Страница 11 из 54
А вот дядя Михаил смеётся над горделивым сообщением в местной газете о том, что вязовский колхоз первым в районе закончил уборку: «Забыли только написать, что пахотной земли осталось в колхозе всего 70 гектар, и это – против прежних тысяч!»
Зашёл разговор и о злободневном демографическом вопросе.
– В районном детсаде, куда мы недавно ребёнка отдали, дети – сплошь марийцы, – говорит Илья.
– Богобоязненны, абортов не делают, в семьях по пять, по семь детей, – улыбаясь, кивает бабушка Нюра.
Вот и ключевое слово-средство от вымирания русского, как, впрочем, и всякого народа прозвучало. Будем радеть о спасении души, спасёмся и как народ. Всё так просто.
Кстати, не раз ещё упоминали мои родные марийцев и соседнюю Марийскую Республику чуть ли не как образец для подражания. Тут бы и опечалиться: докатились, мол. Прежде мы, русские, были примером, старшими братьями для инородцев. А теперь… Но с другой стороны, не настала ли пора действительно поучиться нам у народов, в своё время перенявших у нас немало хорошего? Того хорошего, которое теперь стало для нас самих нехорошо забытым старым?
С первых минут встречи, с того момента, как расцеловала меня бабушка Нюра, как пожал мою руку дядя Михаил, почувствовал я себя так, словно вернулся из далёкого трудного странствия к людям, для которых, сколько бы лет ни прошло, я останусь своим. Может быть, впервые в жизни ощутил я то, что можно назвать чувством рода. Как не хватает в городах этого осознания, что не только самые близкие, но и двоюродные, троюродные и не живущие ныне, десятками поколений противостоявшие твоему небытию родные, – все они с тобой, за тебя!
Всё время пребывания в Вязовке я снова и снова чувствовал себя частью родовой цепочки. И на кладбище, вглядываясь в одухотворённые лица прадеда и прабабушки, и у скромного деревенского мемориала, где среди прочих имён не вернувшихся с Великой Отечественной селян значится имя моего двоюродного деда Климента Митрофановича, воевавшего под той самой Москвой, в которой живу теперь я, и когда показали мне добротный каменный дом в центре деревни. Дом этот был построен моими предками больше ста лет назад из собственноручно слепленного и обожжённого кирпича. Не раз я слышал о нём из рассказов бабушки Евдокии Митрофановны как о каком-то потерянном крестьянском рае. Дом отняли во время коллективизации. Долгое время его использовали под колхозные нужды. А когда налетела новая волна раздрая на русскую деревню, был он, оказывается, за бесценок продан колхозом в «частные руки».
Да, немного радостного и утешающего услышал и увидел я за неполные двое суток в Вязовке. И под конец, честно сказать, даже томился в ней. Потому, наверное, что долго жить одним прошлым нельзя. А будущего, по крайней мере для себя, я не почувствовал здесь.
Хотя это очень самонадеянное утверждение, что мы сами определяем своё будущее. Главное, что в наших человеческих силах, – стараться не изменять тому, из чего за века до рождения по кирпичику складывалась наша душа.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Чьи жизни дороже?
Новейшая история
Чьи жизни дороже?
КНИЖНЫЙ РЯД
По-прежнему и у нас, и в Польше тема расстрела польских офицеров под Катынью волнует многих. По крайней мере если смотреть непредвзято, то вопросы остаются. Как уже сообщала «ЛГ» (№ 27, 2010 г.), в Государственной Думе состоялся круглый стол на тему «Катынская трагедия: правовые и политические аспекты». Недавно тиражом 10 000 экземпляров вышел сборник «Тайны Катынской трагедии», составленный на основе выступлений участников встречи в авторской редакции. Они дополнены различными историческими материалами и документами (разведдонесения времён войны, протоколы допросов свидетелей, технико-криминалистические исследования, письма в адрес сегодняшних руководителей страны и др.), архивными фотодокументами, рецензией на Заключение комиссии экспертов Главной военной прокуратуры по уголовному делу № 159. Иными словами, можно не только почитать мнения специалистов, но и увидеть реальные документы и образцы фальсификаций реальных документов по Катынскому делу.
