Страница 2 из 76
Только на этом те приключения не кончились. Пока я возле туш возился, новый персонаж объявился: волчонок. Его мамаша вроде как на большую охоту вывела, но он отстал, когда она рывок на моего оленя делала. Со здешней цикличностью я до сих пор не разобрался, так что не могу сказать, какого он года помета, да и, собственно, не знаю, когда тут волчицы рожают. В общем, он довольно самостоятельный был, почти взрослый. Не то чтобы мы с ним подружились, но он стал за мной ходить. Не как собака, конечно: иногда по несколько дней не показывался, но был где-то рядом и еды не просил – сам охотился на всякую мелочь. Как я понял, идти в стаю ему было еще рановато, и нужно было находиться возле кого-то взрослого и сильного.
Перетаскал я кое-как шкуры и мясо в свой лагерь, стал обрабатывать. Ох, и намучился! Сначала мездру сдирать начал… Только ты никому не рассказывай, как сам я – Семхон Длинная Лапа – собственноручно мял шкуры и шил себе первую рубаху!
Он скосил глаза на слушательницу и обнаружил, что Ветка давно спит, используя его грудь как подушку. «Ну, вот: рассказываешь-рассказываешь…» – собрался обидеться Семен и попытался осторожно избавиться от груза, подменив себя комком оленьей шкуры. Однако ничего не вышло: Ветка открыла один глаз и тихо простонала:
– Ну-у-у, Семхо-он! А дальше?
– Слушай! – смирился Семен. Вообще-то лежать ему было удобно: спешить никуда не надо, а вспоминать события недавнего прошлого даже приятно. Кроме того, он боялся, что если Ветка проснется, то опять захочет заниматься… А ему уже давно не 18 лет. Хотя с ней он почему-то демонстрирует прямо-таки чудеса сексуальной активности. У девочки природный талант раз за разом «превращать мягкое в твердое». Или, может быть, все дело в нем самом? Странно: такое бывало, пожалуй, лишь во времена юношеской гиперсексуальности – чтобы всю ночь до утра, а утром снова…
– Так вот: справился я таки со шкурами. Рубаху себе сшил из волчьей, а из оленьего камуса изобразил тапочки вроде мокасин. И жить сразу стало лучше, можно сказать, веселее. Я даже как-то раз решил устроить сольный концерт и спеть парочку боевых песен своей молодости. А петь я люблю громко, особенно когда меня никто не слышит, потому что фальшивлю. Не сильно, конечно, фальшивлю, но все-таки. Галича попел, Кукина, Клячкина, Городницкого, Дольского, Макаревича, Шевчука и еще кое-кого. А когда до Высоцкого добрался, тут Бизон не выдержал и восстал из мертвых: очень, говорит, сильное заклинание. Восстать-то он восстал, но продолжал считать себя мертвым. И мне доказывал, что я ничем не лучше. У него получалось, что оба мы мертвецы, только он неумерший, а я оживший. В общем, нам обоим рядом с людьми, живущими в Среднем мире, делать нечего. Чтобы вернуться в племя, нужно или умереть как следует (чтобы потом воскреснуть в детях), или уж ожить по-настоящему.
Настолько он мне мозги запудрил этими живыми мертвецами и мертвыми живыми, этими вашими мирами Нижним, Средним и Верхним, которые как бы прошлое, настоящее и будущее, но существующие одновременно в одном и том же месте… Настолько он меня загрузил, что я готов был на все что угодно. В общем, выяснилось, что ему для воскресения нужно быть похороненным в могиле, накрытой лопаткой свежеубитого мамонта. Смешно, да не до смеха: нам что, так и жить вдвоем в лесу до скончания века?! Пришлось основательно «почесать репу».
Чесал я ее чесал, да и вычесал две идеи. Я тогда между делом экспериментировал с глиной – посуду керамическую делать пытался. Изображу-ка, думаю, примитивнейший самогонный аппарат, а бражку в яме из рябины без сахара заквашу, благо ее вокруг море. Если и правда самогонка получится, то напою парня до потери пульса, а утром дам опохмелиться и скажу, что он заново родился, причем в собственном теле. Если не поверит, напою снова. Это первая идея, а вторая – соорудить арбалет. Не то чтобы я всерьез надеялся завалить мамонта, но так… Все равно ведь надо как-то приспособиться время от времени добывать бизона или оленя – на рыбе и раках быстро ноги таскать перестанешь.
