Победная песня

— О, Солнце! О, вы, всесильные светила! Помогите нам отыскать мою мать и мою сестру, помогите уберечь их от опасности!

На опушке рощи мне все же удалось понять причину бегства женщин. На протоптанной животными тропе я разглядел отпечатки лошадиных копыт поверх следов, оставленных бизонами. Я подозвал Орлиную Голову и показал ему на тропу.

— Ха! Отряд воинов! Надо спешить! Вперед!

Милей дальше долина реки круто сворачивала к западу. В этом месте следы бизонов и лошадей разделились: бизоны поскакали в южном направлении, следы лошадей вели дальше по тропе.

Кони несли нас сквозь заросли. Вдруг из ивняка, окаймлявшего тропу, появилась Та, Которая Летает, и мы остановили коней. Ее глаза были расширены от страха, и, когда Орлиная Голова спрыгнул с коня и обнял ее, ее стала бить такая сильная дрожь, что слова ее было трудно разобрать:

— Вражеский отряд — восемь всадников — мы увидали их — успели вскочить на коней — они спугнули бизонов, которые побежали за нами — моя лошадь не могла скакать быстро — мать велела мне спрятаться здесь — она вместе с моей лошадью поскакала дальше — она сказала, что скачет быстрее, чем враг, и доберется до вас первой…

— Оставайся здесь, пока мы не вернемся за тобой, — сказал Орлиная Голова, вновь садясь в седло. — Но если до ночи мы не вернемся, беги в лагерь и, смотри, прячься среди деревьев.

— Хорошо, брат, — ответила она и добавила, когда мы уже были готовы пришпорить коней: — У них лошади нашего племени: старая пегая кляча Белой Антилопы и рыжая Большого Бегуна.

Значит, мы могли надеяться догнать их. Мы поняли, что они совершили набег на табун, пасшийся у нашего лагеря, и в спешке угнали упряжных и вьючных лошадей.

Струйки пота прочертили борозды на раскрашенном лице Орлиной Головы; от волнения его глаза приобрели дикий блеск: он потерял рассудок от тревоги за мать. Я тоже беспокоился: и за нее, и за нас самих. Понукая коней, мы пытались наверстать минуты, потраченные на Ту, Которая Летает. Мы не теряли следов вражеских воинов, и наконец» подъехав к броду, мы увидели, что на его противоположной стороне камни еще не обсохли от воды, стекавшей незадолго до этого с их лошадей.

— Держись, держись! — кричал мне Орлиная Голова. — Мы нагоняем их!

— Держусь! — храбро кричал я в ответ, но на самом деле я вовсе не был уверен в счастливом исходе погони: всего двое — против восьмерых!

Солнце клонилось к западу, но мы уже настигали их. Покинув долину реки, мы вырвались на равнину и увидали индейцев. До них оставалось около полумили, и такое же расстояние отделяло их от женщины, рядом с лошадью которой неслась лошадь ее дочери. Она мчалась по дуге, намереваясь вновь приблизиться к реке, но расстояние между ней и ее преследователями уменьшалось, так как они неслись ей наперерез. Мы последовали прямо за ними.

Наши кони были в мыле, но с вражескими лошадьми дело обстояло не лучше, к тому же они были не такими резвыми, как наши. Постепенно мы нагоняли их. Беглянка обернулась и поняла, что враг скоро настигнет ее. Внезапно она остановилась, развернула коня, пересела на другую лошадь и снова рванулась вперед. На все это ушло совсем немного времени, но преследователям хватило его для того, чтобы приблизиться к ней на расстояние выстрела. Однако они не открыли огонь; было ясно, что они намерены схватить ее живой. Эта цель поглотила их настолько, что они не замечали, что расстояние между нами сокращается.

Когда нас отделяло от отряда не более трехсот ярдов, один из них оглянулся и увидел нас. Мы тут же открыли пальбу, почти не целясь и едва успевая передергивать затворы винчестеров. Они тоже принялись обстреливать нас. При первых же наших выстрелах один из них ткнулся головой в землю, у другого задело лошадь, но всадник ловко выпрыгнул из седла и приземлился на ноги. Потом конь Орлиной Головы, издав почти человеческий вопль агонии, рухнул на землю, придавив ему правую ногу.

— Я освобожу тебя! — крикнул я, спрыгивая с лошади.

— Нет, продолжай стрелять! Я сам освобожусь, — прокричал он в ответ.

