Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 51

Инга явно испытывала слабость к штампам. Можно было составить список фраз и оборотов, которыми она обычно пользовалась, и продать его как пособие для истощенных от потуг журналистов. Что-то вроде шпаргалки. Книга должна называться: «Умеешь говорить — умеешь писать».

Вот о чем размышлял Мартин Бек.

— О чем ты думаешь, папа? — спросила Ингрид.

— Ни о чем, — машинально ответил он.

— Я с весны не видела, чтобы ты смеялся.

Мартин Бек оторвал взгляд от клеенки, на которой были изображены танцующие гномы, и попытался с улыбкой посмотреть на дочь. Ингрид прекрасная девушка, но это тоже не повод для смеха. Ингрид встала и пошла за учебниками. Когда отец надел пальто и шляпу, она уже ждала его, держась за дверную ручку. Он взял у нее портфель. Это был старый, потертый кожаный портфель, облепленный цветными эмблемами ООН.

Это тоже была привычка. Он нес портфель Ингрид точно так же, как десять лет назад, когда она в первый раз пошла в школу. Разница лишь в том, что тогда он держал ее за руку. Маленькую, горячую и вспотевшую ручку, дрожащую от возбуждения и страха. Когда он перестал водить ее за руку? Он не помнил.

— На Рождество ты точно будешь смеяться, — сказала она.

— Неужели?

— Да. Когда увидишь мой рождественский подарок. — Она нахмурила брови и добавила: — Я даже не представляю себе, чтобы можно было не смеяться.

— Кстати, а ты что хотела бы получить?

— Лошадь.

— А где ты ее поставишь?

— Не знаю. Но мне хочется иметь лошадь.

— Знаешь, сколько она стоит?

— К сожалению, знаю.

Они расстались.

На Кунгсхольмсгатан его ждали Гюнвальд Ларссон и расследование, которое при всем своем желании нельзя было назвать профессиональным. Хаммар был настолько тактичен, что подчеркнул это не далее как вчера.

— А как там с алиби у Туре Асарсона? — поинтересовался Гюнвальд Ларссон.

— Алиби Туре Асарсона является одним из самых надежных в истории криминалистики, — сказал Мартин Бек. — В критический момент он произносил речь в присутствии двадцати пяти человек. И находился в городской гостинице в Сёдертелье.

— Ага, — печально принял к сведению Гюнвальд Ларссон.

— Кроме того, с твоего позволения, выглядит не очень логичным предположение, будто бы Гёста Асарсон не заметил собственного брата, садящегося в автобус с автоматом под плащом.

— Кстати, насчет плаща, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Он должен был быть очень просторным, если под ним удалось спрятать тридцать седьмую модель. Скорее всего автомат лежал в чемоданчике.

— Тут ты прав.

— Да, иногда и я бываю прав.

— Нам просто повезло, — сказал Мартин Бек, — что вчера вечером ты оказался прав. В противном случае хорошо бы мы сейчас выглядели. — Он ткнул в сторону собеседника сигаретой и добавил: — Но в один прекрасный день ты влипнешь в нехорошее дело, Гюнвальд.

— Не думаю, — ответил Гюнвальд Ларссон и, тяжело ступая, вышел из кабинета. В дверях он столкнулся с Колльбергом, который торопливо уступил ему дорогу и, покосившись на широкие плечи Ларссона, спросил:

— Ну, как там наш живой таран? Раздосадован?

Мартин Бек кивнул. Колльберг подошел к окну.

— Черт бы побрал все это, — вздохнул он.

— Она по-прежнему живет у вас?

— Да, — ответил Колльберг. — Но только не говори: «Так, значит, ты устроил себе гарем», потому что герр Ларссон уже выразился именно так.

Мартин Бек чихнул.

— Будь здоров, — сказал Колльберг. — Я еле сдержался, чтобы не выбросить его в окно.

Мартин Бек подумал, что Колльберг один из немногих, кто, пожалуй, способен на что-то в таком духе.

— Спасибо, — сказал он.

— За что?

— Ты ведь сказал: «Будь здоров».

— Верно. Мало кто знает, что нужно поблагодарить. У меня как-то был такой случай. Один фоторепортер избил свою жену и вышвырнул ее голую на снег, потому что она не поблагодарила его, когда он сказал ей: «Будь здорова». Это было в канун Нового года. Естественно, он был пьян. — Колльберг немного помолчал, потом медленно сказал: — Из нее больше ничего нельзя вытянуть, я имею в виду Осу.

— Мы уже знаем, чем занимался Стенстрём, — сказал Мартин Бек.

Колльберг с изумлением уставился на него.

— Знаете?

