Страница 33 из 41
Я охотно согласился, и мы отправились в город.
Но полупустынная Кострома не представляла из себя ничего интересного, и мы, побродив менее часа, вернулись на пристань.
Тут кипела лихорадочная работа.
Десятка два грузчиков, нагруженных тяжелыми тюками, вереницей шли на пароход и, скинув их, спешно возвращались назад за новыми.
Часть крючников перетаскивала груз из пакгауза на пристань.
Мы остановились у дверей в пакгауз и молча наблюдали эту снующую толпу.
Так прошло около двадцати минут.
Вдруг одна фраза, произнесенная сзади, заставила нас невольно насторожиться и повернуть головы.
Говорил пакгаузный, обращаясь к агенту пароходного общества:
— …долго не берут! Вчера пришел в пакгауз — слышу вонь. А откуда — неизвестно. Только будто из угла несет. Сегодня утром перерыл всю кладь, багаж и нашел…
— Что же там такое? — спросил пароходный агент.
— Из корзины несет! — ответил пакгаузный. — Невозможно стоять. Корзина багажом до Костромы из Казани сдана в пакгауз с парохода пять дней тому назад, а получатель не приходит…
— Пойдем-ка посмотрим, — проворчал недовольным тоном пароходный агент.
Какое-то странное, инстинктивное чувство потянуло нас за говорившими, и следом за ними мы вошли в пакгауз.
Мой нос сразу ощутил сильную вонь, стоявшую там.
Пароходный агент поморщился и неистово плюнул.
— Черт знает что такое! — выругался он. — Вынь эту мерзкую корзину; в ней, должно быть, протухшее мясо! Надо будет составить акт, позвать полицию и выбросить ее ко всем чертям. Сходи-ка за речной полицией.
Пакгаузный выбежал из помещения и вскоре возвратился с несколькими чинами речной полиции.
Заявив о том, что протухший товар в корзине портит воздух в пакгаузе, пароходный агент попросил вскрыть корзину.
Заинтересованные, мы невольно приблизились к этой группе.
Корзину развязали и открыли крышку.
Страшное зловоние пахнуло из нее.
В корзине лежал тюк, тщательно обмотанный в толстый брезент.
Подрезанный с трех сторон брезент был сброшен, и в одну секунду все присутствовавшие с ужасом отскочили в сторону.
В брезент был упакован человеческий труп, разрезанный на куски.
В том, что труп этот принадлежал человеку, не было никакого сомнения, так как отрубленная кисть руки, лежавшая сверху, сразу бросалась в глаза.
— Черт возьми! — произнес Шерлок Холмс, приближаясь к корзине. — Товар, видимо, давнишний!
— Я бы попросил вас убраться из пакгауза! — свирепо налетел на него полицейский офицер, только теперь заметивший наше присутствие.
— А отчего бы не просто: «выйти»? — с усмешкой спросил Холмс.
Эта простая фраза взбесила полицейского, видимо, не привыкшего к замечаниям.
— Вот сведу в участок! — заревел он, открывая зачем-то портфель, словно собирался писать протокол.
— Прекрасно сделаете, — невозмутимо ответил Холмс. — Можете записать мое имя. Меня зовут Шерлок Холмс.
Картина получилась великолепная.
Полицейский чин, совершенно сконфуженный, растерянно забормотал извинения.
Все же остальные, услыхав имя знаменитого сыщика, молча глядели на него широко открытыми глазами, забыв и о корзине, и о разрезанном на куски человеке.
Как ни в чем не бывало Шерлок Холмс повернулся на каблуках и молча вышел из пакгауза.
Следом за ним пошел и я.
Взойдя на пароход, мы прошли в столовую и сели за один из столиков, намереваясь закусить.
Но не успели мы дождаться лакея, как в столовую быстро вошли местный полицеймейстер, два пристава и полицейский чин, набросившийся на нас в пакгаузе.
Вероятно, нас показали полицеймейстеру раньше в окно, так как он подошел прямо к нам.
