Апок, зазыватель бизонов

Широко раскрытыми глазами впивался я во мрак и, полуоткрыв рот, напряженно прислушивался. Кто испугал кролика? Койот или лисица? Нет! Я бы услышал шорох в траве. «Человек, враг, прячется в темноте», – сказал я себе.

Но, как назло, в эту минуту Сюйяки окликнула меня:

– Сын мой, иди, мы приготовили тебе поесть!

Я не ответил. «Зачем она кричит так громко?»– с досадой подумал я.

Снова она меня окликнула, еще громче, чем в первый раз:

– Иди же к костру, сын мой!

Едва замер ее оклик, как из темноты донесся голос:

– О, мое родное племя! Не стреляйте! Я иду, иду!

И к костру подбежала маленькая старушка, закутанная в кожаную шаль, расшитую иглами дикобраза. В руке она держала котелок, наш медный котелок! Я бросился ей навстречу и, посмотрев внимательнее, убедился, что вижу ее впервые. Кто это – человек или призрак?.. Или, быть может, наши враги хотят заманить нас в ловушку? Нет! Только люди нашего племени могут говорить на языке пикуни так, как говорила она!

Старуха бросила котелок на землю, опустилась на колени подле Сюйяки и, обняв ее, воскликнула:

– О, какое счастье после всех этих долгих зим быть снова с вами, людьми моего родного племени! О, говори! Скажи мне что-нибудь. Я хочу снова услышать родную речь.

Сначала Сюйяки отталкивала старуху, пыталась высвободиться из ее объятий, но вдруг сама ее обняла и закричала:

– Я тебя узнала, хотя ты и стала совсем старой! Я тебя узнала по этому шраму около рта: ты Асанаки11. Много лет тому назад, когда мы заключили на одно лето мир с кроу, ты вышла замуж за одного из них.

– Да, да! Это я! А ты… ты… О, столько зим прошло, и мы обе состарились. Я не знаю, кто ты.

– Сюйяки.

– Ты – Сюйяки! Мы были подругами. Вместе играли. О, Сюйяки, пожалей меня! Я так несчастна! – воскликнула незнакомая старуха.

– Не горюй, – сказала ей наша «почти мать». – Сейчас мы поедим, а потом ты нам расскажешь, как это случилось. что спустя столько зим мы встретили тебя здесь.

Сестра протянула мне мясо, приходившееся на мою долю, но обе старухи были так взволнованы встречей, что забыли о голоде.

– Расскажи нам, расскажи, как очутилась ты здесь совсем одна, – попросила Сюйяки.

– Я чувствовала, что должна вернуться к людям моего племени и умереть среди них, – ответила старуха. – Мой муж был добрый человек, я его любила, умер он месяц тому назад. Был у меня один сын, сильный и смелый. Прошлым летом, купаясь со своими друзьями в реке Лось, он вдруг вскрикнул и пошел ко дну – «подводные люди» увлекли его в свои владения. Когда умер мой муж, я поняла, что не могу больше оставаться с кроу. Кто они мне? Я их ненавидела. О пикуни они всегда говорили дурно, называли их трусами, ничтожными людьми. Как-то проходила я мимо вигвама, где пировали и курили вожди, и один из них крикнул:

– Ха! Пикуни? Они – трусливые псы!

Услышав это, я так рассердилась, что отодвинула занавеску у входа, заглянула в вигвам и сказала:

– Если пикуни – трусы, почему не вернетесь вы в долину реки Миссури, откуда они вас выгнали? Ведь это ваша страна, не так ли? Она принадлежала вашим отцам. Ну так отнимите же ее у трусливых пикуни.

Я опустила занавеску и побрела дальше, а они в ответ не сказали мне ни слова и долго сидели молча. Я их пристыдила.

У моего мужа было много родственников. Когда он умер, они забрали всех его лошадей и все имущество, а мне оставили одну старую лошадь. Как-то ночью села я на эту лошадь и поехала на север отыскивать родное племя. Вскоре после того, как я переправилась через реку Лось, лошадь пропала; на ночь я ее привязала, а проснувшись на рассвете, увидела, что лошади нет. Должно быть, она оборвала веревку и вернулась к своему табуну. Я продолжала путь пешком, питалась сушеным мясом, а потом ловила белок и поджаривала их на костре.

– О, неужели тебе не страшно было скитаться одной? – спросила моя сестра.