Один из всадников продолжал преследовать Бросающую Копье, остальные же принялись кружить вокруг нас, стреляя на скаку. Индейца, чью лошадь сразила пуля, не было видно. Я не сомневался, что он подползает к нам в зарослях шалфея, чтобы точнее прицелиться. Именно этот невидимый ползущий враг представлял главную опасность. Стремясь уберечься от пуль скачущих стрелков, я одновременно шарил глазами по окрестным зарослям, надеясь, что неосторожное движение выдаст его присутствие.

Несмотря на то, что мы тщательно целились в кружащих вокруг нас всадников, нам не удавалось поразить ни их, ни их коней. Вражеские пули щелкали по камням и ветвям, иногда под самым нашим носом. Наконец пуля размозжила голову моей лошади. Пока она оседала на землю, мне удалось спрыгнуть и скорчиться рядом с ней, чтобы укрыться от того, кто, хоронясь в шалфее, медленно, но упорно полз в нашу сторону. Меня трясло от возбуждения.

Орлиная Голова ободрил меня твердым голосом:

— Не бойся! Целься хорошо, убивай их!

Я, не отвечая, продолжал осыпать пулями ближайшего всадника, огромного индейца в каких-нибудь двухстах пятидесяти ярдах от меня. Паля в нас из своей однозарядной винтовки и размеренно перезаряжая ее, он распевал какую-то песню. Всем своим видом он, казалось, говорил: «Ты все равно умрешь!»

Орлиная Голова потом рассказывал мне, что он тоже стрелял только в него. То ли он, то ли я все-таки попал в его лошадь, раздробив ей переднюю ногу. Она споткнулась, попыталась удержаться на трех ногах, но это ей не удалось. Индеец вывалился из седла и нырнул в заросли, чтобы, как его товарищ, подползти к нам поближе. Я чувствовал, что нам скоро наступит конец. Ощущение было отвратительным.

Продолжая стрелять, я поискал глазами Бросающую Копье и ее преследователя. Он неотвратимо приближался к ней. Скоро он поравняется с ней и схватит ее. Она станет его рабыней. Ужасной, о, ужасной будет ее участь!

Я выпустил во всадников еще две пули и промахнулся. Ползущие к нам враги ничем не выдавали себя. Скоро они до нас доберутся. Я в отчаянии загнал в магазин винтовки последние четыре патрона, думая про себя, что использовать их все мне уже не удастся. Тщательно целясь, я стрелял в скачущих индейцев и неизменно промахивался. Посылая в ствол очередной патрон, я снова взглянул в сторону Бросающей Копье и ее преследователя — и не поверил собственным глазам.

— Орлиная Голова, Орлиная Голова! — завопил я. — Мы спасены! Смотри!

Неподалеку от Бросающей Копье из расщелины вылетело сорок-пятьдесят всадников, которые неслись теперь к ней, крича и размахивая руками. Завидя их, ее преследователь резко развернул коня и припустил в сторону своих собратьев, которые перестали кружить вокруг нас и сбились в кучу, издавая возбужденные крики.

— Наши воины! Мы спасены! — радостно провозгласил Орлиная Голова.

Оба отставших без коней индейца вскочили вторыми седоками за спины своих товарищей, и все они поскакали прочь, бешено размахивая плетьми, стремясь укрыться в овражке к югу. Орлиная Голова и я выпустили в их сторону последние патроны, но опять мимо. А наши воины уже приближались к нам, испуская радостные вопли, с явным намерением настигнуть ускользающего врага.

Наконец появилась и Бросающая Копье. Соскочив с лошади и смеясь и рыдая одновременно, она принялась обнимать и целовать Орлиную Голову, потом бросилась ко мне, приговаривая при этом:

— О, как могущественно, как великодушно Солнце! Оно послало воинов нам на выручку, оно спасло нас!

Орлиная Голова подбежал к лошади убитого нами воина и схватил ее за уздечку. Странно, подумал я, что ни один из наших врагов, лишившихся скакуна, не попытался спастись бегством на ней.

— О, вы спасены! Но удалось ли вам поразить врага? — спросила Бросающая Копье.

— Одного, — ответил Орлиная Голова. — Это я убил его. Вот, смотри. — И с этими словами он подскочил к убитому головорезу и оскальпировал его, а потом забрал все, что на нем было: карабин «спрингфилд», ленту с патронами, нож и совсем новый головной убор из перьев.