Семен спохватился, что выбалтывает своей туземной подруге сокровенные тайны, но все оказалось в порядке: во-первых, Ветка откровенно спала, а во-вторых, он, оказывается, давно уже перешел на русский и, соответственно, никаких секретов выдать не мог. Тем не менее, когда он замолчал, женщина недовольно засопела и, не открывая глаз, стала поглаживать ладошкой его… Ну, в общем, поглаживать самую чувствительную часть мужского тела. Семен вздохнул и продолжил:
– Долго я этот самострел строил – инструментов-то нет, один нож, да и тот чуть живой уже. Ну, ты видела, что получилось. Мне и самому на него поначалу смотреть было страшно. Тетиву натянуть – целая история, специальный крюк с обвязкой сделать пришлось. Наконечники для стрел, точнее, болтов Бизон сделать помог – он, в отличие от меня, «магией камня» хорошо владеет. Потом пристреливал дней двадцать – овладевал, как вы говорите, «магией малого дротика». Ох, и нелегкой эта магия оказалась! Мало того, что сам арбалет неподъемный, так в случае промаха болт уже ни за что не найти – новый делать надо. Да-а… В общем, кое-как магией овладел и отправился в степь на большую охоту. Сейчас и вспоминать-то смешно… Три дня бродил, точнее, носил по степи свою пушку. Но опять повезло: просыпаюсь как-то утром, а рядом два мамонта дерутся! Один вроде постарше – черный с проседью, а другой темно-бурый, почти рыжий. Жуткое, надо сказать, зрелище.
В конце концов Рыжий завалил Черного и, видать, брюхо ему бивнем вспорол. И вроде ушел. А Черный лежит, ногами перебирает, головой ворочает – никак помереть не может. А я прямо в ступоре каком-то оказался – сам не ведаю, что творю: арбалет зарядил и к Черному подошел почти вплотную… А он взял да и на ноги поднялся! Внутренности у него вывалились. На землю. В общем, всадил я ему болт в сердечную область с тридцати метров – он сразу и отмучился. Только… Только едва я проморгаться успел, глядь, а рядом Рыжий стоит. На меня смотрит.
Подошел. Хоботом обнюхал. Ты убил, говорит. Нет, говорю, – ты. В общем, пообщались… Ушел, не тронул.
Я после этого сразу же отрубился: то ли сознание потерял, то ли заснул. А когда очнулся, чуть со смеху не помер: рядом сидит мой волчонок и, значит, меня охраняет, а перед ним голый Бизон на коленях стоит и уговаривает, чтобы разрешил меня разбудить. С тех пор Бизон перестал считать меня живым мертвецом: получилось, что мамонт отдал мне жизнь сородича, а волк – тотемный зверь вашего рода – привел меня в Средний мир. То есть я стал лоурином из рода Волка, только не прошедшим посвящения, типа подростка. Остался совсем пустячок – «оживить» самого Бизона, и можно возвращаться в племя. Ну, при помощи мамонтовой лопатки и самогона мы с этой процедурой… Ой!
Ветка застонала в полусне, повернула голову и, ухватив пальчиками его восставшую плоть, потянулась к ней губами. «М-м-м-м! – мысленно застонал Семен. – Вот ведь научил на свою голову. Точнее – головку…»
В исходное положение они вернулись минут через тридцать – не раньше. «Это из-за белкового питания, – удовлетворенно думал Семен. – Ведь, считай, на одном мясе живем. На картошке с хлебом я бы давно выдохся. Ч-черт, как у нее ловко получается – словно чувствует, где, в какой момент и с какой силой нужно… Впрочем, может быть, она, в отличие от большинства женщин, действительно получает удовольствие, доставляя удовольствие своему мужчине. Она просто не притворяется – вот и все».
Ветка вновь пристроила голову с растрепанными волосами у него на груди, но на сей раз не потребовала продолжения рассказа – забыла, наверное, или сразу уснула. Семену же спать окончательно расхотелось, и он продолжал свое повествование уже мысленно.
«Пришли мы с Бизоном сюда в поселок и угодили на какой-то праздник или церемонию коллективного общения членов рода со своими предками и потомками. Получилось довольно удачно: погибший и воскресший воин сказал, что явился из прошлого – из мира мертвых, а меня представил как человека из будущего – из мира еще не рожденных. Если не придираться к деталям, то так оно и было. Правда, пили лоурины на этом празднике отнюдь не спиртные напитки, а принимали какую-то „мухоморовку“». Может быть, она и растворяет границы между мирами, но со стороны это выглядит… В общем, зрелище не для слабонервных.