– Не страшно, но очень тяжело. Я боялась умереть раньше, чем найду родное племя. И я бы умерла, если бы не посчастливилось мне встретиться с вами. Когда я переправлялась через Миссури, плохо связанные бревна моего плота разъехались, и их унесло по течению, а вместе с ними и мою поклажу – лук, кремень, нож и веревку, из которой я делала силки для белок. Я повисла на одном из бревен; меня едва не унесло к порогам, но в конце концов я добралась до берега.

– Давно это было? – спросил я.

– Четыре дня тому назад.

– А мы переправились через Миссури пять дней назад. Приди ты на день раньше – ты бы нашла все племя около устья Солнечной реки, – сказала ей Сюйяки.

– А где же остальные? Где они? Почему вы остались здесь?

– Племя идет на север торговать с белыми людьми; через сорок шесть дней оно вернется к устью этой реки, – ответил я и предложил ей продолжать рассказ.

– Я потеряла кремень и не могла разводить огонь. И не было у меня веревки для силков. Тогда я начала голодать. Я бродила по ущельям и отыскивала съедобные коренья. Однажды, когда я отдыхала, вблизи послышались голоса. Я пробралась через кустарник и увидела, как вы втроем сдираете шкуру с оленя. Я не могла расслышать, на каком языке вы говорите; я думала, что вы – враги, люди, пришедшие из-за гор. Когда вы ушли, я взяла острый камень и отрезала ногу оленя. Поев сырого мяса, я пошла по вашим следам: я хотела узнать, кто вы. Ногу оленя я взяла с собой. Я старуха и вижу плохо. Скоро я потеряла ваш след. Долго блуждала я по лесу, но не могла напасть на след…

– Когда ты вышла на просеку, я тебя увидел и принял за врага, – перебил я. – Мы от тебя бежали.

– Вот почему я никого не нашла у костра! – воскликнула она. – Я боялась подойти к нему и долго ждала. Наконец я подкралась ближе, когда угли еще тлели, и первое, что я увидела, был ваш блестящий желтый котелок. О, как я обрадовалась этой находке! У меня был огонь, я могла приготовить суп. Схватив котелок, я побежала к реке и наполнила его водой. Потом я раздула тлеющие угли и бросила в котелок кусок мяса. Пока варился суп, я поджарила кости и съела мозг. «Если враги должны прийти, пусть приходят, – думала я. – Но перед смертью я хочу поесть горячего супа».

Когда я утолила голод, благоразумие вернулось ко мне. «Еды мне хватит на много дней, – подумала я. – Стоит ли подвергать себя опасности и оставаться здесь, у костра? Я захвачу запас мяса и пойду дальше отыскивать родное племя».

Я прикрыла огонь землей и золой, чтобы угли не угасли, потом отошла в сторонку и легла спать. Рано утром я вернулась к туше оленя и острыми камнями срезала мясо с костей. Я повесила его сушиться на ветвях деревьев неподалеку отсюда, а немного спустя раздула огонь и снова поела супа я мяса. Перевернув сушившееся мясо, я заснула, а проснувшись, побрела к костру, чтобы на ночь прикрыть угли золой. Подойдя ближе, я увидела пламя костра и вас, сидящих вокруг. Я услышала твой голос, Сюйяки: ты окликнула своего сына. О, как я обрадовалась! Старая моя подруга, дети мои, как я рада, что встретила вас!

Храброй женщиной была эта старуха. Пешком, одна пришла она сюда от реки Лось, не страшась военных отрядов, медведей, быстрых рек. Она знала, что путника на каждом шагу подстерегает гибель, но опасность ее не пугала. Я не сомневался, что она отыскала бы родное племя, даже если бы и не встретилась в ту ночь с нами; в пути она питалась бы мясом убитого мною оленя. Должно быть, у нее был сильный «тайный помощник»и боги были с нею. «Не может ли она мне помочь?»– подумал я.

– Асанаки, – сказал я, – ты спросила, как очутились мы здесь одни. Я тебе отвечу: я хочу стать зазывателем бизонов. Быть может, ты придешь мне на помощь?

Долго думала она, раньше чем ответить.

– Вряд ли я могу тебе помочь, – сказала она наконец. – Мой муж был зазывателем, хорошим зазывателем. Много бизонов заманил он в ловушку у рек Горный Баран и Язык. Бывало, прячась за каменной грядой, я видела, как он размахивал шкурой бизона, потом поворачивался и бежал, а бизоны следовали за ним.

11

Крашеная Женщина.