Страница 7 из 39
Надо прибавить, что Максим Ильич имел врождённое стремление к образованию себя. Случай развил ещё более эту склонность. В одну из частых поездок своих в разные пределы России, которые он всякий год совершал по торговым делам, познакомился он где-то с каким-то господином Новиковым{1}[50]. Новиков полюбил молодого человека, беседовал с ним часто о благах, доставляемых просвещением, и снабдил его списком всех книг и журналов, какие только были изданы на русском языке. Максим Ильич не замедлил купить эти книги и читал их с жадностью. К сожалению, в число их попалась и нравственная контрабанда, которую умел искусно навязать ему книгопродавец: это был «Фоблаз» и несколько других подобных сочинений[51].
Когда красавица Пшеницына ехала в своей колеснице — покуда скромной, четвероугольной линеечке, наподобие ящика, с порыжелыми кожаными фартуками, — на сивой старой лошадке, с кривым кучером, и подле неё сидел её миловидный сынок, прохожие, мещане, купцы и даже городские власти низко кланялись ей. Приветливо, но свысока отвечала она на их поклоны. В приходской церкви ей отведено было почётное место[52]; священник подавал ей первой просвиру; все с уважением сторонились, когда она выходила из храма.
Опять спросим, отчего ж такой смиренный, ветхий домик, мрачно глядевший на пустыре, такой бедный экипаж и прислуга — и вместе такое общее уважение жителей Холодни к Пшеницыным? Загадка была легка; её давно разгадала Прасковья Михайловна: отец мужа её был — миллионер. Миллионер того времени!.. Максим Ильич имел ещё брата, который жил в Москве. Старик-богач здравствовал. Он давал сыновьям на содержание только то, что ему вздумается, да и в том требовал отчёта. Итак, жители кланялись богатым надеждам.
Ванин дедушка, Илья Максимович, широко торговал хлебом, производил значительные поставки в казну, которые едва ли не с начала XVIII столетия удерживались в роде Пшеницыных, имел серный завод в N губернии, фабрики парчовые и штофные в Холодне, несколько лавок для отдачи внаймы в этом городе и дома в нём и в Москве[53]. Дела свои вёл он деятельно, с точностью и честно; слову его верили более, чем акту[54]. Лет через двадцать после того, как начинается наш рассказ, случилось Ивану Максимовичу в одном обществе быть представленным сенатору и чрезвычайно богатому человеку, князю Д* (умершему едва ли не столетним стариком)[55]. «Очень рад, очень рад с вами познакомиться, молодой человек, — сказал сенатор, положив руку на плечо Пшеницына. — Мы с твоим дедушкой были большие приятели, делали и дела не малые. Времена были не те, что ныне. Теперь дашь деньги и на актец[56], глядишь — пропадают, или получишь их с великими хлопотами да с помощью подьячих. Высосут у тебя мошенники не только деньги, но и кровь[57]. С дедушкой твоим вели мы дела иначе. Бывало, понадобится тысяч десяток, двадцать, и шлёшь к нему цидулку[58]: пришли-де, приятель, на такой-то срок. Или ему понадобится. Давали друг другу без расписки, на слово, и день в день получали обратно свои денежки. Всё это стоило только одного спасибо. Да, да, — прибавил князь, вздыхая, — ныне времена другие».
Смутно помнил Иван Максимович, как пришла в Холодню весть, что скончалась «матушка Екатерина Алексеевна», как отец его побледнел и прослезился при этой вести, как в городе все ходили повеся нос. Сначала думал Ваня, что умерла родная мать отца его. Но Максим Ильич сказал, что той давно уж нет на свете, а скончалась государыня, благодетельница русского народа[59]. «Люби и уважай память её во всю жизнь свою, да и детей своих, коли будут, учи тому ж», — сказал он и поставил Ваню пред иконой Спасителя и велел положить три земных поклона, со крестом, да приговаривать: «Спаси, Господи, и упокой душу рабы твоей императрицы Екатерины».
