Героиновые пули

— А скажу, ты простишь?

Она торговалась.

— Говори, черт с тобой!

— В аптеке беру, родненький… У Изольды.

— Кто она?

— Аптекарша, батюшка. Изольда Михайловна… Втянула меня в грешное дело, бог её покарает!

Власиху прорвало. Дробным речитативом, захлебываясь словами, она как духовнику на исповеди каялась Алексею в своих грехах. Называла себя старой дурой, кляла алчность, которая её обуяла, божилась, что никакого отношения к смерти Николая не имеет, что раньше он у неё брал «пустячки» со слабинкой, но давно перешел на новые, крепкие порошки, а где их брал, она знать не знает…

Окончив разговор, Алексей вышел в кухню. Власиха, шаркая тапочками без пяток, потянулась за ним. Алексей выгреб из коробок с продуктовыми надписями все содержимое и под причитания хозяйки спустил в унитаз. Вымыл руки под краном посудомойки. Вытер их носовым платком. Пригрозил вернуться и разнести к чертовой матери её гнездо, если узнает, что она снова занялась своим гнусным делом Хлопнул дверью и ушел.

Власиха жила в блочной пятиэтажке постройки шестидесятых годов. Дом окружали густые посадки тополей, которые плотным строем стояли вдоль узкой ленты асфальта, проложенной между зданиями. Поэтому Алексей не сразу заметил, что едва он вышел из подъезда, за ним из бокового узкого тупичка выехала машина — серенькая «Ока».

Будь это иномарка, он бы сразу обратил на неё внимание, но маленькая мышка, громыхавшая на каждой выбоине плохой подвеской, поначалу показалась ему безобидной. Тем не менее неясное чувство настороженности возникло, когда «Ока» дважды повторила за ним повороты, хотя выехать на магистраль ей было бы удобней другим путем.

Алексей шел медленно, опустив голову. Это давало ему возможность скосить глаза и видеть, что делается позади. «Ока» начала ему все больше и больше не нравиться. Он убеждал себя, что такой быстрой реакции на его разговор с Козликом и посещение Власихи быть не может, но неприятное чувство тревоги самоубеждением снять не удавалось.

Навстречу ему по проходу между домами бежали две девочки в одинаковых джинсовых курточках с яркими ранцами за плечами. Обе размахивали руками и весело хохотали. Алексей посторонился, пропуская их и бросил долгий взгляд назад. «Ока» ползла за ним, держась у самого бордюрного камня…

Неужели в самом деле за ним? Он решил это проверить.

Выбравшись на магистраль, он на ближайшем пересечении улиц свернул направо, затем — в первый переулок налево. «Ока» повторила оба его маневра и тащилась с черепашьей скоростью в отдалении.

На перекрестке у светофора Алексей поглядел через плечо и заметил за рулем «Оки» мужчину в черных очках и в черном берете. Тот сидел, судорожно вцепившись руками в руль и опустив голову, как коршун, поджидавший добычу.

Едва загорелся желтый свет, Алексей шагнул на проезжую часть, всем видом демонстрируя желание перейти улицу. Мотор «Оки» бешено взвыл. Машина резко рванулась вперед.

Не сделай Алексей своего шага сознательно с продуманным намерением, он мог бы стать для него роковым.

На рывок машины Алексей среагировал мгновенно и точно — отпрыгнул на тротуар и прикрылся столбом светофора.

Тип в черных очках оказался менее удачливым. Он не успел вывернуть руль. Машина перескочила бортовой камень и на всей скорости врубилась тупой мордой в металлический столб.

Тут же громко хлопнула дверца. Водитель выскочил из машины и бросился бежать через улицу. Проносившаяся мимо «Волга» на мгновение задержала его. Этим воспользовался Алексей. Опершись рукой о крышу «Оки» он одним махом перепрыгнул через машину и настиг беглеца. Схватил его за плечо, резко крутанул щуплое тело и толкнул на стену. Сгреб в кулак косицу, свисавшую на шею из — под берета, прижал лохматую голову к кирпичам.

В этот момент сильный удар обрушился на затылок Алексея. Тупо загудело в голове, ноги подкосились, и он с поворотом, будто собираясь ввинтиться в асфальт, осел на тротуар.

Когда сознание стало медленно возвращаться, Алексей увидел перед собой пожилого мужчину в потертом сером костюме, в очках. В руке он держал авоську с картошкой.

— Молодой человек, может вам дать валидол?

