Страница 7 из 16
— Мемуары адвоката Роксена, хотя они еще не написаны, несомненно, представляют интерес, — с ухмылкой перебил его Бульдозер. — Но вряд ли мы собрались здесь за тем, чтобы слушать их.
— Прокурор прав, — сказал судья. — Прошу господина Ульссона продолжать.
Бульдозер посмотрел на слушательницу, но она ответила таким прямым и смелым взглядом, что он, скользнув глазами по Рокотуну, судье, помощнику судьи и присяжным, снова уставился на обвиняемую. Ребекка Линд смотрела куда-то в пространство, словно для нее не существовали ни нудные бюрократы, ни зло, ни добро.
Бульдозер сложил руки на спине и заходил взад-вперед.
— Так-то, Ребекка, — приветливо произнес он. — То, что случилось с тобой, к сожалению, случается со многими молодыми людьми в наше время. Вместе мы постараемся тебе помочь. Кстати, ты не против того, чтобы я обращался к тебе на «ты»?
Девушка как будто не слышала вопроса, если это вообще можно было считать вопросом.
— С чисто юридической точки зрения перед нами простой и совершенно очевидный случай, так что особенно дискутировать тут нечего. Уже когда решался вопрос о мере пресечения, выяснилось…
Рокотун явно был погружен в размышления о Заире или еще о чем-то в этом роде, но тут он вдруг выхватил из внутреннего кармана пиджака большую сигару, прицелился ею в грудь Бульдозера и воскликнул:
— Протестую. Ни я, ни какой-либо иной адвокат не присутствовали, когда выносилось постановление о взятии под стражу. Этой девушке, Камилле Люнд, говорили тогда, что она имеет право на защиту?
— Ребекке Линд, — поправил его помощник судьи.
— Да, да, — нетерпеливо произнес Рокотун. — Следовательно, заключение под стражу было незаконным.
— Ничего подобного, — возразил Бульдозер. — Ребекку спросили, и она ответила, что это не играет роли. Правильно ответила. Потому что, как я сейчас покажу, дело яснее ясного.
— Итак, уже заключение под стражу было незаконным, — решительно заключил Рокотун. — Требую занести мой протест в протокол.
— Хорошо, будет сделано, — сказал помощник.
Он играл в основном секретарскую роль, так как некоторые судебные залы в старых зданиях не были оснащены магнитофоном.
Бульдозер исполнил перед присяжными маленький пируэт, не преминув поглядеть каждому из них в глаза.
— Может быть, теперь мне будет позволено продолжить изложение дела, — сказал он, улыбаясь.
Рокотун рассеянно созерцал свою сигару.
— Итак, Ребекка, — продолжал Бульдозер с подкупающей улыбкой, которую охотно пускал в ход, — давай-ка теперь попытаемся правдиво и четко разобраться, что произошло с тобой двадцать второго мая и почему. Ты ограбила банк, несомненно, по недомыслию и в приливе отчаяния, и ты применила насилие против полицейского.
— Я возражаю против оборотов, употребляемых прокурором, — вмешался Рокотун. — Кстати, об оборотах. У меня был учитель немецкого языка, так он…
Его мысли явно витали где-то далеко.
— Если защитник молча предастся своим воспоминаниям, — сказал Бульдозер, — мы по крайней мере сбережем немного времени.
Несколько присяжных рассмеялись, но Рокотун важно произнес:
— Я протестую против позиции, которую господин прокурор занял по отношению ко мне и этой девушке. И вообще, мои мысли и духовная жизнь его не касаются. Господину прокурору не мешает быть поскромнее. Он не какой-нибудь Уинстон Черчилль, который мог позволить себе сказать о политическом противнике: «Мистер Эттли — скромный человек, так у него есть все основания для скромности».
Реплика адвоката на мгновение озадачила судью, но затем он кивком предложил Бульдозеру продолжать.
Прокурор рассчитывал потратить на изложение дела минут десять, от силы пятнадцать, но Рокотун, невзирая на замечания судьи, перебил его целых сорок два раза, причем большинство его комментариев казались совершенно непонятными.
