Страница 7 из 10
— Черт ее… — Кондрат опять мечтательно улыбнулся. — Охота, действительно, так вот приехать, натопить баню, попариться как следует. Шибко уж надоело по этим квартирам.
— Что ты! — воскликнул Пашка, поддакивая.
— Разбередил мне вчера душу этот кум, язви его. В деревне ведь… это… хорошо! Встанешь чуть свет — еще петухи не орали, идешь на речку… Тихо. Спят все. А ты идешь и думаешь: «Спите, спите — проспите все царство небесное: красота ж вокруг!» А от речки туман подымается. Я рыбачить ужасно люблю. Купил бы лодку…
— Можно с мотором!
— Можно, ага.
— Я бы приехал к тебе в гости, мы бы заплыли с тобой на острова, порыбачили бы, постреляли, а вечером разложили бы костерчик, сварили бы уху, пузырек раздавили…
Кондрат улыбается.
— Ага, я тоже люблю на островах. Ночь, тихо, а ты лежишь, думаешь об чем-нибудь. Думать шибко люблю.
— А костер потрескивает себе, угольки отскакивают. Я тоже думать люблю.
— Речка шумит в камушках.
— Можно баб с собой взять!
— Нет, баб лучше не надо, они воды боятся, визжат, — возразил Кондрат.
— Вообще — правильно, — легко согласился Пашка. — И насчет пузырька — не дадут.
Тетка Анисья, женщина лет под пятьдесят, сухая, жилистая, с молодыми хитрыми глазами, беспокойная. Завидев из окна гостей, моментально подмахнула на стол белую камчатную скатерть, крутнулась по избе — одернула, поправила, подвинула… И села к столу как ни в чем не бывало. Сказала сама себе:
— Пашка-то… правда, однако, кого-то привез.
Пашка вошел солидный.
— Здорово ночевала, тетка Анисья! — сказал.
— Здрасте, — скромно буркнул Кондрат.
— Здрасте, здрасте, — приветливо откликнулась тетка Анисья, а сама ненароком зыркнула на Кондрата. — Давно чего-то не заезжал, Паша.
— Не случалось все… кхм! Вот познакомься, тетка Анисья. Это мой товарищ — Кондрат Степанович.
— Мгм. — Тетка Анисья кивнула головкой и собрала губы в комочек. (Очень приятно, мол.) А Кондрат осторожно кашлянул в ладонь.
— Вот, значит, приехали мы… — продолжал Пашка, но тетка Анисья и Кондрат оба испуганно взглянули на него. Пашка понял, что слишком скоро погнал дело… — Заехали, значит, к тебе отдохнуть малость, — сполз Пашка с торжественного тона.
— Милости просим, милости просим, — застрекотала Анисья. — Может, чайку?
— Можно, — разрешил Пашка.
Анисья начала ставить самовар.
Пашка вопросительно поглядел на Кондрата. Тот страдальчески сморщился. Пашка не понял: отчего? Оттого ли, что не нравится «невеста», или оттого, что он неумело взялся за дело?
— Как живешь, тетка Анисья?
— Живем, Паша… ничего вроде бы.
— Одной-то небось тяжело? — издалека начал Пашка.
— Хе-хе, — неловко посмеялась Анисья. — Знамо дело.
Кондрат опять сморщился.
Пашка недоуменно пожал плечами. Даже губами спросил: «Что?»
Кондрат безнадежно махнул рукой. Пашка рассердился: как ни начни, все не нравится.
— Самогон есть, тетка Анисья? — пошел он напрямик.
Кондрат удовлетворенно кивнул головой.
— Да вроде был где-то. Вы с машинами-то… ничего?
— Ничего. Мы по маленькой.
Анисья вышла в сенцы. И, как по команде, сразу торопливо заговорили Кондрат и Пашка.
— В чем дело, дядя Кондрат?
— Что ж ты сразу наобум Лазаря начинаешь? Ты… давай посидим, по…
— Да чего с ней сидеть-то?
— Тьфу!.. Ну кто же так делает, Павел? Ты… давай посидим…
— А вообще-то, как она тебе? Ни…
Вошла Анисья.
— Ведро-то какое стоит! Благодать Господня. В огороде так и прет, так и прет все. — Анисья поставила на стол графин с самогоном.
— Прет, говоришь? — переспросил Пашка, трогая графин.
— Прет, прямо сердце радуется.
— Садись, дядя Кондрат.
— Садитесь, садитесь… Давайте к столу. У меня, правда, на стол-то шибко нечего выставить.
— Ничего-о, — сказал Кондрат. — Что мы сюда, пировать приехали?
— Счас огурчиков вам порежу, капустки… — хлопотала Анисья, сама все нет-нет да глянет на Кондрата.
— Значит, хорошо живешь, тетя Анисья? — опять спросил Пашка. — Здоровьишко как?
