Маска чародея

Все чернокожие мужчины были одеты в туники без рукавов длиной до колена, сшитые из ярко-голубой ткани и украшенные разноцветной вышивкой; круглые широкополые шляпы, серебряные или бронзовые браслеты, ожерелья, множество колец… Мне дали такую же тунику, настолько просторную, что она больше напоминала ночную рубашку, но не предложили ни шляпы, ни украшений. Я сел с ними у костра и разделил походный обед: хлеб, сыр, копченое мясо, какие-то чересчур сладкие сушеные фрукты, которых я прежде не пробовал, немного вина. От вина меня потянуло в сон, но кто-то разбудил меня, встряхнув за плечи.

– Ты должен рассказать нам о себе, – сказал старший. Он назвался Арнегазадом, что на языке его народа, как он объяснил, означало «газель».

Я не сдержался. Должно быть, с головой у меня было не все в порядке. Я засмеялся.

– Что в этом смешного? – спросил он, впрочем, не рассердившись.

– Я еще никогда не встречал никого, кому бы на столько не подходило его собственное имя.

Действительно, этот коренастый, крепко сложенный мужчина совсем не походил на газель.

Подавшись вперед, он пристально посмотрел мне в глаза.

– А как насчет тебя? Тебе подходит твое имя?

– Меня зовут… – Я поймал себя на том, что едва не назвал ему свое тайное имя Цапля, но потом понял, что оно уже перестало быть тайным, и мне не угрожает никакая опасность, если я заявлю, что такой тощий мальчик, как я, сильно напоминает бредущую по воде цаплю. Я не знал, что сказать. Я лишь покачал головой и, обхватив колени руками, принялся раскачиваться взад-вперед.

– Меня зовут Секенр. Но я не знаю, что это значит.

Арнегазад усмехнулся, сверкнув золотыми зубами:

– По крайней мере, я понимаю значение собственного имени. Значит, я в выигрыше – ты так не думаешь?

Я лишь кивнул головой, уставившись в песок.

Какое-то время вопросов больше не было, так как кто-то попытался расчесать мне волосы щеткой. Один за другим, они трогали мои волосы и брали их в руки, словно рассматривали редкий шелк. Этим людям прямые волосы длиной до пояса, должно быть, казались таким же чудом, как и мои невероятные шрамы. Они, без всякого сомнения, считали меня уродом, посланным им Небесами, чудным зверенышем, которого они в ближайшем будущем смогут изучить.

Меня это совершенно не волновало. Я слишком устал. Даже легкая пища тяжким камнем легла мне на желудок. Я бы свалился лицом в огонь, если бы кто-то не подхватил меня.

Той ночью мне снилось, что я по-прежнему Дитя Терна и по-прежнему распят на дереве – шипы пронзили мое тело под ключицами, поймав, как рыбу на крючок. Я истекал кровью и стонал, слабо дергаясь на шипах. Кровь фонтаном брызгала у меня изо рта. Дитя Терна видело сон, что он мальчик Секенр, спящий в лагере у добрых иноземных врачей из экзотической страны на берегу Великой Реки. Секенру снилось, что он Дитя Терна.

На следующее утро, едва рассвело, я проснулся и, пока остальные спали, тихо сидел в одиночестве, наблюдая, как солнце поднимается над рекой, и пытаясь понять, кто я: Секенр, очнувшийся ото сна, или Дитя Терна, спящее и видящее сон. Я совсем ни в чем не был уверен. У меня просто не было доказательств. Возможно, я по-прежнему распят на дереве, и мне лишь снится, что я пишу эти строки.

Я ехал верхом на верблюде, сидя перед Арнегазадом, или, вернее, почти у него на коленях.

– Ты поедешь с нами и дальше, Секенр?

Я подумал о том, что жребий брошен – сразу вспомнилась «никогда не кончающаяся игра магов», как назвал ее один из источников, танал-мадт. Мне вспомнилась и Сивилла, плетущая свой узор.

– Я ведь уже… Я…

– Но ты же не пленник, Секенр. Ты можешь уйти от нас, как только пожелаешь. Мы направляемся в Город-в-Дельте, где, как нам известно, заболел царь, и обещана громадная награда врачу, который сумеет вылечить его.

