Страница 40 из 50
— Все, — сказал он. — Не удалось. Черт, случая так и не представилось.
— Пошли, пошли дальше, — позвал его Микут. — Они ведь еще не пришли. Мы последуем за ними, и тогда…
— Нет, — покачал головой Завхар. — Дальше мы не пройдем. Дальше путь закрыт.
— Да почему?
— За следующим поворотом решетка.
— Решетка?
— Да, решетка. Нам ее не пройти. Бабожбаб не так глуп и постарался себя обезопасить.
И тут Микутом овладела самая настоящая злость. Потому что все шло наперекосяк, и едва обретя своих друзей, он снова их терял. На этот раз, может быть, навсегда.
— А ну-ка пойдем, — скомандовал он. — Пойдем, глянем на эту решетку.
— Хорошо, пойдем.
Чувствовалось, что Завхар согласился лишь для того, чтобы не обидеть Микута своим отказом.
Они двинулись дальше.
А дальше туннель резко сужался, так что в высоту не превышал человеческого роста. Свернув за угол, они уткнулись в перегораживавшую проход прочную решетку.
Кошка протиснулась между ее прутьями, оказалась на другой стороне и остановилась. Посмотрев на Микута и Завхара, она замяукала, словно приглашая их за собой.
— Вот видишь, — сказал мастер, — дальше этой решетки не пройдешь. А еще дальше — приглядись — увидишь следующую.
Действительно, невдалеке в полутьме вентиляционного туннеля виднелась еще одна решетка, и дальше, в самом конце, следующая.
— Что же делать? — в отчаянии воскликнул мальчик.
— Не знаю, — ответил Завхар.
— Погоди, а разве нельзя расстрелять эту решетку из бластера?
— Можно. Только при этом будет столько огня… загляни в вентиляционное отверстие.
Послушно выполнив просьбу Завхара, Микут увидел, что возле стены, как раз под ними, стоят два стражника-человека.
— Если мы начнем палить из бластера, — объяснил Завхар, — то будет столько огня, что они унюхают дым и поднимут тревогу.
— А вдруг не унюхают?
— Унюхают. Выстрел из бластера в таком тесном коридоре выделит столько тепла и света… Они как раз поэтому здесь и стоят. Кроме всего прочего, еще и стерегут решетку. А знаешь, какое наказание у Бабожбаба для нерадивого стражника?
— Какое? — машинально спросил Микут. У него было ощущение, что решение вставшей перед ними проблемы все же можно найти.
— Их заставляют колотиться головой об пол, пока они не сходят с ума. Так что стражники у этого великого господина очень добросовестные.
— Но что же делать? — беспомощно повторил Микут.
— Ничего. Пошли назад. Попробуем проникнуть во дворец через тот старый ход. Может быть, это нам удастся.
— Но к этому времени они уже куда-то поместят пленников. Как мы их найдем?
— Проще простого. Я уверен, первым делом их поведут на допрос к Бабожбабу. А уж где находится алмазный зал, в котором он допрашивает пленных, я знаю прекрасно.
— Да, ничего не остается… — пробормотал Микут. Он уже повернулся, чтобы идти в обратную сторону, и вдруг остановился.
— Погоди-ка. А если попробовать перерезать эту решетку не бластером, а резаком?
— Резаком?
— Ну конечно. Он-то, не в пример бластеру, как раз для таких дел и приспособлен. Мы сделаем его пламя ма-леньким-маленьким и будем резать потихоньку. Уверен, стражники ничего не заметят.
Несколько секунд Завхар обдумывал его предложение, потом просиял.
— Черт, а ведь я и в самом деле не подумал о резаке. Давай попробуем, должно получиться.
— Давай! — И Микут с готовностью вытащил из-за пояса резак.
Глава 2
Великий господин Бабожбаб сидел на алмазном троне и думал о том, что когда-нибудь его имя впишут во все летописи золотыми буквами. А дети во всех школах будут учить о нем на уроках, потом рассказывать о его жизни и свершениях только стоя, в особо торжественной обстановке, перед развернутыми знаменами.
Бабожбаба сильно занимала одна мысль. Она, можно сказать, его просто мучила. Стоило ли рекомендовать обязательное присутствие музыкантов, которые будут исполнять при рассказе о его жизни торжественные мелодии?