— Бог милует, Паша.
— Самое главное. Так… Ну что, дядя Кондрат?.. Сфотографируем по стаканчику?
— По стаканчику — это можно, — рассудил Кондрат.
Анисья поставила на стол огурцы, помидоры, нарезала ветчины. Присела с краешку сама.
— Тебе налить, тетка Анисья?
— Немного!.. С наперсток!
Пашка разлил по стаканам.
— Ну… радехоньки будем!
Выпили.
Некоторое время мужики смачно хрустели огурцами, рвали зубами розоватое сало. Молчали.
— Замуж-то собираешься выходить, тетка Анисья? — ляпнул Пашка.
Анисья даже слегка покраснела.
— Господи-батюшки!.. Да ты что это, Павел? Ты с чего это взял-то?
Теперь Пашка очень удивился.
— Привет! Так ты же сама говорила мне!
Кондрат готов был сквозь землю провалиться.
— Ну и балаболка ты, Павел, — сказал он с укоризной. — Ешь лучше.
— Жельтмены! — воскликнул Пашка. — Я вас не понимаю! Мы же зачем приехали?
— Тьфу! — Кондрат горько сморщился и растерянно поглядел на Анисью.
Анисье тоже было не по себе, но она женским хитрым умом своим нашлась, как вывернуться из того трудного положения, куда их загнал Пашка. Она глянула в окно и вдруг всплеснула руками.
— Матушки мои! Свиньи-то! Свиньи-то! В огороде! — И вылетела из избы.
— Все! — Кондрат встал и бросил на стол вилку. — Поехали! Не могу больше: со стыда лопну. Ты что же это со мной делаешь-то?
— Спокойно, дядя Кондрат! — невозмутимо сказал Пашка. — Я в этих делах опытный. Если мы разведем туг канитель, то будем три дня ездить и ничего не добьемся. Надо с ходу делать нокаут. Понял?
— Да что же ты меня позоришь-то так на старости лет! Вить мне не тридцать, чтобы нокауты твои дурацкие делать.
— Ничего, — успокоил Пашка, — сперва неловко, потом пройдет. Спокойствие, только спокойствие. Нам нельзя ждать милости от природы. Садись. Давай еще по махонькой. Что тут позорного? Ты говоришь «позор». Мы же не воруем.
— По-другому как-то делают люди… Язви ее, прямо хоть со стула падай.
— Глянется она тебе?
— Да ничего вроде… — Кондрат сел опять к столу. — Живая вроде бабенка.
— Все! — Пашка сделал жест рукой. — Наша будет!
— Но ты все-таки полегче, Павел, ну тя к шутам.
— А ты посмеивайся надо мной, — посоветовал Пашка. — Вроде бы я — дурачок. А с дурачка взятки гладки.
— Ну а как она-то? Как думаешь? Может, возьмет потом да скажет: «Вы что?»
— О-о, мне эти фраера! — изумился Пашка. — Да ты видишь, она с тебя глаз не спускает.
— Ты хаханьки тут не разводи! — разозлился Кондрат. — Тебя дело спрашивают.
— А что ты спрашиваешь, я никак не пойму?
— Вот мы ей счас скажем, что… это… ну, мол, согласная? А она возьмет да скажет: «Вы что». Она же сказала тебе, что, мол, ты что, Павел, когда это я замуж собиралась?
— О-о, — застонал Пашка, — о наивняк! Ты же совсем не знаешь женщин! Женщины — это сплошной кошмар. Давай, быстро хлопнули, потом, пока она выгоняет свиней, я тебе прочитаю лекцию про женщин.
— Хватит «хлопать», а то нахлопаешься.
— Начнем со свиней, — заговорил Пашка, встал из-за стола и стал прохаживаться по избе — ему так легче было подыскивать нужные слова. — Вот она сейчас побежала выгонять свиней. Так?
— Ну.
— Вопрос: каких свиней?
— Не выпендривайся, Пашка.
— Нет, нет, каких свиней?
— Ну… обыкновенных… белых. Грязные они бывают… Пошел ты к черту! Дурака ломает тут…
— Стопинг! Мы пришли к главному: она побежала выгонять свиней, а… что?
— Что?
— Вопрос: она побежала…
— Тьфу! Трепач! Пирамидон проклятый!
— Внимание! Женщина побежала выгонять свиней из огорода, а никаких свиней нету! — Пашка торжественно поднял руку. — Что и требовалось доказать. Она притворилась, что в огороде свиньи. Значит, она притворилась, когда сказала: «Что ты, Паша, я не собираюсь замуж». Потому что она мне самому говорила: «Найди, — мол, — какого-нибудь пожилого». А когда я, как жельтмен, привез ей пожилого, она начинает ломаться, потому что она — женщина, хоть и старая. Женщина — это стартер: когда-нибудь да подведет.