Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 72

Передо мной стоял невысокого роста чернявый как галчонок полковник. Глаза его сверкали неподдельным гневом. Одет полковник был в новенькую аккуратно отглаженную форму: гимнастерка под ремень, брюки бриджи, сапоги с твердыми голенищами в форме бутылок светились стеклянным блеском обсидиана. Но главное — выше на груди, над несколькими строчками цветных орденских лент сверкали две Золотые звезды Героя Советского Союза.

Полковник посмотрел на меня снизу вверх и металлическим голосом подчеркнуто вежливо и в то же время строго спросил:

— Товарищ старший лейтенант, почему вы нарушаете мой приказ?

Хамить полковнику я не собирался, хотя бы по той причине, что он был дважды Герой. Еще в военном училище мы, курсанты, сговорились, что будем отдавать честь Героям Советского Союза, даже если Золотая Звезда сверкала на гражданском пиджаке. Но и занимать пассивную оборону в том случае не хотелось.

— Виноват, товарищ полковник, — сказал я столь же громко, сколь прозвучало приказание «Встать!», — но я даже не знаю кто вы и уж тем более какой приказ вы отдавали.

— Я, — дважды Герой торжественно чеканил слова, как диктор московского радио, который вел репортаж о военном параде на Красной площади, — начальник гарнизона полковник Драгунский. Я отдал приказ, запрещающий офицерам находиться в столовой в шинелях. Почему вы этого не знаете?!

— Потому что прибыл сюда только сегодня утром.

Что— то разом изменилось в лице строгого начальника гарнизона: в глазах блеснула искра любопытства.

— С какой целью прибыли в гарнизон?

— Для участия в инспекторской проверке.

— Това-ари-ищ ста-арший лейтенант! — Драгунский вскинул черные брови и голос его звучал возмущенно. — Так почему вы здесь сидите?! Для членов комиссии отведен специальный зал. Прошу вас, пройдите туда!

— Спасибо, товарищ полковник. Я уже начал есть…

— Хорошо, доедайте здесь. Шинель можете не снимать. Но уж на обед прошу в зал комиссии…

Я понял: начальник гарнизона, он же командир танковой дивизии службу знал туго. Старший лейтенант для него — тьфу, кочка на дороге по сравнению с курганом Славы, на котором высился он — дважды Герой, но и о кочку можно споткнуться. Залупится такой проверяющий в обиде, наставит какой-нибудь роте «двоек» и потом объясняйся с высоким начальством, которое стоит над дивизией.

Не даром старинный военный анекдот рассказывал о том, как в пехотную дивизию царской армии приехал на инспекцию генерал-аншеф. Командир одного из полков, подав воинству команду «Смирно!» подскочил к генералу с рапортом:

— Ваше высокопревосходительство! Пехотный полк для проверки построен.

Генерал махнул рукой:

— Зачем проверять такой полк, если даже сейчас вижу в строю на левом фланге шевеление.

Сказал и прошел к драгунам. Там, также подав команду «Смирно», ему навстречу выскочил с рапортом другой полковник.

— Ваше высокопревосходительство, — доложил он. — Гусарский лейб-гвардии полк к проверке готов. — И сбавив голос, уже в полтона окончил. — Есть гусь жареный и четверть водки.

Генерал подкрутил ус и гаркнул весело:

— Здравствуйте, молодцы-гусары!

Больше с полковником Драгунским в ту поездку я не встречался. В дивизию понаехали генералы, и он оказывал знаки внимания им, а для генералов в столовом зале инспекции был выгорожен специальный закуток, они торопливо туда проходили мимо нас и скрывались за выгородкой. Уже оттуда до нас долетал рокочущий голос бравого начальника гарнизона.

В зале инспекции я сидел без шинели — там было тепло. И уже тогда сделал для себя вывод, что проще топить столовую, чем вести дисциплинарную войну с людьми, которые мерзнут в обеденном зале, запрещая им накидывать на плечи шинели.

Прошли годы. Уже в звании подполковника я приехал в командировку в Ереван, столицу советской Армении. Нужно было подготовить для газеты статью секретаря ЦК армянской компартии.

Остановился в гостинице в центре города в номере с видом на знаменитые ереванские поющие фонтаны. Весь день — с утра до вечера был занят делом. Возвращался в гостиницу в сумерки.

