Крылья Урагана

Драконьи игры, думал Хэл, делая пометки в своем блокноте. Человеческие игры.

Вроде войны...

Большинство студентов не было ни такими неловкими, как еще недавно был Хэл, ни столь блестящими, как Сэслик или Дэмиен.

Минта Гарт трудилась упорно, усердно и невозмутимо. Фаррен споро осваивал новое ремесло, и у него всегда была наготове какая-нибудь шутка. Точно так же, к легкому разочарованию Хэла, обстояли дела и у Вэда Феччиа, несмотря на его страх перед драконами.

Эв Ларнелл тоже схватывал все довольно быстро, несмотря на долгие колебания, прежде чем осваивать что-то новое. Хэл был рад, что никому не рассказал об обмане Эва относительно своего якобы большого летного прошлого, хотя несколько инструкторов вслух выражали свое удивление, почему он учится медленнее, чем следовало бы человеку с его опытом.

Другие курсанты, которые не проявили никаких способностей, были без лишнего шума, но оперативно отчислены из школы. Их пожитки исчезли вместе с ними, а матрасы лежали скатанными, как будто никто на них и не спал.

Были в их рядах и другие потери...

Хэл как раз вел своего дракона на ипподром, когда до него донесся драконий рев. Он увидел сэра Бранта Калабара, хлещущего по шее своего зверя, который, громко хлопая крыльями, оторвался от земли.

Крылья дракона забили быстрее, он стремительно набирал высоту. Но, очевидно, недостаточно быстро для Калабара, поскольку тот продолжал бить великана рукояткой хлыста. Хэл слышал, как он что-то крикнул, но не смог разобрать слов.

Дракон поднимался практически вертикально вверх, замедляя полет.

Потом сложил крыло и описал полукруг, устремившись обратно к земле.

Калабар выпустил поводья из рук, бешено замолотил руками и, истошно крича, полетел с высоты пятисот футов. Он рухнул на землю в центре одного из тренировочных кругов с тошнотворным стуком, прозвучавшим как приговор, точно мешок зерна, сброшенный с телеги.

Хэл первым подбежал к нему. Калабар лежал неподвижно, его глаза смотрели прямо в небо. Похоже, во всем его теле не осталось ни одной целой косточки.

Его дракон кружил наверху, трубя, и Хэлу подумалось, что в его криках отчетливо звучит торжество.

После смерти Калабара за неделю погибли и были похоронены еще двое курсантов. После их похорон Гэредис повел себя так, как будто ничего не случилось, только принялся еще суровее гонять курсантов, заставляя их проводить в воздухе все больше и больше времени.

– Сдается мне, они что-то затеяли, – пошутил Фаррен, после чего все стали вести себя как Гэредис, а троих погибших перестали вспоминать, будто их вообще не было.

Так в драконьих войсках зародилась эта жутковатая традиция.

Среди прочего курсантам пришлось узнать и о том, что бывают такие дни, когда дракон просто отказывается подниматься в воздух. Похоже, никто не знал, отчего так происходит, включая и самого Гэредиса, который рассказал, что это было одной из трудностей в его довоенном аттракционе.

– У тебя собралось полно народу, а дракон в своей повозке просто упрется – и все. Самое лучшее, что можно сделать, – это оставить его в покое или кормить всякими лакомствами, пока это настроение не пройдет.

Одна девушка не прислушалась к его советам и продолжала досаждать своему дракону. Зверюга зашипела и, прежде чем хозяйка успела отскочить, щелкнула зубами, отхватив ей руку почти по самое плечо.

– Хм, а мне и в голову не приходило, что можно так ловко увильнуть от сражений на том берегу пролива, да еще, надеюсь, и неплохую пенсию получить, – заметил Фаррен, и после этого все стали относиться к своим драконам с чуть большей почтительностью.

С тех пор как дела с полетами у Хэла наладились, он проводил со своим драконом куда больше времени, чем все остальные, хотя по-прежнему отказывался дать ему имя. Хэл не спускал его с привязи, но теперь цепь была не такой короткой, и он часто уводил великана прочь из лагеря, в окружавшую его рощу. Похоже, любая непогода была зверю нипочем – хлестал ли его кожистую шкуру ветер или поливал дождь.

