Страница 4 из 39
И правда, проехав версты две с половиною, мы не встретили ни одного живого существа.
Было что-то странное в этом безлюдьи и безмолвии большого проселочного тракта, соединявшего имение дядюшки с имением племянника.
Я не мог утерпеть, чтобы не высказать своих мыслей сидевшему рядом с нами Карцеву.
— Напрасно вы удивляетесь этому, — ответил он, пожимая плечами. — Эта дорога соединяет прямым путем мою усадьбу с дядиной, и крестьянам с давних пор запрещено ездить по ней.
Выехав из леса, мы снова поехали по чистому полю и, наконец, прямо перед нами выросли контуры высоких деревьев усадьбы Игралино.
Стая собак встретила нас дружным лаем, но, услыхав знакомый оклик хозяина, псы смолкли, и наша тройка спокойно подкатила к самому крыльцу.
Старый дворецкий отворил нам дверь.
Низко поклонившись барину и окинув гостей подозрительным взглядом, он пропустил нас в переднюю комнату и помог снять верхнее платье.
Дом Бориса Николаевича не поражал особенною роскошью обстановки, но, несмотря на это, при первом же взгляде на любую из комнат можно было заключить, что здесь живет отпрыск старинной помещичьей фамилии, сохранившей не только все портреты своих предков, но и многие из их привычек.
Конечно, дом Бориса Николаевича нельзя было назвать дворцом.
Для этого он был чересчур прост.
Однако при взгляде на обстановку любой из комнат нельзя было не заметить, что все вещи здесь были подобраны с замечательным вкусом и отнюдь не отличались дешевизной.
— Прежде всего, господа, по чисто русскому обычаю я должен указать вам ваши помещения, а затем попросить вас отведать все то, чем богата моя хата, — радушно произнес хозяин, приглашая нас в дом.
С этими словами он провел нас через несколько комнат и, войдя в одну из них, сказал:
— Вот здесь, я надеюсь, вы сможете спокойно провести ночь.
Комната, в которую ввел нас Борис Николаевич, была довольно большая.
Кроме двух кроватей в ней помещались умывальник, шкаф, комод, мягкий диван и несколько мягких и обыкновенных стульев.
Нечего и говорить о том, что мы остались очень довольны отведенным нам помещением.
Поблагодарив Бориса Николаевича, мы направились вслед за ним в столовую, отделанную в русском стиле, где уже был сервирован ужин, поражавший изысканностью приготовленных блюд.
Несмотря на то, что во время ужина хозяин старался казаться бодрее и веселее, я не мог не заметить, что события этого дня еще не изгладились из его памяти.
Это было нормально, и ни я, ни Холмс не придавали этому никакого значения.
— Вы, наверно, устали сегодня? — любезно спросил Борис Николаевич, обращаясь к Холмсу. — Поэтому я не считаю себя вправе долго утомлять вас. По правде говоря, я и сам несколько утомился сегодняшним днем, и поэтому, если вы не хотите ложиться рано, то я, во всяком случае, должен извиниться за то, что покидаю своих гостей.
— Я вас вполне понимаю, — ответил Холмс сочувственно. — Признаюсь, и мне хочется слегка отдохнуть. До сих пор я по глупому человеческому предрассудку не говорил вам того же самого.
— В таком случае, желаю вам спокойной ночи, — произнес Карцев.
С этими словами он удалился, оставив нас одних.
Заперев за ушедшим дверь, Холмс осторожно оглядел комнату и окно.
Это было единственное окно в комнате, и для вентиляции служила небольшая форточка.
— Однако, хозяина мало заботит сквозняк, — как бы вскользь заметил Шерлок Холмс, вертя ручку форточки. — Она ведь совсем не запирается, и малейшего ветра достаточно, чтобы открыть ее настежь.
Вынув из кармана небольшую кожаную сумочку, он достал из нее несколько гвоздиков и наглухо забил форточку.
После этого, заперев на замок дверь и оставив ключ в замочной скважине, он стал раздеваться.
Я последовал его примеру и через несколько минут уснул мертвым сном.
Произошло ли что-нибудь этой ночью, я не помню. Знаю только одно, что, когда я проснулся, то по лицу Холмса, сидевшего за столом, заметил, что он провел бессонную ночь.
