Страница 14 из 41
— Нам пора! — произнес наконец Холмс, отрываясь от своих дум.
— Вы куда-нибудь собираетесь? — спросил я.
— Да. Нам надо во что бы то ни стало добыть два монашеских одеяния. Сегодня после обеда мы отправимся в гости к старухе Серпуховой.
Накинув пальто, мы вышли из дома на улицу и направились к новым торговым рядам, где купили черного кашемира, четки, кресты и другие принадлежности монашеского костюма.
Затем мы зашли к одному из захудалых, бедных портных, жившему на краю города в Марьиной роще, и Шерлок Холмс уговорил его за довольно высокую плату прийти к нам в номер со своей швейной машиной.
Все трое мы поехали в гостиницу и поднялись в наши смежные номера, соединявшиеся между собою открытой дверью. Не теряя ни минуты, Холмс принялся за дело.
Монашеские одежды оказались не очень сложными, и портной быстро скроил две рясы. Машина застучала, и часа через три два монашеских костюма лежали на столе совершенно готовыми.
Отпустив портного, мы завернули все нужные для переодевания и грима принадлежности в переметные котомки и вышли из гостиницы.
Нам необходимо было отыскать место, где бы мы могли незаметно переодеться. Отдаленные парки в данных случаях годились лучше всего.
Подумав немного, мы решили ехать на Курский вокзал. Там мы взяли два билета до Кусково и через двадцать минут езды были уже на месте.
Лес, окружающий эту местность, был достаточно велик, чтобы скрыться ненадолго от посторонних взоров. Через несколько минут мы нашли в самой глубине рощи довольно глубокий овраг и, не теряя времени, принялись за работу.
Седые бороды, такие же густые усы и брови и несколько мазков кистью совершенно изменили нашу внешность. А когда мы облачились в скромные черные рясы и надели на головы скуфьи, никому бы не пришло в голову, что мы не настоящие монахи.
Снятое с себя платье мы завернули в котомки и возвратились на станцию, скромно потупив глаза, как самые святые отцы церкви.
Приехав в город, мы взяли извозчика и приказали везти себя на фабрику Серпухова.
Вышедшая на звонок горничная, увидав нас, состроила благочестивое лицо.
— Барыня Надежда Симоновна дома? — спросил ее Холмс.
— Дома, отцы родные, дома! — ответила горничная, низко кланяясь нам. — Как сказать о вас прикажете?
— Со святого Афона, скажи. Преосвященным епископом посланы на святую Русь. Людей добрых и благочестивых навещаем, беседы ведем, совет да молитву с собою вместе с кусочком животворящего креста Господня носим.
— Пожалуйте, батюшка, барыня рада будет вас видеть, — сказала горничная, снова низко кланяясь и зачем-то крестясь.
Она проводила нас в маленькую гостиную и исчезла. Приняв самые благочестивые позы, мы сели в кресла, медленно перебирая четки и шевеля беззвучно губами. Минут через пять к нам вышла сама хозяйка, старуха Надежда Симоновна.
Ни слова не говоря, она подошла под благословение к Холмсу. Затем, поклонившись нам обоим, она села против на низенькой будуарной кушетке.
— Рада вас видеть, отцы святые, — проговорила она тихим голосом. — Прямо с Афона приехали вы сюда или еще путешествовали?
— Прямо сюда, — смиренно ответил Холмс. — Потому что в столицах ныне вера больше оскудела, чем в провинции, а потому и нам следует быть больше в таких местах, где Божие слово нужнее.
Старуха сокрушенно кивнула головой.
— Правда, правда, — вздохнула она. — И я первая грешница. Ни во что не верила сколько уж лет, да взглянул на меня наконец всемилостивый Господь и вразумил окаянную.
— И стали вы верить, матушка? — спросил Холмс.
— Верю, батюшка, верю, — набожно ответила старуха. — Верю в его неизмеримое милосердие к самому плохому человеку.
Она умолкла, задумчиво глядя в угол с образами. Поникнув головами, мы молчали, перебирая четки.
— На сыне своем Александре увидела я нескончаемое милосердие Божие, — тихо заговорила старуха.
— На сыне?
