Оракул

ОРАКУЛ

Частный детектив Ярослав Кузнецов, известный под оперативным псевдонимом Ярила, с тяжким, исходящим из самого нутра вздохом оглядел обшарпанные стены офиса и перевел глаза на монитор. Увы, компьютер ничем его не порадовал, ибо хранящаяся там информация не представляла особого интереса. Дела сыскной конторы шли не то что плохо, а просто из рук вон. Клиенты упрямо игнорировали даровитого сыщика, доверяя разрешение своих проблем то правоохранительным органам, то вообще черт знает кому. Возникшая критическая ситуация грозила полным и окончательным разорением, закрытием агентства и безработицей владельцу и единственному сотруднику. Вступая на стезю частного сыска, после того как его вышибли с третьего курса юридического института, Ярослав никак не предполагал, что его авантюра закончится столь плачевно. Создавалось впечатление, что и воры у нас перевелись, и мужья перестали изменять своим женам. Пресса, как электронная, так и печатная, утверждала обратное, пугая и без того встревоженного обывателя валом преступности, захлестнувшим страну, но Кузнецов не верил уже никому, в том числе и журналистам. Эти всегда готовы раздуть из мухи слона, тем более что последнего можно продать дороже.

Шум у входной двери заставил детектива потянуться к курительной трубке, но, увы, ему и в этот раз не повезло. В помещение вошел не клиент с туго набитым бумажником, а всего лишь Аполлон Кравчинский, незадачливый литератор и старый, еще со школьных времен друг Ярослава. Подозревать Аполлошу в материальном достатке – непроходимая глупость, ибо непризнанный гений перебивался случайными заработками да пособием, нерегулярно получаемым от прижимистых родителей, похоже, уже махнувших рукой на свое непутевое чадо. Во всяком случае, они заметно сократили субсидирование в расчете, что сия радикальная мера заставит неразумного поэта взяться за ум. Кравчинский горел желанием оправдать надежды родителей и удовлетворить собственные неуемные амбиции, но пока ему везло еще меньше, чем сыщику. И стихи его не печатали, и написанный в горячке роман не вызвал интереса у издателей. По мнению Кузнецова, лучшей участи эта постмодернистская чушь и не заслуживала. И вообще: хочешь заработать, пиши детективы. Кравчинский после недолгого размышления правоту старого друга признал, но, к сожалению, пока что никак не мог подобрать подходящего сюжета и возлагал все надежды на Ярослава, которого претензии литератора, да еще в столь критический момент, раздражали не на шутку.

– Нет у меня для тебя сюжета, – огрызнулся в сторону гостя расстроенный хозяин. – Можешь ты это понять?

– Ну а воспоминания о славном боевом прошлом? – вопросительно посмотрев на приятеля, поинтересовался Кравчинский, присаживаясь к столу.

Славное боевое прошлое у Ярилы имелось, но вот вспоминать он о нем не любил, хотя и не считал проведенное в горах время потерянным. Все-таки кое-какого жизненного опыта он там поднабрался. Но делиться этим опытом с Аполлошей, благоразумно откосившим от армии по причине то ли плоскостопия, толи воспаления хитрости, он не собирался. Приятеля Ярослав не осуждал, ибо полагал, что наша доблестная армия ничего не потеряла в лице Кравчинского, и чем меньше в ней будет таких, с позволения сказать, пацифистов, тем крепче станут ее ряды. Аполлоша успел окончить институт, правда, почему-то строительный, и считал, что время его триумфа уже не за горами.

Появление заполошного Ходулина, Коляна или Коляша по дворовой кличке, прервало вспыхнувшую в офисе дискуссию о смысле бытия. Колян был профессиональным шалопаем, не склонным к философскому осмыслению действительности и занятым по большей части поисками земных радостей вроде банки пива в жаркий день или раскованной девахи в ночную пору. На потуги своих приятелей добиться успеха на избранных поприщах он смотрел иронически, уверяя, что ничего путного из этого все равно не выйдет, а нагрянувшая старость беспощадно отомстит честолюбцам за бесцельно растраченные молодые годы. Впрочем, вся собравшаяся в офисе троица не перешагнула еще рубеж семидесятипятилетия на троих и о старости могла рассуждать только гипотетически.

– Выручай, Ярила! – выдохнул в изнеможении Ходулин и зашарил глазами по столу в поисках спиртного.

Однако Кузнецов ни водки, ни пива в офисе не держал из принципа, ну и за тем, чтобы не приваживать к рабочему месту склонных к неуемному потреблению горячительных напитков приятелей, которые запросто могли превратить солидное детективное агентство в забегаловку.

– Бог подаст, – усмехнулся Кузнецов, глядя на страдающего с похмелья гостя без всякого сочувствия.

– Я не про водку. – Ходулин тяжело рухнул на стул. – Нуждаюсь в помощи профессионала.

– Обокрали, что ли? – удивился Кравчинский, мучительно соображая, что же такого ценного могли взять воры у не склонного к пошлому накопительству Коляна.

– Обокрали, – со вздохом подтвердил Ходулин, – только не меня, а родную тетю, которой я обязан буквально всем.

– Подожди, – нахмурился Кузнецов. – Это какая же тетя?

– Деревенская, естественно. Можешь себе представить: за неделю у нее увели целых два самогонных аппарата. Старушка в слезах, я в панике. В смысле– исхожу сочувствием. Не откажи, детектив, в помощи. Найди и покарай супостата и аспида.

Кузнецов разочарованно откинулся на спинку стула. Возникшая было надежда поучаствовать в расследовании серьезного дела растаяла в дымке раскуренной снобом Аполлошей толстенной сигары. Сам Ярослав не курил, а трубку на столе держал как атрибут профессии, справедливо полагая, что детектив без курительной трубки, как поэт без музы, обойтись не сможет.

– Зря ты так легкомысленно к этому относишься, – укорил детектива Ходулин. – Для моей бедной тетки самогонный аппарат – это как «мерседес» для банкира. Да что там «мерс» – сейф с деньгами. В деревне без самогона нельзя – ходовая валюта.

– Не лишено, – задумчиво произнес Кравчинский. – Самогоноварение – безусловное зло. Однако, принимая во внимание тяжелое материальное положение владелицы подпольного заводика, суд наверняка проявит к ней снисхождение.