Черный трибунал

— Может быть, потому, что на изготовление мужчины бог потратил банальную глину, грязь, а на женщину пошел благородный материал — ребро Адама. Потому она и более высокоорганизованна, чем мы с тобой. Это я заметил давно. Зато если такое совершенство природы сбивается с катушек, то уже безвозвратно. Мужика еще можно одолеть и свернуть на путь истинный. Бабу — нет. Коли она запивает или начинает колоться — это неизлечимо. Если становится во главе банды — более жестокого и хитрого атамана трудно найти...

Начальник областного управления внутренних дел полковник Сазонов сидел за рабочим столом, устало полуприкрыв глаза. На нездоровом, землистого цвета, лице лежала печать неимоверного утомления. События последних месяцев, а может быть, даже лет закрутили сотрудников милиции в таком крутом водовороте, что порой было неясно — машут люди руками из желания не утонуть или просто пытаются своим барахтаньем остановить бешеное кружение растущей преступности. Все чаще Сазонов с панической остротой ощущал свою беспомощность, и у него возникало не раз желание подать рапорт на

увольнение. Однако решительного шага он не делал. Удерживали от этого остатки благоразумия и трезвого расчета. До возрастной отметки, дававшей право на приличную пенсию, оставалось шесть месяцев, и их надо было протянуть во что бы то ни стало.

Прибавляло терпения обещание начальства в ближайшее время увеличить жалованье. Ежу понятно, что уходить в отставку лучше с высокого оклада, нежели с малого. Хотя, если подумать, что такое по нынешним меркам высокий оклад? Тысяча, две или пять? Ответить на подобный вопрос можно было, лишь заглянув в завтрашний день, а кто на такое ясновидение способен, коли рубль оказался в свободном падении и летит, летит, все еще не достигнув дна?

Добивало Сазонова и то, что такие же, как и он сам, замордованные обстоятельствами начальники постоянно звонили ему из столицы, то требуя невозможного, то наставляя в очевидном, то угрожая тем, чего боялись сами. Вот и сейчас генерал Уваров, московский куратор области, встревоженный сводками последних дней, давил на Сазонова весом своей должности и угроз:

— Почему у тебя вверх поперли убийства? Ты понимаешь, Василий Васильевич, что министр несколько раз спрашивал: «Может, старику Сазонову не по плечу его ноша?»

Сазонов держал трубку на отлете — подальше от уха: мембрана яростно гремела, и разгневанный голос Уварова был хорошо слышен на расстоянии.

— Ты меня понял, Сазонов? Или не слышишь?

— Слышу.

— Почему молчишь?

— Говорить не хочется, Степан Федорович. Поддержите по дружбе у министра. Как вспомнит о моей старости, вы ему бумажку: вот, мол, проект приказа. Подпишите. Я тебе в ножки поклонюсь.

— Ты это брось, Сазонов! — Голос генерала сделался вдруг на полтона мягче. — Коней на переправе менять — глупей глупого. Это не мой принцип. — Понял, — сказал полковник устало. — Я конь понятливый.

Генерал сделал вид, а может, и в самом деле не уловил язвительности ответа. Спросил озабоченно:

— Вы там хоть представляете, кто за этим потоком убийств стоит?

— Только догадываться можем, Степан Федорович. А так, чтобы выяснить до конца, нужно много людей и сил.

— И кто это, по вашим догадкам?

— Если честно, мне все равно. Даже радуюсь, что этот кто-то у нас существует.

— Ты хоть думай, что говоришь! — взорвался Уваров. — Страж закона!

— Чему-чему, а думать меня давно обучили, — огрызнулся Сазонов. — Не понимаю, что вас это так волнует. Мне лично в происходящем видится немало полезного.

— Ты здоров?! — Голос генерала звенел от напряжения.

— Вполне, Степан Федорович. Устал — это да. Но соображаю. Возьмите бумагу и запишите. Убиты — Сизов. Кличка — Компот. Пять судимостей. Акоп Галустян — пахан организованной преступной группировки. Проходил по трем терактам. Уголовник-рецидивист Никита Лобан. Вы о нем наслышаны. Тарас Паровоз — наемный убийца. Продолжать? Не надо? Так вот их всех за эти дни прибрали. Значит, кто-то планомерно делает то, что давно следовало сделать нашему закону. Лично меня это совсем не пугает.

— Слушай, Сазонов, — уже спокойнее сказал генерал, — ты думаешь, я вот так смогу изложить твои доводы министру? Какие мотивировки у этих убийств? Внутренние разборки?

— Можете докладывать, что так. Правда, я думаю, тут иное. Все названные лица, по моим предположениям, могут проходить как фигуранты по делу об убийстве полковника Буракова...

— Так, так, — оживился генерал. — Это уже интересно. Выходит, черное правосудие?

— Если есть желание, то можно называть и так...

— Не крути, Сазонов. Меня интересует не то, как что называть, а существо дела. Природа явления...

— По природе — это правосудие. По характеру приговоров — военно-полевой суд. Цвет меня в данном случае не волнует. Трибунал, а какой он — белый, зеленый, черный...

— Спасибо, понял. А что там у военных? На базе?

— Степан Федорович! — взмолился Сазонов. — Ну нам-то к ним чего лезть?! Пусть сами своими делами занимаются.

— Ладно, я здесь узнаю.

— Теперь все? — спросил Сазонов, готовый с чувством облегчения повесить трубку.

— Не спеши, — остановил его генерал. — Ты, надеюсь, понял, что официально я тебе выразил наше неудовольствие?

— Так точно.

— Вот и молодец. Теперь неофициально. Догадываешься, кто это черный трибунал правит?

— Догадываюсь. Но копать под них не станем. Лучше увольте.

— Речь о другом, Сазонов. Если этих мужиков встретишь, то дай мой телефон. Будут в Москве, пусть позвонят. Я им подскажу адресочки. Не мешало бы кое-что и у нас почистить...

Уваров засмеялся и, не прощаясь, повесил трубку. Сазонов с удивлением взглянул на телефон, пожал плечами и нажал на рычаг пальцем. Потом подвинул к себе папку со свежими рапортами и открыл ее.

Жизнь продолжалась.