— Да. Он занимался убийством Терезы. Это совершенно ясно.

— Терезы?

— Да. Тебе не пришло это в голову?

— Нет, — сказал Колльберг. — Не пришло, хотя я просмотрел все дела за последние десять лет. Почему ты ничего мне не говорил?

Мартин Бек задумчиво смотрел на него и одновременно грыз кончик авторучки. Они думали об одном. Колльберг выразил их мысли словами:

— Видно, не все можно передать с помощью телепатии.

— Вот именно, — сказал Мартин Бек. — Кроме того, тот случай с Терезой шестнадцатилетней давности. И ты никогда не участвовал в том расследовании. По-моему, единственный, кто остался с тех времен, так это Эк.

— А ты уже просмотрел дело?

— Да нет. Только перелистал. Там две тысячи страниц протоколов. Все документы находятся в Вестберге. Поедем туда?

— Да. Нужно освежить это дело в памяти.

В автомобиле Мартин Бек сказал:

— Ты все же, вероятно, достаточно помнишь это дело, чтобы понять, почему Стенстрём занялся именно Терезой?

Колльберг кивнул.

— Да. Потому что оно было самым трудным из всех, которыми он мог заняться.

— Да Оно было самым трудным и необъяснимым. Он хотел показать всем, на что он способен.

— И позволил застрелить себя, — сказал Колльберг. — О черт! Какая же между этими делами связь?

Мартин Бек не ответил, и больше они уже не разговаривали. Только после того, как они приехали в Вестбергу, остановились перед зданием управления полиции и вышли под снег с дождем, Колльберг сказал:

— А дело Терезы можно было бы раскрыть? Теперь?

— Мне трудно представить себе это, — ответил Мартин Бек.

XXV

Колльберг, тяжело вздыхая, вяло и без всякой системы просматривал скоросшиватели с рапортами.

— Наверное, понадобится неделя, чтобы все это перерыть, — сказал он.

— Как минимум. Главные обстоятельства тебе известны?

— Нет, даже в общем.

— Здесь где-то имеется резюме. Впрочем, я сам вкратце расскажу тебе об этом деле.

Колльберг выразил согласие. Мартин Бек, роясь в бумагах, сказал:

— Данные ясные и однозначные. Очень простые. В этом-то и состоит трудность.

— Начинай, — поторопил его Колльберг.

— Утром десятого июня одна тысяча девятьсот пятьдесят первого года, другими словами, более шестнадцати лет назад, один человек, который искал потерявшегося кота, обнаружил в зарослях около стадиона «Штадсхаген» на Кунгсхольмене труп женщины. Она была голая, лежала на животе с вытянутыми вдоль туловища руками. Вскрытие показало, что ее задушили и что она умерла приблизительно пять дней назад. Труп хорошо сохранился; вероятно, он лежал в холодильнике. Характер преступления несомненно свидетельствовал об убийстве на сексуальной почве, однако из-за того, что прошло много времени, при вскрытии не удалось установить со всей определенностью, была ли она изнасилована.

— Что, как правило предшествует убийству на сексуальной почве.

— Да. С другой стороны, результаты осмотра места преступления указывали на то, что труп мог лежать там максимум двенадцать часов. Потом это подтвердил свидетель, который накануне вечером проходил мимо этих кустов и не мог не заметить труп, если бы он там лежал. Затем нашли нитки и обрывки материи, указывающие на то, что труп перевозили завернутым в серое одеяло. Стало ясно, что место, где нашли труп, не идентично месту, где было совершено убийство, и что в кусты положили именно труп. Причем не потрудившись прикрыть тело мхом или ветками. Да, кажется, это все… хотя нет, еще две особенности. Перед смертью она в течение многих часов ничего не ела. Никаких следов убийцы, как-то: отпечатки пальцев и тому подобное — не обнаружено. — Мартин Бек перевернул страницу и просмотрел машинописный текст. — Убитую женщину опознали еще в тот же день. Это была Тереза Камарао, двадцати шести лет, родившаяся в Португалии. Она приехала в Швецию в одна тысяча девятьсот сорок пятом году и в том же году вышла замуж за своего земляка Энрике Камарао. Он был на два года старше нее и служил радистом в торговом флоте; сойдя на берег, он стал радиотехником. Тереза Камарао родилась в Лиссабоне и, по данным португальской полиции, была родом из хорошего дома, из семьи, пользующейся всеобщим уважением. Верхний слой среднего класса. Она приехала сюда на учебу, которую немного отложили из-за войны. Однако учиться она не стала, а вместо этого вышла замуж за Энрике Камарао, с которым здесь познакомилась. Детей у них не было. Материально обеспечены неплохо. Жили на Торсгатан.