Между тем мечты Прасковьи Михайловны начинали осуществляться. Свёкор писал ей, что он очень хворает, не встаёт с постели, и просил навестить его, так как муж её в дальней отлучке. Хотя наступил февраль, на дворе были сильные морозы; наскоро собралась она и поехала с сынком. Тогдашние холоденские ямщики делывали в зимний путь сто вёрст[60], не кормя, в девять часов. Для скорости, чтобы поспеть в Москву в семь часов, она переменила лошадей на половине дороги, в Б-ах[61]. В первом селе отсюда осадили кибитку[62] рои девочек с криком: «Булавочку, барыня, пригожая!» — и едва ли не с версту бежали, запыхавшись, за булавочкой. В Островцах дали лошадям перехватить по ковшу воды[63]. Пока ямщик занимался этим делом, кибитку обступила толпа, большей частью женщин и ребятишек. В числе молодых баб много было пригожих. Золотые кички крепко, как в тисках, стягивали их лбы, а сзади шеи, почти до плеч, упадала блестящая стеклярусная сетка[64]. У всех в ушах пестрели стеклярусные подвески и на шее такие же ожерелья; зачерствелые от работ пальцы унизаны были медными перстнями и кольцами. Поступь их была важная и даже грациозная. Стан держался прямо, но юбочка, понёва[65], из шерстяной клетчатой материи, похожей на шотландку, и подвязанная очень низко, с каждым шагом колебалась из стороны в сторону. Замечено, что на этот шаг из крестьянских кокеток есть особенные мастерицы. Много безобразила их обувь. Шерстяные толстые чулки в бесчисленных сборах спускались к котам[66], а у беднейших к лаптям. Сапоги по колено означали особенное внимание к ним мужей. Спустя с плеча левый рукав овчинного полушубка, обшитого у иных котиком[67], молодые бабы, большей частью, опирались на плечо своих подруг и лукаво пускали на проезжих стрелы своих карих или серых глаз. Похвалы их или критические заметки сопровождались рассыпным хохотом, иные мурлыкали про себя отрывки песен. Дети, несмотря на мороз, были в одной рубашонке (заметить надо, очень чистой). Издали многие из них казались ходячею огромною шапкой, клочком рубашки и двумя огромными сапогами. По сторонам каждого из этих движущихся чучелок мотались рукава рубашки, потому что руки у всех спрятаны были под пазухой. Прасковья Михайловна заметила, что в толпе женщин две молодки держали перед собою по одному мальчику в рубашонке, защищая их от холоду полами своих шуб.
— Что, это ваши братишки? — спросила Прасковья Михайловна.
При этом вопросе в толпе послышался смех.
— Так неужели детки?
Тут уж разразился заливной хохот.
— Это мужья их! — закричало несколько голосов.
— Да сколько же им лет?
— Мужьям-то?
— Да.
— С Николы вешнего пошёл четырнадцатый[68].
— А молодицам?
— А молодицам-то?
— Да.
— Одной без годика два десятка, а другой ровнёхонько два.
Надо заметить, что этих молодых бабёнок очень баловали свёкры, налегая всей тяжестью чёрных работ на старых жён своих, которые также имели некогда своё счастливое время. Молодой невестке пряник или калачик из города, и кусочек зеркала, купленный у гуляки дворового человека[69], и, что считалось большою драгоценностью, — кусочек белого мыла[70]. Старушкам был почёт только для вида при народе на улицах, а дома ставили их ни во что. Эта безнравственная очередь сменялась тогда с каждым новым поколением, пока не вышло благодетельное постановление, чтобы не венчать мужчин прежде восемнадцати, а женщин прежде шестнадцати[71].
50
... познакомился он ... с каким-то господином Новиковым. — О знакомстве своего отца с великим русским просветителем Николаем Ивановичем Новикóвым (1744 — 1818) Лажечников упоминает в автобиографии, продиктованной Ф. В. Ливанову (см.: Празднование юбилея 50-летней литературной деятельности И. И. Лажечникова... С. 13). Имение Новикова Авдотьино, расположенное сравнительно недалеко от Коломны, во второй половине XVIII в. называлось Тихвинское-Авдотьино и относилось к Никитскому уезду (ныне Ступинский район). До наших дней от усадьбы сохранился каменный флигель, несколько крестьянских домов, построенных Новиковым, и Тихвинская церковь, где он похоронен.
