Крылья Урагана

Маг трижды повторил какой-то жест, направленный в сторону рочийских рубежей, и каждый раз Хэл ощущал удар грома, хотя никакой молнии он не видел.

Ветер сменил направление на противоположное, потом улегся, и сквозь плотные облака проглянуло солнце.

Колдун, должно быть, наводил защитные чары против вызванной неприятелем магической бури.

Сизые облака, мчавшиеся над головой, остановились, и с неба, точно гигантская стрела, ударил солнечный луч.

А потом маг вскрикнул. Хэл вздрогнул, увидев, как он пошатнулся, судорожно швырнул толстенный фолиант в воздух и принялся раздирать на себе одежду.

Свечи вдруг заполыхали, как факелы, пламя охватило двух подмастерьев, метнулось, будто живое, и протянуло огненную рыже-черную руку к колдуну.

Он что-то истошно кричал, возможно, заклинание, но огненная магия была сильнее. Она одерживала над ним победу, и в конце концов его тело окутало бушующее пламя. Он рванулся куда-то, но упал, пытаясь сбить с себя огонь.

Хэл нырнул в свое укрытие, чтобы не видеть этого, но до него донеслись новые крики, и он отважился выглянуть. Все люди на валу, солдаты и подмастерья, корчились в предсмертной агонии.

Буря забушевала с новой силой.

На следующий день на рассвете рочийцы пошли на штурм.

В тот день они атаковали трижды, с длинными приставными лестницами под прикрытием лучников, затаившихся в руинах. И каждый раз их удавалось заставить отступить, причем в последний – при помощи котлов с кипящей смолой.

Два дня все было тихо, потом рочийские солдаты принялись сооружать массивный деревянный шлюз для прохода к стенам. Пытаясь поджечь шлюз, на него обрушили из котлов пылающую смолу, но крыша сооружения была покрыта звериными шкурами, которые постоянно смачивали водой.

Деревянная змея подползала все ближе и ближе к тому участку стены, который охранял Хэл, пока не уперлась в стену.

Вскоре оттуда начали доноситься глухие удары, и пошли слухи, будто рочийцы ведут под стену подкоп, чтобы разрушить ее.

– Ну-ка, молокососы, слушайте внимательно, – рявкнул Сэнкрид Броуда.

Пять десятков солдат мгновенно притихли.

Броуда, офицер, был для них всех, зеленых рекрутов, и ужасом, и загадкой в одном лице. Он был закаленным в боях ветераном с иссеченным шрамами лицом и жилистым телом. Он не был приписан к кавалерийской части Хэла, и форму он тоже не носил. Носил же он кожаные штаны, такие заскорузлые от грязи, что они, должно быть, могли стоять сами по себе, желтую рубаху, которая, наверное, когда-то, еще до начала войны, вполне могла быть белой, и кожаную куртку, даже еще более грязную, чем штаны. На ногах у него было что-то вроде домашних тапочек, а длинные седые волосы были перехвачены шелковым шарфом. Вооружен он был тяжелым молотом, и Хэлу пару раз довелось видеть, как он, оскалив в пугающей ухмылке гнилые желтые зубы, пускал его в ход против рочийцев, забравшихся на «его» стену.

Никто не знал, почему он оказался их командиром, но факт этот все знали твердо, и было полное ощущение, что упаси боги даже просто задавать по этому поводу вопросы. Хотя никто из них пока не видел, чтобы он сделал что-то более страшное, чем просто рявкнул на своих подчиненных.

– У меня здесь официальный документ от наших правителей, благослови их боги и награди их монаршими чирьями на задницах, – продолжил Сэнкрид. – Там по-всякому хвалят вас, балбесов, за то, что вы находитесь в самом опасном месте в Паэстуме, защищая тонкую границу между варварством и цивилизацией, тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля... Я тут немного подсократил, потому как нам нужно скорее выяснить, что делать дальше, а если я стану читать всю эту чушь, вы у меня со скуки сдохнете. В общем, они там все страшно вами гордятся, что вы стоите насмерть, даже когда эти сучьи дети рочийцы роют подкоп прямо у нас под ногами.

Он помолчал, и все, сами того не осознавая, прислушались. Донесшийся снизу шум рочийских лопат был очень явственным.

