Страница 10 из 21
Как всегда в таких обстоятельствах, Быстров еще больше выпрямился и ответил по-уставному:
— Слушаюсь, приказано поехать в пехотное училище!
— Округ выберете сами.
— Не имеет значения, товарищ генерал.
— Где ваша семья?
— Жена на Урале, работает на тракторном, дети вместе с московскими школьниками в Коми.
— Отлично, как раз на Урале нужен такой командир.
Осталось последнее — поднять руку к головному убору и повернуться через левое плечо, но как раз этот проклятый поворот не давался.
Собственно, теперь ему было уже все равно…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Училища еще не было, но его начальник, полковник Кисляков, уже был. Он в тяжелом раздумье сидел на армейской койке в одной из боковых комнат большого деревянного помещения недавно расформированной части, казарменный фонд которой отводился под пехотное училище.
В стороне от кровати стоял канцелярский стол, разделенный как бы на две части — деловую и бытовую: слева служебные бумаги под полевой сумкой, справа — две тарелки. В одной из них папиросные окурки, селедочные остатки, пара ленивых мух — в другой.
Быстров обратился к Кислякову, по-уставному представился:
— …прибыл на должность заместителя начальника училища по учебно-строевой части.
Кисляков медленно, как бы нехотя поднялся, долго, изучающе осматривал Быстрова, будто строевого коня, не миновал и его палки, без которой тот еще не передвигался, и, подавая руку, спросил:
— Раньше в училище работали?
— Нет, не приходилось.
— Не приходилось? Значит, вы ничего не знаете и ничего не умеете. И на кой только дьявол мне такие ничего не знающие и ничего не умеющие заместители? Был же у нас свой кандидат, знающий командир, работник вуза, так нет же — из самой Москвы неуча направили…
— Откажите в должности, и я с радостью вернусь обратно.
— Покататься захотел… за казенный счет? Есть такие, знаю, но этого удовольствия я вам не доставлю. Работать заставлю, учиться работать и работать. Это вам ясно?
— Вполне. Для работы и приехал, хотя признаюсь, без моего желания.
— Для работы? Ну что ж, раз для работы, так действуйте! Что? Водочную бутылку под койкой заметил? Подумаешь, какая невидаль! Между прочим, когда я в вашей шкуре ходил, я своего начальника всегда водкой обеспечивал. Правда, он и пить не умел, но это уже в мою пользу…
— Водкой обеспечивать не берусь…
— Не берешься, значит… Я это так, между прочим. Да и кто бы вам водку дал? И себе-то сотку не найдешь.
Быстрова коробил этот переход с «ты» на «вы», но он не привык торопить события. Кисляков меж тем успокоился, деловито предложил:
— Вот на столе бумаги. Разберитесь в них и доложите план мероприятий по принятию кандидатов в курсанты. Надеюсь, вы покажете, на что способны…
Перелистывая бумаги — приказы, планы, наряды на продовольственные пайки, на одежду и обувь — Быстров в рассеянности забыл, с кем имеет дело, обратился к Кислякову:
— Ничего не понимаю. Мы что, должны ежедневно принимать по стольку человек, проверяя их через мандатную, медицинскую и предметные комиссии? Сколько же тут этих комиссий…
— Вы математик, подполковник, ей-богу математик, но только пока ничего не поняли. Принимать курсантов будем не мы, как вы думаете, а лично вы, председатель мандатной комиссии. И отвечать будете за каждого принятого курсанта, за каждого, понимаете? И за медицинскую комиссию тоже ответственность возлагаю на вас. Продовольственные пайки на десять суток отпущены в мое распоряжение. Я даю вам на два дня меньше, только на восемь суток. Как вы там сделаете, сколько и когда примете — это не мое дело, но чтобы все было закончено за восемь рабочих дней, а сколько в них рабочих часов — дело ваше. Предметных комиссий не будет. Не такое сейчас время. Что касается пайков на оставшиеся двое суток, их я резервирую на строительство овощехранилища, которое старые хозяева так и не построили, хотя не один год тут жили… Вам все ясно?