— На нем. На что уж беспутный был, а вот покаялся в конце жизни и лик святой получил…
— Не пойму я, матушка, что говоришь? — удивленно перебил Холмс. — Как же это сын твой в святые попал? И почему тебе ведомо это?
Старуха понизила голос, словно открывала нам величайшую тайну.
— Является он мне, отцы святые. Лик светлый, хоть и в темноте является, сияние вокруг головы. и говорит со мною.
— Не во сне ли ты это видишь? — перебил Холмс.
— Что ты, что ты! Небось знаю, что не сплю! — запротестовала она. — И речи говорит божественные, добрым делам научает, к смерти готовиться приказывает, душу мою спасает.
Холмс набожно перекрестился.
— Как же он тебе является? — спросил он.
— В иконе, батюшка, в той самой иконе, которую перед своей смертью поднес. Будто оживает она иногда по ночам и вместо лика святого мой сын объявляется, с образом светлым и радостным.
— Как же это так?
— Незаметно. Иной раз, когда смотрю долго и днем на лик святого, кажется мне, будто сын мой похож на него. Только не при жизни был похож, а после. А как заговорит он ночью, так уж тут я не сомневаюсь.
И она стала набожно креститься на образа.
— А мы к тебе со святыней, — произнес Холмс. — Приложись к ней, делай добрые дела и пусть благословение Божие будет над тобой и над домом твоим.
С этими словами он торжественно открыл небольшой ларец, и, к величайшему моему изумлению, я увидел внутри него серебряный крест с круглым стеклом посередине, сквозь которое виднелось дерево.
— Кусочек животворящего креста принесет благодать дому сему! — молитвенно произнес Холмс.
Старуха опустилась на колени и, поклонившись трижды до земли, благоговейно приложилась к импровизированной святыне, сфабрикованной Шерлоком Холмсом.
Разговор переменился. Мы заговорили об Афоне, о святых местах, мощах, угодниках и тому подобных вещах. В конце беседы старуха ушла в свою комнату и, возвратившись через несколько минут, подала Холмсу дорогую бриллиантовую брошь.
— Нет у меня сейчас денег, — проговорила она печально. — Но вот продайте эту вещь и внесите деньги от меня в монастырь. Пусть помолятся ваши отцы за мою грешную душу.
— Да спасет тебя Христос! — произнес Холмс, с глубоким поклоном принимая дар.
Посидев еще немного, мы простились со старухой и вышли на улицу.
Тем же путем проехав в Кусково, мы снова переоделись в обыкновенное платье и как ни в чем не бывало возвратились в город.
Шерлок Холмс все время молчал.
Это молчание продолжалось и тогда, когда мы вернулись в нашу гостиницу.
Под вечер он ушел из дома, сказав, что хочет немного пройтись и кое-что купить из русских изделий для отправки их в Лондон некоторым хорошим знакомым и брату.
Ужинал я один. После ужина, от нечего делать, я попробовал было читать, но, утомленный дневной прогулкой, скоро бросил книгу и задремал, лежа на кушетке.
Стук двери разбудил меня. Это вернулся Холмс. Я взглянул на часы и заметил, что часовая стрелка стоит уже на одиннадцати.
Посмотрев на Холмса, я увидел, что он очень оживлен и весел.
— Вы прекрасно проводите время, дорогой Ватсон, — произнес он, улыбаясь. — Я от души завидую всем людям, которые способны засыпать в ту же минуту, как только доберутся до кушетки или кровати.
И, помолчав немного, произнес:
— Я очень рад, что вы хорошо отдохнули. Благодаря этому бессонная ночь не покажется вам такой утомительной.
Я удивленно взглянул на него.
— Вы, кажется, затеваете сегодня еще что-нибудь?
— Вы угадали, — ответил он. — Сегодняшняя ночь должна выяснить многое, и я хочу проверить свои догадки.
— Куда же мы отправимся?
— На кладбище, — ответил неожиданно Холмс.
Я даже подскочил на кушетке от неожиданности.
— Что же нам там делать?
Холмс улыбнулся.
— Проверять мои догадки, — произнес он, потешаясь над моим недоумением. — А пока нам не мешает подкрепиться.
— Я уже ужинал, — отвечал я.
— В таком случае ничто не мешает мне поужинать одному.