С одной стороны, конечно, стоило. Как можно рассказывать о жизни такого великого человека без исполнения торжественных гимнов?
С другой, его интересовал вопрос: не будут ли заглушать торжественные гимны рассказ о его подвигах, не будут ли они отвлекать аудиторию?
Это была серьезная проблема, и ее обдумыванию великий господин посвятил уже полчаса. Поскольку он до сих пор так и не пришел ни к какому решению, то рассчитывал думать над ней еще полчаса, не меньше.
Конечно, он потратит на это уйму драгоценного времени, но зато все хорошенько продумает. И в будущем, когда его последователи будут вводить школьные правила, на этот счет никаких недоразумений не возникнет. Черным по белому везде будет написано: «исполнять» или, наоборот — «не исполнять».
Нахмурившись, Бабожбаб опять приступил к размышлениям.
Исполнять музыку или не исполнять?
Он откинулся на спинку трона и закрыл глаза.
Боже мой! И ведь обязательно после всего этого, после тех великих трудов, которые он прилагает, найдется какой-то ребенок или даже взрослый, который посмеет подумать, будто он не был таким уж великим. Конечно, вслух он этого сказать не посмеет, но подумает, подумает… вот в чем дело… И проконтролировать его будет нельзя…
Он улыбнулся.
Или можно? Собственно, для этого ему нужно всего лишь поймать мастера Завхара и заставить сделать его второй камертон, настроить на волну людей, а там… Никто никогда не осмелится думать о нем плохо, подвергнуть сомнению его величие, его могущество и его милосердие. Потому что он…
От этих мыслей Бабожбаб рывком выпрямился в кресле и принял вид, как ему казалось, благородный и одновременно грозный.
Потому что он держит в руках весь мир, все ближайшие планеты, на которых обитают люди. Стоит ему отдать своим ххнерхам приказ и те… они могут устроить такое!
Эти мысли ужаснули его самого. Он постарался их как можно быстрее забыть, забыть, забыть…
Нет, нельзя, это опасно. Иначе кто же в ближайшем будущем, да и в дальнейшем, будет им восхищаться, будет перед ним благоговеть, будет поклоняться его памяти?
Не ххнерхи же. Они на это неспособны. Да и что стоит поклонение каких-то пауков по сравнению с поклонением живых настоящих людей.
Итак, надо решить, исполнять эту треклятую музыку или не исполнять…
С одной стороны… Но зато с другой…
Дьявол задери! Нет, управлять целой планетой чертовски трудно. Это требует от него просто неимоверных усилий. А что взамен?
Ничего! Благодарность? Благоговение? А их что, можно положить в карман, их можно кушать? Зачем они ему, эти благодарности простого народа?
Он и без них запросто обойдется.
Вот обойдутся ли без него они? Посмотрим!
На лице у Бабожбаба появилось хитрое выражение.
А может, и в самом деле плюнуть на все и спрятаться, сделать вид, что его больше нет, что он пропал? Как на это прореагируют придворные? Ну ладно, начальник стражи… с ним все понятно. Он останется начальником стражи, и будет охранять. Ему, по большому счету, совершенно все равно, кто будет отдавать ему приказы. Но вот остальные?
Например, верховный приспешник Кромгокрик? А не захочет ли он и сам стать великим господином?
От этой мысли Бабожбаб едва не подпрыгнул на троне.
Как, какой-то бывший верховный приспешник вдруг станет великим господином? Нет, так не бывает.
А если бывает? Если он, этот жалкий комедиант, спит и видит, как станет великим господином? Вот где не хватает камертона мечты. Уж с ним он бы эту крамолу выбил, он был бы совершенно спокоен за будущее.
Так исполнять эти трижды проклятые мелодии или нет?
Исполнять? Вот проблема. Куда ни кинь — везде клин. Везде ему шах и мат.
А может, и в самом деле спрятаться? Тогда он без всякого камертона узнает, кто из его приспешников чего стоит. Спрятаться в вентиляционный туннель и посмотреть? Тут все и выяснится.
Он уже почти решился, но тут вдруг представил, как он прячется в вентиляционном туннеле, а к нему подкрадывается одна из живущих в нем тварей, открывает зубастую пасть — и гам… все!