— Вполне, только позвольте…
— Митинговать не будем. Из того списка отберите пять политработников в мандатную, организуйте медицинскую и с поступлением кандидатов в курсанты приступайте к работе. Может быть, я вам и строительство овощехранилища доверю… — И добавил с издевкой: — Или вам такое не приходилось?
Строить Быстрову приходилось больше, чем Кислякову. Но тот был ожесточен, взвинчен, и попытки установить взаимопонимание с ним сейчас были бы унизительными.
— Нет, не приходилось.
— И нужники строить будете, если я прикажу.
— Приказать вы все можете…
— Я вас не задерживаю, подполковник.
Настроение было подавленное. Быстров понимал, что работа в училище имеет свою специфику. Недаром же на курсах «Выстрел», например, еще в довоенные годы существовал отдельный курс для подготовки командиров — преподавателей военно-учебных заведений. И вот этой специфики, несмотря на немалый срок службы в армии, Быстров не знал, понимал свою неподготовленность, и к Кислякову претензий не имел. «Понятное дело, — рассуждал он, — Кислякову сейчас необычайно трудно, и он как бы обманут. Ожидал знающего училищную службу заместителя, возможно знакомого, сослуживца, на которого мог опереться, довериться, назначение которого было уже согласовано, а вместо него прислали не знающего условий работы полуинвалида. Груб он, конечно, и трудно будет с ним, но люди не шарикоподшипники одной серии, и почему они должны укладываться в мою модель человека?» Но Быстров верил, что эти трудности преодолимы, если он найдет свое место в этой незнакомой ему среде. А вот если бы ему сказали, что вскоре он сам будет встречать прибывающих в училище командиров-фронтовиков так же недоверчиво, как и Кисляков, только по форме иначе, — он бы этому ни за что не поверил.
Первая партия кандидатов в курсанты прибыла еще до полуночи. Мандатная комиссия в составе пяти человек начала прием ровно в шесть утра и с получасовым перерывом работала все восемь суток ежедневно до двадцати трех часов.
Темп работы определялся численностью поступающих. В итоге не более трех минут на одного курсанта. Члены комиссии понимали, что те наспех заданные вопросы, ответы на которые известны по личным делам призывников, составленным райвоенкоматами, никаких новых сведений о призывнике не дают, но вынужденно спрашивали все одно и то же: — образование? — жалобы на здоровье? — занимался ли физкультурой? — состав семьи?
Задавали сначала еще один вопрос, может быть, главный — желает ли учиться на младшего лейтенанта? Но этот вопрос пришлось снять вследствие почти единодушно отрицательного ответа:
— Учиться не хочу. Я на фронт прошусь, и мне это обещали…
— На фронт вы и поедете, только младшим лейтенантом.
— Я сейчас на фронт хочу… там мой отец воюет, там мой старший брат… — И начинает угрожать: — Учиться не буду…
Хороший парнишка, наверное, и лицо такое милое. Поговорить бы с ним следовало, убедить. Но какими доводами ты за одну-две минуты опровергнешь глыбу убеждений, сложившуюся из таких чистых кристаллов, как любовь к родине, блистательные и призывные статьи А. Толстого, И. Эренбурга, стихи К. Симонова и А. Суркова, или навеянных даже одним плакатом «Воин, спаси!»
Никто в комиссии не знал таких слов, не обладал такой убеждающей силой, и в неимоверно тяжелом переплетении множества чувств: совести, любви к людям, понимания их большой правды и их ошибочной прямолинейности — Быстров, как утопающий за соломинку, хватался за последнее, что у него оставалось, — давил:
— Учиться вы будете! Не забывайте, что у вас отец и старший брат на фронте.
Бывало, и это не помогало, и тогда следовало последнее, приказное:
— Вы свободны, можете идти.
В дальнейшем этот вопрос никому не задавался, разговор спешили прервать раньше, чем кандидат в курсанты успевал высказать свою просьбу, такую понятную, близкую, но неприемлемую в этой обстановке. И оставалась только надежда, даже вера — в ходе учебы ему объяснят такую необходимость…