Например:
— Я заметил, что господин прокурор с вожделением поглядывает на мою сигару. Это напоминает мне одну историю, будто бы на Кубе девушки на табачных фабриках из-за сильной жары сидят голые и скручивают сигары на собственном бедре. И будто бы так делаются наиболее изысканные сигары. Скорее всего, это выдумка.
— Это имеет отношение к рассматриваемому делу? — устало справился судья.
— Как сказать, — ответил Рокотун, уподобляясь оракулу.
— Что вы подразумеваете?
— Мне кажется, что прокурор, мягко выражаясь, не всегда придерживается существа вопроса.
Бульдозер, который никогда не курил, на миг был сбит с толку. Однако он тотчас обрел равновесие и как ни в чем не бывало, жестикулируя и ухмыляясь, довел до конца изложение сути дела.
Вкратце оно сводилось к следующему. Около двух часов двадцать второго мая Ребекка Линд вошла в помещение банка в районе Мидсоммаркрансен и направилась к одной из касс. На плече у нее висела большая сумка, которую она положила на стойку, после чего потребовала денег. Кассирша заметила, что девушка вооружена большим кинжалом, и нажала ногой кнопку вызова полиции. Одновременно она принялась укладывать в сумку пачки ассигнаций, всего на сумму пять тысяч шведских крон. Прежде чем Ребекка Линд успела покинуть помещение со своей добычей, прибыла первая из патрульных машин, направленная к месту происшествия полицейским штабом. Патруль в составе двух полицейских ворвался с оружием наготове в помещение банка и обезоружил грабительницу. Во время возникшей потасовки деньги высыпались из сумки на пол. Полиция схватила грабительницу и доставила ее на Кунгсхольмен. При этом задержанная оказала отчаянное сопротивление и повредила мундир одного из полицейских. Потасовка продолжалась и во время перевозки задержанной. Грабительницу, оказавшуюся восемнадцатилетней Ребеккой Линд, сначала сдали дежурному, а оттуда перевели в специальный отдел, занимающийся банками. Ей тотчас объявили, что она задержана по вескому подозрению в вооруженном ограблении банка и сопротивлении властям. На другой день, после скоропалительного разбирательства в городском суде, ее взяли под стражу.
Бульдозер Ульссон признал, что при этом были обойдены некоторые юридические формальности, но подчеркнул, что чисто технически это не играло никакой роли. Ребекка Линд сама безучастно отнеслась к предложению вызвать адвоката, к тому же она сразу призналась, что пришла в банк за деньгами.
Рокотун презрительно фыркнул и объявил, что у Ребекки Линд не было никаких средств к существованию.
Все начали посматривать на часы, но Бульдозер Ульссон не любил перерывов и поспешил вызвать своего первого свидетеля, кассиршу Черстин Франсен.
Допрос продлился недолго и в основном подтвердил то, что уже говорилось.
— Когда вы поняли, что речь идет об ограблении? — спросил Бульдозер.
— Как только она положила сумку на стойку и потребовала денег. Потом я увидела нож. Страшный такой нож, вроде кинжала.
— Почему вы положили ей деньги в сумку?
— У нас есть указание, чтобы мы в таких случаях не оказывали сопротивление, а выполняли требование грабителя.
Все верно. Банки не желали рисковать тем, что придется платить пожизненную ренту и крупные суммы в возмещение ущерба пострадавшим служащим.
Казалось, громовой раскат сотряс почтенный зал. Но это просто рыгнул Гедобальд Роксен. С ним это нередко случалось и послужило одной из причин его прозвища.
— Есть ли вопросы у защиты?
Рокотун отрицательно покачал головой. Он старательно выводил на листе бумаги какие-то буквы.
Бульдозер Ульссон пригласил следующего свидетеля.
Вошел Кеннет Квастму и с натугой повторил слова присяги. В Швеции недостаточно просто поднять руку и сказать «клянусь».
Некоторое время ушло на то, чтобы выяснить, что свидетель — сержант полиции, родился в Арвике в тысяча девятьсот сорок втором году, служил на патрульной машине сперва в Сольне, потом в Стокгольме.
Дальше все было проще. Бульдозер опрометчиво предложил свидетелю:
— Рассказывай своими словами.
— Что рассказывать?
— Все, что произошло.