51
... нравственная контрабанда... «Фоблаз» и несколько других подобных сочинений. — Полное название романа французского писателя XVIII века Жана Батиста Луве де Кувре — «Похождения кавалера Фоблаза». Роман выходил частями (1787 — 1790) и пользовался большим успехом благодаря эротической фабуле. Имя заглавного персонажа романа стало синонимом женского соблазнителя. Упоминается Пушкиным в первой главе «Евгения Онегина»: «Его ласкал супруг лукавый,/ Фобласа давний ученик...». В России в 1790-е годы вышло два перевода: «Приключения шевалье де Фобласа» и «Жизнь кавалера Фоблаза», один из которых, видимо, и приобрёл Максим Ильич Пшеницын. К нравственной контрабанде может быть причислен и другой скандальный французский роман в письмах «Опасные связи» Шодерло де Лакло (1782), русский перевод которого появился в 1804 — 1805 гг. В XIX в. во Франции роман был запрещён как оскорбляющий нравственность.
52
В приходской церкви ей отведено было почётное место... — Лажечниковы были прихожанами церкви Бориса и Глеба в Запрудах, в ней крестили будущего писателя.
53
Ванин дедушка, Илья Максимович, широко торговал хлебом ... имел ...несколько лавок ... и дома... — Прототипом Ильи Максимовича Пшеницына был дед писателя, коломенский купец первой гильдии Илья Акимович Ложечников (1730 — 1795). Согласно обнаруженным архивным документам, Ложечниковы, дед и отец писателя, на рубеже XVIII и XIX вв. вели хлеботорговлю, осуществляли поставки соли, владели штофной фабрикой (где производились штоф и парча) и кожевенным заводом в Коломне, серным и купоросным заводом в Рязанской губернии, несколькими домами, лавками и погребами в Коломне (на Большой Астраханской улице, в Запрудной и Лубянской слободе), двумя домами в Москве.
Парча — ткань из шёлка, серебряных и золотых нитей. Как отмечает историк костюма, «парча в первой половине века была сословной тканью для купчих», два других потребителя роскошной материи — царский двор и церковь (Кирсанова Р. М. Сценический костюм и театральная публика в России XIX века. Калининград; Москва, 2001. С. 82 — 83).
Штоф — плотная шёлковая ткань различного переплетения. В XVIII — начале XIX вв. относился к дорогим материям и использовался, в частности, для обивки стен.
Делал поставки в казну — то есть поставлял хлеб для государственных нужд. Подряды на поставку провианта в казну были весьма выгодны для купечества, так как государство давало значительные оборотные средства в качестве аванса и гарантировало прибыль.
54
... слову его верили более, чем акту... — То есть больше, чем официальному документу о сделке.
55
... сенатору и чрезвычайно богатому человеку, князю Д* (умершему едва ли не столетним стариком)... — Возможно, речь идёт о князе Юрии Владимировиче Долгоруком (1740 — 1830), военном деятеле, генерал-аншефе, участнике Семилетней (1756 — 1763) и русско-турецкой войн (1768 — 1774), Московском градоначальнике (1797). Ю. В. Долгорукий был владельцем имения Никольское-Архангельское под Москвой (ныне Балашихинский район), где жил безвыездно во время отставки в 1790 — 1793 гг. Это позволяет предположить его знакомство и коммерческие связи с дедом Лажечникова.
56
... дашь деньги и на актец... То есть документально оформишь заём.
57
... с помощью подьячих. Высосут у тебя мошенники не только деньги, но и кровь. — Подьячий — низший административный чин в XVI — XVIII вв. Делопроизводитель в государственных учреждениях, в данном случае в суде. В 20-е годы XVIII в. их заменили канцеляристы, но в обиходной речи их по-прежнему называли подьячими. Дурная слава должности отражена В. И. Далем: «Подьячего бойся и лежачего!», «Подьячий любит принос горячий», «Подьячий и со смерти за труды просит».
58
... шлёшь к нему цидулку. Цидулка — письмо, записка, послание.