Увидев, что я открыл глаза, он облегченно вздохнул.
— Ну, вот и слава Богу, что вы проснулись наконец, дорогой Ватсон, — произнес он усталым голосом. — Это дает мне возможность хоть немного отдохнуть. Будьте любезны, не спите, и я рекомендую вам обращать особенно серьезное внимание на эту форточку.
С этими словами он бросился, не раздеваясь, на постель и через минуту уже заснул, как убитый.
Ничего не понимая, я просидел часа два, вперяя взор в окно, но сколько я ни старался уловить что-либо подозрительное, ничего не мог заметить.
Солнце стояло уже высоко, когда Холмс проснулся.
Вскочив с постели, он быстро умылся и веселым голосом произнес:
— Ну, дорогой Ватсон, теперь я готов не спать пару ночей. Моей усталости как не бывало, но я никогда не прощу себе этой слабости, хотя признаюсь, она была совершенно случайной.
— В чем дело? — спросил я. — Вероятно, сегодня ночью произошло какое-нибудь необыкновенное событие, которым вы могли бы поделиться со мною, — спросил я.
— Вы позволите мне, дорогой Ватсон, уклониться пока от прямого ответа, — серьезно ответил Холмс. — Весьма вероятно, что через несколько часов вы узнаете более, чем ожидаете, и тогда ваше любопытство будет вполне удовлетворено.
Разговаривая о пустяках, мы не замечали, как проходит время.
Около 9 часов утра к нам в дверь постучали. Затем дверь отворилась, и вошел Борис Николаевич.
Лицо его было несколько помято и словно немного осунулось.
Поздоровавшись с нами, он осведомился о том, как мы провели эту ночь и, получив удовлетворительный ответ, остался очень доволен.
— Прошу, господа, к чаю, — пригласил он.
Мы охотно кивнули.
За чайным столом Холмс, бывший сначала несколько молчаливым, вдруг оживился, и шутки, перемешанные с анекдотами и остротами, посыпались из его уст.
В конце чая он заявил, что ему необходимо уехать в Москву.
— Неужели вы не погостите у нас подольше! — с горечью воскликнул Борис Николаевич.
Холмс печально пожал плечами.
— Увы, не могу. Еще вчера я вас предупреждал, что мне необходимо быть сегодня в Москве по неотложному делу, и я надеюсь, вы помните мои слова. Поэтому я попросил бы вас немедленно распорядиться о том, чтобы нам были даны какие-нибудь лошади, на которых мы бы могли добраться до вокзала.
— Без сомнения, — воскликнул Карцев. — Я сию минуту распоряжусь, чтобы все было готово.
Он покинул нас и долго не возвращался.
Холмс все время сидел в одной и той же неподвижной позе, оперев голову на ладони своих рук.
Остаток времени обеда и сам обед прошли вяло. После обеда нам объявили, что лошади поданы и, простившись с хозяином, мы выехали на станцию.
Приехав в город, мы по ранее взятому адресу направились прямо к Николаю Николаевичу Карцеву, брату Бориса Николаевича.
— Мне кажется немного странным, — задумчиво говорил Холмс по дороге, — что второй племянник не пожелал даже присутствовать на похоронах своего дядюшки.
— Да, это очень странно, — подтвердил я. — Возможно, что тут мы и найдем какие-нибудь нити преступления.
— Может быть, вы и правы, — ответил Шерлок Холмс, — во всяком случае, нам не мешает посетить его.
Николай Николаевич жил на самом краю города, не доезжая Сокольников, и прошло довольно много времени, пока мы наконец добрались до него.
На звонок нам отворила дверь старушка с очень симпатичным добрым лицом и осведомилась о цели нашего прихода.
Узнав, что мы пришли к Николаю Николаевичу, она сделала жест сожаления.
— Ах, как жалко, вот уж поистине жалко, что не застали, — добродушно заохала она. — Живем-то мы далеко, и всегда, кто приезжает к нам, сердятся, когда не застают барина дома.
— А вы его матушка? — спросил Холмс.
— Няня, батюшка, няня, — улыбаясь доброй улыбкой, ответила старуха. — С малых лет вынянчила его, да так всю жизнь при нем и провожу. Человек-то он хороший, няньку свою на старости лет не выбросит за дверь.