Короче говоря, эти правящие ослы там, во дворце, – презрительно подвел итог Броуда, – хотят, чтобы вы расхаживали по стене, пока она не рухнет к чертям, а. потом погибли славной смертью на обломках, сдерживая рочийцев, пока не подоспеют другие войска и не отгонят их. Тогда они будут вами довольны. Он усмехнулся.

– Всякие придурки будут считать вас героями. Возможно, в честь ваших мертвых молодых задниц даже назовут какой-нибудь бульвар, если мы в этой идиотской войне победим. Так вот, этому не бывать. Сейчас четверо добровольцев отправятся на стену и будут следить, чтобы никто из этих сук к нам пока не залез. Это ты, ты, ты и ты. Марш на стену.

Четверка удалилась.

– Оставшиеся отойдут вон туда, в тот старый склад. Укроются от непогоды и все такое. Когда рочийцы подожгут фитили в этой своей шахте – глядите, чтобы никто не вздумал сделать какую-нибудь глупость, помереть, к примеру. Вместо этого нападете на них, поганцев. То-то, поди, они удивятся.

Пауза. Затем он решил, что личный состав все уяснил, и ободрил:

– Вот и славненько. А теперь офицеры позаботятся о своих отрядах и отведут их под прикрытие. Поспите там. Отдохните и поешьте, потому как, я мыслю, очень скоро здесь станет жарковато. Да. Нужны еще четверо добровольцев, которые будут слушать, когда закончат рыть подкоп. Ты, ты, ты и ты. За мной.

Хэл оказался одним из четверки. Он послушно последовал за Броудой к основанию башни. Старик подобрал связку факелов, при помощи кремня зажег один и принялся спускаться по узким, затянутым паутиной ступеням. Хэла окружали сырые каменные стены.

Звон лопат стал громче.

– Не шумите тут, – велел Броуда. – Похоже, эти болваны считают, что делают все это дерьмо в тишине, а мы тут – ни сном ни духом, что происходит.

Он фыркнул.

Ступени привели их в небольшую камеру. Стук стал доноситься не снизу, а откуда-то спереди – очень близко.

– Ладно, – сказал Броуда. – Ваш пост здесь. Двое слушают внутри, двое отдыхают снаружи. Будете слушать, когда они перестанут копать. Как я уже говорил вам, а вы, скорее всего, уже благополучно забыли, – когда они прекратят рыть, то будут готовы отойти и поджечь свои фитили, или что они туда засунули, чтобы обрушить туннель, а вместе с ним и нашу стену. Будете ждать, когда все утихнет, а после этого поживее выметайтесь отсюда, бегите наверх и ищите меня. Да не считайте ворон, а будьте начеку, вдруг учуете запах дыма или что-нибудь в этом же роде.

– И чтобы никакой засранец не смел мне разыгрывать тут из себя полоумного героя, – пригрозил он напоследок, и Хэлу показалось, будто его глаза сверкнули в темноте. – Если кто-нибудь окажется настолько тупым, что позволит себя убить, я лично с него шкуру спущу. Уяснили?

Почему-то ни одному из четверых слова Броуды не показались ни глупыми, ни смешными.

Ожидание тянулось еще полтора дня. Хэл дал зарок, что если выберется из этой мясорубки живым, то будет жить где-нибудь на дереве или под кустом, но ни за что больше по собственной воле не пойдет под крышу, не говоря уже о подземелье вроде этого, с крысами – и людьми, желавшими его смерти и неумолимо подкапывающимися все ближе и ближе.

Он вполне мог бы жить в своей постылой деревне, стать рудокопом и погибнуть в шахте во время обвала, если уж его непременно должна была постигнуть такая судьба.

С ним не должно было такого произойти. Он был... ну, собирался стать, всадником на драконе. Только бы остаться в живых, а если уж погибать, то пусть это произойдет хотя бы при свете солнца. Он даже собрался помолиться, но не мог вспомнить ни одного бога, в которого верил бы.

А вот его товарищ, похоже, верил, поскольку вполголоса взывал к множеству богов сразу. Хэлу казалось, что даже жрецу не под силу чтить столько богов одновременно.

При виде чужого страха он сам несколько оправился от собственного и толкнул напарника, велев заткнуться.

Тот – возрастом младше Хэла – подчинился.