Страница 3 из 52
Когда уже на берегу мы стали пробираться среди стоявших там индейцев, со всех сторон зазвучали приветствия и суждения на наш счет. Мужчины говорили, что мой дядя выглядит как настоящий вождь, что его облачение именно таково, каким и должно быть у белого вождя. А женщины восклицали, обращаясь к моей «почти-матери»:
— О, Тситсаки! Как чудесны твое платье и твоя шаль! Вот бы нам одеться как ты и пойти на угощение вместе с твоим вождем на огненную лодку!
В это же время молодые люди обращались ко мне:
— Привет, Ататойя, брат!
Я улыбался и отвечал:
— Ок-йи Ап-а-мак-ан! (Приветствую тебя, Бегущая Ласка!) — Или называл по имени другого встречного.
Таким образом мы прошли через толпу и взошли по трапу на палубу. Нас встретил капитан Марш и провел в столовую. Он усадил дядю справа от себя, слева посадил Тситсаки, а дальше — меня. И каким же нас угостили обедом, приготовленным французским поваром-креолом из Луизианы и подававшимся официантом-негром (от которого Тситсаки испуганно отстранялась всякий раз, когда он проходил мимо ее стула)!
Дядя и капитан Марш немного поговорили о войнеnote 13 . Она шла далеко от нас, и мы мало ею интересовались. Капитан рассказал о многочисленных поселенцах, появившихся в долине Миссури в Небраске и Айове, которые бьют и гонят оттуда большие стада бизонов, и заметил, что опасается, как бы они не приплыли и в нашу страну.
— Ну нет, этого опасаться не стоит, — заявил дядя — Они знают, что здесь совсем неподходящий край для фермерства. Ведь у нас выпадает слишком мало дождей. А они не охотники и потому остановятся ниже по реке, в Айове.
Однако время показало, что капитан был прав. Через двадцать лет поселенцы прибыли в Монтану, уничтожили бизонов и положили конец кочевой жизни индейских племен, заперев их в резервациях. И хорошо, что мы не могли предвидеть этих великих перемен — мы были счастливы в своей уверенности, что на верхней Миссури сохранится прежний порядок вещей.
Еще я припоминаю, что на том обеде на десерт подали чудесный сливовый пудинг. После этого мы с Тситсаки оставили мужчин беседовать дальше, а сами отправились бродить по кораблю. На закате мы вернулись в форт, где на большом дворе наши работники затеяли танцы для матросов. В сумерки в центре площади был разожжен огромный костер, и под звуки скрипки началась пляска. И что это была за музыка, как весело и красиво она звучала! По словам дяди, в давние времена эпохи Луи XIII она была завезена к нам через Новый Орлеан и Квебек эмигрантами из Франции. Годами она передавалась на слух от скрипача к скрипачу без изменения малейшей ноты, пока наконец не зазвучала и здесь в торговом форте, в двух тысячах миль от границы цивилизации.
Наши работники были, главным образом, французскими креоламиnote 14 из Сент-Луиса и Нового Орлеана или чистокровными франко-канадцами, которые перешли к нам из большой северной меховой Компании Гудзонова Залива. Почти все они были женаты на женщинах-пикуни. Им были свойственны темперамент и музыкальность, что сильно отличало их от американцев и англичан. Они очень ценили все прелести жизни. И как следили они за украшением своей одежды! Их кожаные наряды были красиво расшиты их терпеливыми женщинами. У каждого мужчины был яркий кушак, обернутый вокруг талии; с одной его стороны висел нож в вышитых бисером ножнах, а с другой — броско расшитая сумка с трубкой и табаком. На ногах у них были пестрые мокасины.
Их женщины не уступали им в нарядах: платья из красного, желтого, ярко-зеленого или голубого шерстяного сукна, исключительно яркие шали, обильно украшенные бисером мокасины. На них было надето множество драгоценностей, а в длинные черные косы вплетено множество ярких и широких шелковых лент.
И что за картину представляли они, танцуя в свете костра кадрили, лансье и менуэты! И как мужчины подскакивали перед своими партнершами, поднимали и закручивали их вокруг себя! Рука об руку с Тситсаки я вступил в этот круг и присоединился к танцу лансье. Мне кажется, что аплодисменты, которые мы получили по окончании, свидетельствовали о нашем успехе.
Вдруг я обратил внимание на невысокую красивую девушку, сидевшую на самом краю освещенного костром круга в своем скромном кожаном платье, поверх которого было накинуто белое одеяло. Это была Отаки (Женщина-Горностай), сестра Питамакана, иногда нас навещавшая.
— Пойдем, — сказал я, подходя к ней и беря за руку. — Давай потанцуем!
— Но я же не умею! Я никогда не пробовала танцевать как белые! — воскликнула она, вся Дрожа.
— Ты не должна говорить «нет». Пойдем же! — настаивал я.
И вот, сбросив накидку, она робко взяла меня за руку, и мы присоединились к танцующим кадриль. К моему удивлению она сделала всего одну или две маленькие ошибки. Когда мы закончили танец, ее глаза сияли и она счастливо улыбалась.
— О, какое это удовольствие! — выдохнула она. — Насколько это лучше наших танцев пикуниnote 15 . О, Ататойя! Еще! Потанцуй со мной еще.
И мы танцевали лансье, менуэт и еще раз кадриль. Работники и их женщины следили за нами и отпустили нам немало комплиментов. Это было восхитительно, и нас просто переполняли радость и гордость.
Спустя некоторое время, когда мы уже отдыхали вне круга танцующих, я вдруг спросил ее:
— О, Отаки! Согласишься ли ты стать моей женой, хотя бы в будущем?
— О да! Да! — ответила она, нежно взяв меня за руку.
— Ты обещаешь? Ты готова поклясться в этом перед Солнцем?
— Я никогда не думала ни о ком, кроме тебя, — сказала она.
А затем, подняв руку вверх, прошептала:
— О, Солнце! О, Высшие! Я говорю Вам то же, что сказала стоящему сейчас рядом со мной, Ататойе. Никто, кроме него, не будет моим мужем.
В это время к нам подошел один из служащих, плававших на наших судах, и объявил:
— Томас Фокс, твой дядя зовет тебя.
Я крепко пожал руку Отаки и пошел через двор в контору. Там я застал дядю и капитана Марша на стульях, обтянутых бизоньей кожей, курящих и чувствующих себя так комфортно, как только могло быть в тех условиях.
— Томас, — начал дядя. — Мы с капитаном Маршем обсудили дела Компании.
Note13
По-видимому, речь идете Гражданской Войне между Севером и Югом (1861-65).
Note14
Креолы (то же, что метисы) — дети от смешанных браков европейцев с индеанками.
Note15
Традиционные индейские танцы, как правило, носят ритуальный характер и изначально не предназначены для увеселения.