Рыба в заводи советовала мне отправиться в Город-в-Дельте, если, конечно, весь тот эпизод не был моей галлюцинацией, плодом больного воображения.

– Я тоже направляюсь туда.

Арнегазад сжал мое плечо, а потом по-дружески встряхнул.

– Значит, решено. Ты будешь нашим товарищем в дороге, Секенр.

«Царь? – подумал я про себя. Какой царь? Царица Хапсенекьют вышла замуж?» Но тут я понял, что, к своему глубочайшему стыду, не имею ни малейшего представления, какой сейчас год, так как путешествовал во времени и в том, и в другом направлении. Но слишком раскрывать свои карты мне не хотелось. И я не спросил об этом.

Когда на следующий вечер мы разбили лагерь, я решил рассказать кое-что о себе – далеко не все, разумеется, но вполне достаточно, чтобы убедить Арнегазада, что я сошел с ума. Тогда он попытается вылечить меня. Возможно, это ему даже «удастся». Парадоксальная вещь, подумал я, как можно излечить от правды?

Но он полностью переиграл меня.

– Это мои братья, Дельрегазад и Кедригазад. – Оба они поклонились и сели у костра по обе стороны от меня. Мне представили и всех остальных: двоюродных братьев, коллег и даже ученика, Каримазада, который ушел напоить верблюдов. Они рассказали мне о своей родной стране Тсонгатоко, что переводится на наш язык как Страна Черных Деревьев. Почему она так называется, я узнал гораздо позже. Тсонгатоко лежит далеко за Южной Пустыней, или Пустыней Белого Огня, где побывало всего несколько жителей Страны Тростников.

Путешественников, считая и ученика, было четырнадцать. Первое впечатление не обмануло меня – они действительно были порядочными людьми, хорошими врачами, учеными. Они отправились в путь, чтобы вылечить царя Дельты.

– Но как в такой дали вы узнали, что он болен?

В разговор вступил Дельрегазад. Он был моложе и стройнее своего брата Арнегазада, и лицо у него было уже. Было очевидно, что он страшно напряжен, как-то чересчур серьезен.

– Волшебник увидел в своем зеркале, что царь медленно угасает день ото дня.

– А у вас в стране есть такие зеркала? – небрежно спросил Арнегазад, словно этот вопрос только что пришел ему в голову. Но это, без сомнения, было неправдой. Он выжидающе улыбнулся, однако в то же время в его улыбке сквозило и легкое самодовольство, словно он заранее знал, что я собираюсь сказать.

– Да, – совершенно спокойно ответил я. – Я и сам волшебник.

– В самом деле? – переспросил Дельрегазад.

Ход перешел ко мне. Я рассказал многое о своих приключениях, многое, но далеко не все. Я полностью опустил все, что случилось в Школе Теней, как и то, что я когда-то был богом. Воспоминания перемешались у меня в голове, как краски на палитре. Понять что-либо из моего бессвязного рассказа было весьма сложно. Закончил я признанием, что долгое время спал в гробнице.

Повисло молчание. Я слышал, как ночные птицы перекликаются друг с другом.

Арнегазад долго недоверчиво рассматривал меня и в конце концов спросил:

– А на чем специализировался твой отец?

– Специализировался?

– Каждый чародей, как ты сам сказал, выбирает себе свою собственную уникальную область магии. Какая была у него?

Его вопрос поразил меня. С одной стороны, я никогда по-настоящему не думал об этом. С другой, редко думал о чем-то еще.

– Мне кажется, – поразмыслив, все же ответил я, – он специализировался на предательстве. Входил в доверие к другим. Учился у них. Использовал их в собственных целях, потом убивал, если ему это было выгодно.

– Но, – заметил младший брат, Дельрегазад, – разве не все чародеи поступают точно так же?

Остальные со страхом посмотрели на меня. С виду я казался им обычным ребенком, но ведь я сам только что признался в том, что я убийца. Я был не просто волшебником, которые часто бывают белыми магами или даже святыми, а черным магом, чародеем, от которого, без сомнения, не стоит ожидать ничего хорошего.

– Да, – сказала я, – но для отца убийство превратилось в смысл жизни, давно перестав быть просто средством для достижения цели. Он возвысил его, превратив в своего рода искусство.

– Ах, – выдохнул Дельрегазад, садясь на свое место.