Как-то раз Сэслик застала его что-то рассказывающим дракону и сказала, что он уже хватил лишку.

Подумав, Кэйлис согласился с ней, в особенности когда ему стало казаться, что дракон начал движениями лап и шипением отвечать ему.

– А сейчас, – сказал сержант Ти, – сержант Кэйлис расскажет нам, как рочийские драконы подкрадывались к его патрулям. Это новый тактический прием, и мы получили приказ начать обучение вас этой тактике, поэтому вы и видите на том конце поля чучела на соломенных лошадях. Каждый из вас сейчас поднимет своего дракона в воздух и попытается подлететь на нем как можно ближе к чучелу. Попытайтесь дать понять вашему дракону – только не спрашивайте меня как, – чтобы он схватил всадника и сорвал его с коня. Хватать всадника вместе с конем тоже не возбраняется. Только осторожно, смотрите не свалитесь на землю.

И, сменив тон, скомандовал:

– Первый Кэйлис! Выходите и покажите нам хороший пример.

– Разрешите обратиться, сержант! – сказал Фаррен.

– Слушаю.

– Я не имею ничего против того, чтобы убивать ро-чийцев. В конце концов, зачем я здесь, если не за этим. Но это хватание не кажется мне особо выгодным делом. Дорогой всадник на дорогом драконе, рискующий всем ради того, чтобы стащить какого-то болвана с коня и подставить свое горло ближайшему лучнику. Или дать ему шанс утыкать стрелами своего дракона, что вряд ли ему понравится.

Ти заколебался, дав Хэлу достаточно времени, чтобы вспомнить о катапультах, которыми отгоняли рочийских драконов, напавших на патруль, когда он возвращался из своей последней разведки.

– Приказ есть приказ, – без особой убежденности ответил наконец Ти. – Но я передам ваше мнение лейтенанту Гэредису.

Фаррен взглянул на Хэла, скорчив гримасу. Кэйлис слегка кивнул и побежал к дракону.

Хэл и Сэслик занимались любовью каждый раз, когда им удавалось улизнуть, что случалось не так уж часто. Обучение шло все интенсивнее, и Кэйлису казалось, что он ощущает зловонное дыхание войны, надвигающейся на него ближе и ближе.

Ударили зимние морозы, и полетное время сократили. Но, несмотря на это, Хэл надевал на себя все обмундирование, которое у него было, и упрямо поднимал своего зверя в небо – туда, где за холодными облаками, не давая никакого тепла, поблескивало бледное солнце.

Его дракон, не слишком довольный поначалу, в конце концов согревался, и они летали, огибая огромные, похожие на кипы хлопка, облака, а иногда и ныряя в них с риском быть подхваченными ветрами, скрывающимися в их мягкой белизне.

Хэлу нравилось рисковать, особенно когда они спускались на землю, фут за футом снижая высоту в надежде, что под ними не прячется в облаках скала.

Однажды Хэл вынырнул из облака, очутившись всего в нескольких футах над вздымающимися волнами, а утесы, на которых располагался лагерь, расплывчатым пятном серели где-то вдалеке.

Это было опасно, но он учился на этих опасностях.

И, как однажды сказала Сэслик: гибель в полете, возможно, не такая и славная, зато таких похорон пожелает себе любой.

– Вот и все, – однажды на утреннем построении объявил Гэредис. В воздухе пахло весной. – Мы больше ничему не можем вас научить. Теперь вы – всадники на драконах.

Послышались изумленные восклицания, а потом курсанты разразились аплодисментами. Шума было столько, будто его создавала толпа, а не девятнадцать человек, доживших до выпуска.

Гэредис за свой собственный счет заказал маленькие золотые значки в виде драконов и раздал их курсантам, велев приколоть их к форме и носить над любыми наградами, которые они заслужат.

– Желаю вам всей удачи, которая есть на свете, – сказал сержант Пэтрис. – Я горжусь тем, что помог сделать из вас настоящих солдат.