему еще раз – более холодно, а потом ушла.

"Стареешь, – подумал Стэн. – В прежние времена ты бы обязательно влюбился, пригласил ее пообедать, ну и... А еще опрокинул бы не менее шести бокалов, чтобы эта идиотская церемония перестала тебя раздражать. Однако ты повзрослел. Ты больше не напиваешься только потому, что считаешь парады полнейшей глупостью. И не бросаешься на первую же красивую женщину, которая возникает у тебя на пути. Кроме того... эта улыбающаяся служанка почти наверняка работает на разведку – корпус "Меркурий" – оперативник, ее чин, вполне возможно, выше адмиральского".

Да и вообще, сейчас Стэн был не в настроении флиртовать. Почему? Он попытался ответить самому себе на этот вопрос, одновременно стараясь оценить необычный напиток. Какое странное сочетание... Ему уже доводилось пробовать скисший и шипучий виноградный сок, хотя и не такой сухой. Другой напиток – ирландский портер? – делал вкус острым и каким-то особенно непривычным. Стэн решил, что прежде, чем покинуть Прайм, обязательно изучит этот напиток как следует.

Он сделал несколько шагов назад – так что его плечи коснулись стены (со старыми привычками тяжело расставаться), и внимательно оглядел чудовищно громадный зал.

Замок Арундель с триумфом вознесся над своими собственными руинами. Он был построен на центральной столичной планете Прайм-Уорлд как грандиозное жилое строение для Императора и был уничтожен таанскими ядерными ракетами в самом начале войны, которую таанцы развязали, как это у них принято, без всякого предупреждения. Во время войны, охватившей всю Империю, Арундель лежал в руинах, а Император перенес свой штаб в огромный запутанный лабиринт под развалинами.

Когда Императора убили, убийцы оставили дворец в качестве памятника. Но как только Император вернулся, Арундель восстановили, и теперь он стал еще изысканнее и великолепнее, чем прежде.

Стэн находился в одном из вестибюлей замка – что-то вроде зала ожидания. Только этот зал был таких размеров, что вполне мог бы послужить ангаром для эскадренного миноносца.

Помещение было до отказа набито жирными толстосумами – военными и гражданскими, гуманоидами и негуманоидами. Стэн еще раз бросил взгляд в зеркало и поморщился. "Жирные толстосумы" – очень точное определение.

"Ты выполнил приказ Императора, теперь пришла пора снова подумать о том, в какой ужасной физической форме ты находишься. Орденская лента, украшенная самыми разнообразными наградами, которой ты только что так восхищался, на самом деле подчеркивает твое брюшко. Согласен, еще совсем небольшое... но оно все-таки есть, разве нет? А благодаря высокому воротничку ты заполучил дополнительный подбородок. Перестань обманывать самого себя, воротничок тут совершенно ни при чем... Пропади ты пропадом! – сказал Стэн своему собеседнику, спрятавшемуся где-то в глубинах его сознания. – Сейчас я счастлив. Я доволен собой, целым миром и тем, где в данный момент нахожусь".

И все же он бросил еще один, уже третий, взгляд в зеркало, возвращаясь к тем мыслям, которые занимали его, когда подошла та роскошная красотка.

"Проклятье. Никак не могу привыкнуть к этому костюму дипломата. Лучше бы было принято носить какую-нибудь форму или штатскую одежду, а вместо этого старомодная рубашка, пиджак с длинными фалдами, которые достают почти до щиколоток, штаны, кончающиеся ровно там, где начинаются начищенные до блеска ботинки... нормальному человеку невозможно привыкнуть!"

Он подумал, что сказал бы Стэн из прошлого – тот несчастный, затравленный сирота с одного из рабских миров, который умел ловко управляться с ножом и которому так несказанно повезло в жизни – если бы смог заглянуть в зеркало и увидеть себя будущего? О чем подумал бы тот, молодой Стэн, узнав, что смотрит на себя, только через много лет?

Годы? Их прошло гораздо больше, чем Стэну хотелось бы.

"Какие странные мысли. Особенно здесь, в этом месте. Ведь ты ждешь, когда сам Вечный Император окажет тебе честь и вручит одну из высших наград за верную службу. Да. Что подумал бы молодой Стэн? И что сказал бы?"

Стэн ухмыльнулся. Может быть, если не считать: "Почему, черт подери, ты не пошел за этой... за Черным Бархатом?" – он только фыркнул бы с облегчением – и больше ничего. Вот так-то. Главное – мы живы.

Не отдавая себе отчета, Стэн погладил правой рукой гладкую шелковую ткань своего костюма. Под ней – под усыпанным бриллиантами рукавом – был нож. Прямо в руке. Стэн создал его – вырастил, а потом "обработал" на биофабрике, еще когда был простым рабочим на Вулкане. Этот нож стал первой вещью, которая ему принадлежала, был только его собственностью – крошечная стрелка с двойным лезвием, которая подходила только к его руке. Настолько острый, что мог без всякого усилия со стороны Стэна разрезать алмаз на две половинки. Другого такого не было ни у кого – только человек, с бесконечным стремлением к разрушению, каким был тогда Стэн, мог создать столь опасное оружие. Нож держался на месте при помощи хирургически сдвинутой в нужную сторону мышцы.

Но прошло уже больше года, нет, почти два года с тех пор, как Стэн в последний раз впал в такую ярость, что пустил свой нож в ход. Четыре замечательных года мира и покоя после почти целой жизни, наполненной войной и сражениями. Мир... и растущее в душе Стэна ощущение, что он наконец делает то, ради чего появился на свет. Теперь ему не нужно...

– Все правильно, – раздался холодный, словно лишенный жизни, голос. – Ты всегда немного напоминал мне этакого хлыща. Я вижу, что не ошибся. По крайней мере, ты одеваешься соответственно.

Стэн вернулся в реальный мир – правая рука повисла вдоль тела, пальцы сжались, а нож пришел в боевую готовность; сам отодвинулся от стены, левая нога отставлена назад и упирается пальцами в пол, тело уравновешено, немного наклонено вперед.

Идиот Масон.

Прошу прощения, идиот адмирал флота Роберт Масон. В белоснежной парадной форме, вся грудь в наградах, естественно, заслуженных, и куча пуговиц героя на кителе – правда, Стэн был уверен, что их могло бы быть и поменьше. Масон не стал ничего делать по поводу отвратительного шрама, располосовавшего лицо; возможно, считал, что шрам его украшает.