Однажды, войдя в вестибюль, увидел щеголеватого майора, который явно кого-то ждал. Оказалось — меня.

— Порученец начальника гарнизона, — представился мне майор. — Вас, товарищ подполковник, заехать к нему просит генерал.





Я взглянул на часы.

— Не поздно ли?

— Нет, генерал вас ждет.

Пришлось ехать.

В штабе армии меня сразу провели к командующему. Это был генерал-полковник Давид Драгунский — тот самый полковник из моей офицерской молодости, погрузневший, но так же щеголевато одетый с неизменными Золотыми Звездами на кителе.

Я не успел представиться, а генерал уже встал из-за стола.

— Нехорошо, Александр Александрович, (Драгунский, оказывается, даже знал как меня зовут! Судя по всему комендантская служба в его гарнизоне работала круто). Как же так? Приехал в мой гарнизон корреспондент «Красной Звезды» и ко мне не заходит. Вот сижу и гадаю: может он под меня копает?

Возмущение Драгунского было насквозь наигранным. Никакие каноны службы не требовали, чтобы приехавший в командировку в город корреспондент являлся к начальнику гарнизона. Достаточно было посетить комендатуру и отметиться там. Что я и сделал. Видимо из комендатуры и сообщили генералу о моем появлении в Ереване.

Затем наш разговор перешел в русло светской, ничего не значившей беседы. Порученец поставил на стол коньяк, блюдо с фруктами. Мы выпили по символической рюмке. Стали прощаться.

— В другой раз будешь здесь, заходи непременно, — генерал пожал мне руку и кивнул порученцу. Тот достал небольшую плетеную корзиночку, в которой лежала бутылка. Протянул мне.

— От меня лично, — сказал Драгунский. — Настоящий армянский. Другого у меня не бывает. Ведь у армян всего два легендарных героя — в древности был Давид Сасунский и вот теперь появился еще и Давид Драгунский.

Острота должно быть была уже давно проверена и обкатана, но генерал захохотал: она ему явно нравилась.

Я уехал, так и не напомнив Драгунскому о нашей первой встрече на Манжурке. Сперва возникло искушение сделать это, но при здравом размышлении я от идеи отказался.

В последний раз мы встретились в билетном зале железнодорожной кассы на улице Кирова (ныне Мясницкой) в Москве. Там приобретали билеты только офицеры центральных управлений министерства обороны и те, у кого на то имелось специальное разрешение службы военных перевозок.

В небольшом светлом зальчике у окна билетной кассы стояло несколько старших офицеров. В помещение вошел генерал-полковник. Это был изрядно постаревший, слегка обрюзгший и посеревший Драгунский, многоизвестный председатель антисионистского комитета советской общественности. В помятом и потертом кителе он уже не выглядел Героем с картинки, да и звезды на груди не светились жизнеутверждающим блеском. Однако привычку быть на виду генерал не потерял. Он подошел и встал в конец небольшой очереди. Все буквально остолбенели от такой простоты.

Какой-то полковник смущенно обратился к нему:

— Товарищ генерал, прошу подойдите к окну. Зачем вам очередь?

— Спасибо, я постою.

Полковник не мог отойти от шока.

— Товарищ генерал! Героям Советского Союза, полковникам и генералом здесь положено оформлять проездные без очереди. А вы обладаете всеми правами вместе взятыми — дважды Герой, генерал и полковник одновременно. Мы сейчас просто уйдем из очереди, если вы…

Драгунский расцвел улыбкой.

— Ну, если общественность настаивает, товарищи, я пройду без очереди. Прошу прощения, что заставлю вас подождать…

Он получил билет и ушел из кассы, оставив всех в шоковом состоянии. Когда дверь закрылась, некий майор, должно быть циник и скептик, изумленно тряхнул головой:

— Ну, арап! Кто он такой?

Несколько голосов подсказали:

— Неужели не узнал? Это был сам Драгунский. Начальник курсов «Выстрел»…

Уходит время, уходят люди, остается память. Будь я суверенным армянином, хранителем традиций страны Айястан, присвоил бы официально Драгунскому почетное звание Героя Армении и занес его фамилию в скрижали многострадальной армянской истории. Сам он себя таким искренне считал и этим гордился. А на месте российского железнодорожного начальства переименовал какой-нибудь глухой номерной разъезд на Манжурке, назвав его «Драгунским». Было бы это название памятным и звучащим с исконной русской военной строгостью.