Кстати говоря, на круглый стол приглашались сторонники различных точек зрения: и польской версии, согласно которой «цвет польской нации» был расстрелян сотрудниками НКВД, и те, кто отрицает или сомневается в этом или не убеждён в точности цифры уничтоженных польских военных – более 21 тысячи человек.
Помимо ведущего круглого стола депутата Госдумы, заслуженного юриста РФ Виктора Илюхина в нём принимали, в частности, участие ведущий научный сотрудник Института истории РАН, доктор исторических наук Юрий Жуков, писатель, главный редактор журнала «Наш современник» Станислав Куняев, генерал-майор юстиции, в 1992–1999 годах помощник заместителя главного военного прокурора РФ Виктор Крук, политолог, писатель Юрий Мухин и его коллега Владислав Швед, доктор исторических наук Валентин Сахаров, историк, координатор международного проекта «Правда о Катыни» Сергей Стрыгин и другие специалисты.
В короткой рецензии, да и с учётом сложности темы, невозможно выделить какие-либо выступления. Хотелось бы лишь сказать, что после выхода сборника организаторы круглого стола отправили его для ознакомления в администрацию президента и в аппарат правительства РФ, высшие юридические надзирающие органы страны. Я решил поинтересоваться у Виктора Илюхина, а была ли какая-то реакция на сборник. Вот что он сказал мне:
– Да, реакция была. И не только устная. Мы получили также письменные ответы. Например, заместитель Генерального прокурора РФ – главный военный прокурор Сергей Фридинский сообщил, что в прокуратуре проработана представленная в сборнике рецензия на Заключение комиссии экспертов от 2 августа 1993 года по материалам уголовного дела № 159 о расстреле польских граждан в 1940 году. Вывод рецензии о несоответствии Заключения требованиям уголовно-процессуального законодательства, отмечает Фридинский далее, является обоснованным. Но в итоге им делается парадоксальный вывод: принимая во внимание, что исчерпаны все возможности для собирания иных доказательств, оснований для отмены постановления о прекращении уголовного дела не имеется. Мол, да, не всё так уж гладко на бумаге, но не надо возвращаться к пройденному. Тут даже и комментировать нечего.
Есть ещё один ответ. Он основан на вопросах, звучавших на круглом столе по поводу судеб красноармейцев, попавших в польский плен в 1919–1920 годах и содержавшихся в спецлагерях на территории Польши. Ответ подписан заместителем министра иностранных дел России В. Титовым. Он сообщает, что вопрос «уже несколько лет находится на постоянном контроле в МИД РФ». Признаёт, что с высокой долей вероятности можно говорить о нахождении в польском плену в период с февраля 1919 года по октябрь 1920-го не менее 157 тысяч красноармейцев. И отмечает, что согласно российским источникам в плену погибло 45–80 тысяч наших. Поляки же настаивают на цифре 16–18 тысяч. Высокая смертность, говорится в письме замминистра, была следствием тяжелейших условий содержания в лагерях. Кроме того, не отрицает он, в ходе советско-польской войны была распространена практика расстрелов и оставления поляками на поле боя раненых красноармейцев без оказания им медпомощи, что являлось грубейшим нарушением принципа гуманного отношения к пленным. Соглашается он и с мнением российских исследователей о безусловной ответственности польского руководства того времени за создание и поддержание в польских лагерях невыносимых условий, которые привели к массовой гибели пленных красноармейцев. Важен и вывод в концовке письма В. Титова о том, что было бы правильно создать место мартирологии погибших советских военнопленных в 1919–1920 годах с выделением из госбюджета достойного финансирования на эти цели.