Вопрос поначалу прозвучал из далека и только слово «валидол» Алексей услышал нормально.

Кряхтя и опираясь о стену рукой, он приподнялся.

— Спасибо, не надо.

В голове звенело, но он уже оклемался.

Быстрый взгляд, брошенный по сторонам, ничего не заметил — ни машины, ни прохожих…

Кузьма Сорокин не любил убивать. Хотя по мелочам грешил, в драках морду противникам чистил как надо и отдуваться кое-кому после его кулаков приходилось неделями. Бывало такое. Как без этого. Ни в черта ни в бога Кузьма не верил, оставляя это право матери. Но иногда, встречаясь со взглядом святого на старинной иконе, которая стояла на тумбочке в комнате матери, он ощущал мистический трепет. Слишком уж пристально и скорбно смотрел на него угодник — то ли Креститель, то ли Пантелеймон.

Тем не менее Кузьма убивал. Как без этого обойтись, если ты при оружии и при деле? Разве кто-то может сказать, что забойщики скота на мясокомбинате грешны? Вон у евреев даже религия назначила такую профессию — резник. Так он что, убийца? «Голубые»… Тьфу на эти цвета! Нет, не «голубые», а «зеленые» горло рвут, чтобы не обижали бродячих псов и кошек. Кто-нибудь за это «зеленых» трогает? Пусть тешатся. Собаки и кошки ничейные, только бомжи на них могут позариться и сожрать. А вот попробуй «зеленые» поднять гвалт у ворот мясокомбината, посмотрели бы, что может произойти. Говядинку потребляют люди с деньгой и крепкими зубами. Они этих «зеленых» мигом перекрасят, чтобы не гавкали и не лезли куда не надо.

Вот и у Кузьмы профессия — ни одному «зеленому» не по зубам: крутая профессия.

Третий год Кузьма в деле. Как уволился из внутренних войск, где служил «винтовым попкой» и свечкой стоял на вышке, охраняя зону в Мордовии. Государство ему вручило автомат и дало право стрелять в тех, кто пересечет запретную линию. Эту линию само государство и нарисовало: от сих до сих зэк может ходить, а переступил черту — его ухондошат во имя порядка и общественного спокойствия. Закон всегда прав, особенно если он демократический.

Кузьма был хорошим винтовым: гордость своими правами не тешил, нужды тех, кто ходил за запретной чертой, понимал хорошо. Пару раз он доставал нужным людям «маслята» — золотистые автоматные патроны россыпью. Пару раз, повинуясь условному знаку, с вышки бросал посылочки в зону.

Потому, когда пришла пора уходить с действительной службы, люди добрые шепнули Кузьме адресок. Мол так и так, потребуется работенка, тебя устроят. В нынешней демократии дело найти не просто. Тем более такое, чтобы кормило и поило как надо — от пуза, до сытости.

Кузьма поначалу гордость выказал: он — воин, защитник Отечества, стоял под знаменами, как так, чтобы на него внимания не обратили? А ведь вышло, что никому он стал не нужен, едва слез со сторожевой вышки. Торчал бы на ней винтовым попкой, вонял в штаны после казенных щей и гороховой каши — считался бы человеком государевым. Но уж коли слез со скрипучей верхотуры, валяй, сам обустраивайся. В стране демократия и каждый волен искать дело и делать деньги по своему разумению.

И пошел Кузьма по незабытому адресочку. Его помяли, потискали, навели справки и взяли в дело.

В какое? Тут уж хрен вам, родненькие, обойдетесь без объяснений. Дело частное, коммерческое, а коммерция как известно требует строгой тайны. Слишком много вокруг пауков, готовых сосать соки из коммерсантов. Это конкуренты, это рэкет и, наконец, налоговая служба. Так что Кузьма прекрасно понимал значение секретов и даже режь его на кусочки, прижигай каленым железом — не расколется. А даже и расколется, многое из него не высыпется: положено знать Кузьме от и до, он только это и знает.

Обязанности у Кузьмы простые. Он инкассатор в частном деле. В назначенное время в назначенном месте ему передают пакет. В нем гроши. Какие? Кузьма не знает. Может рубчики, может баксы, ему о том не сообщают. Пакеты всякий раз толстые, плотно запечатанные. Кузьме в самом начале сказано: полюбопытствуешь, пеняй на себя. А зачем Кузьме любопытствовать? На кой ему это нужно? Ему отстегивают куда больше, чем получал полковник Черкашин, которому подчинялась целая бригада таких попок, каким был сам Кузьма.