59
... скончалась государыня, благодетельница русского народа. — Речь идёт о Екатерине II Великой (1729 — 1796), императрице Российской (1762 — 1796), период правления которой называют золотым веком Российской империи. Екатериной Алексеевной немецкая принцесса Софья Фредерика Августа Анхальт-Цербстская стала после принятия православной веры.
60
... холоденские ямщики делывали в зимний путь сто вёрст... Ямщик — кучер на казённых лошадях, приписанный к почтовой станции. Однако Прасковья Михайловна торопилась и поехала, как увидим, без документов, поэтому наняла вольного ямщика. Такая езда обходилась дороже. Верста — старая русская мера длины, равная 1,06 км. Указателем расстояния были полосатые чёрно-белые верстовые столбы.
61
... переменила лошадей на половине дороги, в Б-ах. — В Бронницах.
62
В первом селе отсюда осадили кибитку рои девочек. — Скорее всего, это село Велино Бронницкого уезда. Кибитка — крытый экипаж, повозка, имевшая деревянные дуги, на которые натягивалась рогожа.
63
В Островцах дали лошадям перехватить по ковшу воды. — Деревня Островцы (ныне Раменского района) находилась в 29 верстах от Москвы и принадлежала графскому роду Шереметьевых. Здесь был постоялый двор, ямская станция, где можно было переночевать, сменить лошадей.
64
... Золотые кички ... стягивали их лбы, а сзади шеи... упадала блестящая стеклярусная сетка. Кичка (кúка) — старинный женский головной убор. Историк И. Е. Забелин назвал её «короною замужества». Кичка закрывала волосы (замужняя женщина не должна показываться на людях простоволосой) и имела впереди твёрдую часть в форме рогов, лопатки, копытца. Украшалась кичка бисером, жемчугом или вышивкой (например, золотой нитью). Сзади был «позатыльник» из бисера, в данном случае стекляруса. Утягивать лоб и виски считалось модным.
65
Понёва — женская шерстяная юбка из трёх и более частично сшитых кусков ткани. Понёву носили вместе с кичкой замужние женщины
66
Кóты — женская обувь, род полусапожек.
67
... левый рукав овчинного полушубка, обшитого у иных котиком. Полушубок — верхняя зимняя одежда до колен. Котиком назывался, например, мех сурка, которым отделывались полушубки.
68
... С Николы вешнего... — То есть с 9 мая по старому стилю (Николин день).
... пошёл четырнадцатый ... другой ровнёхонько два. — У крестьян брак между мальчиком 13 лет и взрослой девушкой в XVIII веке был обычным делом. Подобная ситуация описана в «Путешествии из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева (глава «Едрово»), в «Евгении Онегине» (глава третья, слова няни Татьяны: «Мой Ваня,/ Моложе был меня, мой свет,/ А было мне тринадцать лет») и в «Истории села Горюхина» А. С. Пушкина («Мужчины женивались обыкновенно на 13-м году на девицах 20-летних. Жёны били своих мужей в течение 4 или 5 лет. После чего мужья уже начинали бить жён»). Подобный брак был выгоден помещику, который налагал «тягло» на новую семью, или самой крестьянской семье, где нужна была взрослая работница. Как следствие — распространение «снохачества» (сожительства свёкра с молодой снохой), которым возмущается Базаров в романе «Отцы и дети» И. С. Тургенева.
69
... кусочек зеркала, купленный у гуляки дворового человека... — Крепостной, находящийся в услужении у помещика. Существовали собственно дворовые люди — конюхи, садовники, кухарки — и комнатные слуги, лакеи, которые, не будучи обременёнными физическим трудом, могли почитаться (с точки зрения земледельца) «гуляками».
70
...кусочек белого мыла. — В конце XVIII — начале XIX вв. на всю Россию было известно шуйское мыло, а также туалетное мыло фабрики Ладыгина в Петербурге. Для большинства населения мыло являлось роскошью. Крестьяне обходились золою.
71
... пока не вышло благодетельное постановление, чтобы не венчать мужчин прежде восемнадцати, а женщин прежде шестнадцати. — Речь идёт о Высочайшем указе 1830 г.