— Я глубоко извиняюсь за маленькую бестактность одного из своих подчиненных, — заговорил он вежливо, обращаясь к Холмсу, — но в горячке и при подобных происшествиях люди часто теряют голову…
— Именно то, чего не должен делать полицейский чиновник, — пожал плечами Холмс. — В Англии за это очень строго взыскивают.
— Совершенно верно! — согласился полицеймейстер. — Но я вас очень прошу забыть этот печальный случай.
Полицеймейстер присел к нашему столику и заговорил с нами так мило и дружелюбно, что Холмс наконец замахал руками.
— Да ну его! Я давно забыл это! Ведь если бы, путешествуя по России, я запоминал все маленькие и большие неприятности, к которым мы, англичане, не привыкли, мне давно следовало бы удавиться.
Разговор изменился, и мы заговорили о совершенном преступлении.
Но в это время раздался третий свисток, и нам пришлось проститься. Мы отправились из Костромы и через сутки были уже в Москве.
Но произошедшее у нас на глазах событие продолжало сильно интересовать нас.
Газеты сообщали о нем ежедневно, но все сведения были крайне неутешительны и показывали, что следствие идет туго и вряд ли кончится раскрытием преступления.
Главное, что следствие не могло установить никаких мотивов этого убийства.
Личность убитого оставалась также невыясненной, хотя можно было ожидать, что этот вопрос скоро решится, так как преступники, изуродовав его лицо, не успели или просто не догадались уничтожить одежду.
Выяснилась личность покойного, им оказался граф Петр Васильевич Тугаров, владелец небольшого именьица в Казанской губернии и дома в самой Казани.
Личность убитого, как и ожидали мы с Холмсом, удалось выяснить благодаря графине Тугаровой, прочитавшей объявление и извещавшей в письме, полном отчаяния, что ее муж, живший с нею вместе в Орле, неизвестно куда пропал три недели тому назад и по приметам похож на найденный труп.
На публикации об убийстве и костюме убитого ждали ответа от кого-либо из родственников или близких покойного.
Судя по материалу костюма и золотой шейной цепочке, можно было лишь догадываться, что убитый принадлежит к обеспеченному классу, все же остальное было покрыто мраком неизвестности.
Через несколько дней дело немного изменилось к лучшему.
Но и это открытие не привело ни к какому результату, и следственные власти по-прежнему продолжали толочь воду в ступе, не продвигаясь ни на шаг.
Был вечер.
Вместе с Холмсом мы только что вернулись с прогулки, и он принялся было писать письма в Англию, когда в дверь постучались.
На мой отклик «войдите» в комнату вошла дама, одетая в изящный траурный туалет, с длинным крепом, спускавшимся от шляпы до самого пола.
На вид ей было лет двадцать шесть.
Роскошно сложенная, с правильными чертами красивого смуглого лица и черными волосами, она совершенно не соответствовала русскому типу.
Окинув нас взглядом, она печально поклонилась и приблизилась ко мне.
— Один из вас, вероятно, мистер Шерлок Холмс? — спросила она.
Я указал на моего друга.
— Прошу садиться, сударыня, — пригласил ее Холмс.
Не заставляя повторять приглашение, дама опустилась в кресло.
— Я — графиня Тугарова, — заговорила она тихим голосом, в звуках которого мне снова послышалось что-то нерусское. — Я была в Костроме, где найдено тело моего мужа, и там случайно узнала о вас. Мне сказали, что вы уехали в Москву, и вот я, наконец, разыскала вас при помощи здешней полиции.
Шерлок Холмс слегка поклонился.
— Простите, — заговорила графиня просительным тоном. — Я так много слышала о вас, что неудивительно, если прошу вашей помощи. Насколько я вижу, следствие не приводит ни к каким результатам…
Она круто оборвала речь и вдруг заговорила по-английски:
— Вы должны помочь мне! Когда-то и я была подданной одной с вами метрополии. Я слишком многим обязана своему мужу и решила во что бы то ни стало добиться наказания злодея. — При первых же звуках ее голоса Холмс улыбнулся.
— Без сомнения, вы не мулатка, но кто-нибудь из ваших родителей принадлежал к этой расе, — проговорил он.
— Вы угадали, — совершенно просто ответила графиня. — По отцу я мулатка, а мать моя была англичанка.