Страница 59 из 75
Очевидно, что за строительство многих церковных сооружений в Апулии и Калабрии во второй половине XI века ответственность несли норманны. Однако следует четко понимать, что имеется в виду. Доминирующими архитектурными стилями в южной Италии того периода был не норманнский, а византийский и ломбардский. Таким образом, основным различием между Сицилией и материком в этом отношении является не то, что в Италии норманны были более оригинальными, а то, что они в различной степени заимствовали у различных традиций. Например, представляется, что в Тройе влияние оказали мастера из расположенной на севере Пизы, а работа ломбардцев чувствуется в расположенном на юге Чефалу[564]. В силу естественных обстоятельств Сицилия была больше подвержена мусульманскому влиянию, чем Апулия или Калабрия, но как на острове, так и на материке архитектурный долг перед Византией огромен.
И тем не менее по этим вопросам нелегко высказываться свободно[565]. Прежде чем пренебречь влиянием норманнских мастеров на итальянскую архитектуру тех лет, возможно, будет полезно вспомнить, сколь много построенных норманнами церквей было разрушено. Например, во время землетрясения 1783 года были почти полностью разрушены аббатство св. Эуфемии и аббатство в Милето{84}. И хотя сохранившееся творение в романском стиле в Веносе принадлежит скорее французам, чем норманнам[566], мы не можем быть уверены, что норманнские художники, оказавшие тогда влияние на архитектуру северной Франции, не внесли свой вклад и в итальянское строительство. Но в одном случае кажется очевидным, что они этот вклад сделали; речь идет о церкови св. Николая в Бари. Строительство началось примерно в 1084 году, и в нем было задействовано много рабочих; некоторые из них, несомненно, были норманнами. Всякий созерцающий фасад этой удивительной церкви, вспомнит западный фасад церкви св. Стефана в Кане (рис. 8, 9), а эксперты придут к мысли, что внутри нефа есть элементы, которые представляются непосредственной имитацией того, что можно увидеть в Нормандии. Но для простого наблюдателя самым убедительным доказательством будет один из боковых дверных проемов. Этот дверной проем увенчан каменным фризом, на котором высечена длинная вереница конных воинов в решительном бою. Эти рыцари, со схожими жестами и вооружением, как будто сошли с ковра Байё[567].
Характер культурного развития в южной Италии и на Сицилии в период норманнских завоеваний побуждает к сравнению с теми переменами в интеллектуальных и художественных интересах, которые имели место в тот же период в Англии. Однако необходимо сразу же отметить, насколько отличались обстоятельства на севере. Англия и Нормандия, как близкие соседи, оказывали друг на друга значительное влияние еще до основания норманнской монархии. И хотя в период с 1042 по 1066 год Англию терзали массовые беспорядки, она обладала той степенью политического единства, с которой в Апулии и Калабрии знакомы не были, и оно было несравнимо с тем, что имело место в мусульманской Сицилии. Еще более поразителен тот факт, что до 1066 года Англию почти не затрагивали те интеллектуальные процессы, которые глубоко затронули все остальные норманнские страны. Интерес к этому появился по другую сторону Ла-Манша лишь со временем, после норманнского завоевания[568].
Однако в связи с этим необходимо пояснить изолированность Англии в донорманнский период. Эта изолированность не подразумевает под собой неспособность к творению или чрезмерную узость кругозора.
С 1042 по 1066 год паломники и купцы из Англии побывали во многих странах. Были широко известны своей красотой англосаксонские украшенные цветными рисунками рукописи, особенно созданные в Винчестерской школе, а некоторые из них пересекли море и оказали влияние на работу континентальных скрипториев (Scriptoria) не только в Нормандии[569]. Так же высоко ценились работы английских мастеров того периода по металлообработке и во многих второстепенных искусствах. Правда, со времен Беды латинские гуманитарные науки находились в упадке, но продолжалось изучение самого языка и его грамматики. И если в англосаксонское стихосложение в период правления Эдуарда Исповедника свою лепту внесли лишь немногие, то в правовых документах, пастырских наставлениях и исторической прозе продолжали эффективно использовать местный язык[570]. Достижениями англо-норманнской Англии, которые раньше, возможно, недооценивали, а теперь, возможно, слишком превозносят[571], все же пренебрегать нельзя.
Тем не менее, несмотря на все сказанное, правдой остается и то, что основной поток, столь неумолимо стремившийся на континенте к «ренессансу» XII века, Англию не затронул. И дело тут не просто в том, что в Англии не было соборных школ, способных конкурировать с теми, которые развивали во Франции новые философские методы и открывали новый взгляд на систематическую теологию. Дело было еще и в том, что в Англии монастыри (несмотря на их великое прошлое и великое будущее) были ориентированы на более ранние традиции, а не на интеллектуальный прогресс. Вдохновение они черпали в прошлом и в тот период больше всего были заняты «изнуряющим распространением истощенного наследия, которое эксплуатировали вот уже пять сотен лет»[572]. Словом, в Англии Эдуарда Исповедника не было не только Шартра, но и Ле-Бека и современного Монте-Кассино. И результаты были достойны внимания. «Чем больше размышляешь об XI веке, — замечает профессор Саутерн, — тем больше понимаешь, насколько для достижений будущего века были необходимы заложенная тогда материальная и интеллектуальная база», «и англо-саксонская Англия не проявила и доли участия во всех этих приготовлениях, которые велись до 1066 года»[573].
Проводить сравнения между последствиями норманнских завоеваний в области культуры на севере и на юге нужно именно на фоне этих сведений. Новое, уже распространяющееся на Западе учение в Англии шло буквально по пятам за норманнами, и главными посредниками, переправившими его через Ла-Манш, стали два новых, перевезенных норманнами из Ле-Бека в Кентербери архиепископа — Ланфранк и Ансельм. До приезда в Англию Ланфранк вел известный спор о доктрине Беренгара посредством логической дисциплины, которая была в этой полемике принята всеми инакомыслящими, но которая была неизвестна в Англии того периода. А самый великий мыслитель своей эпохи, Ансельм, как ученый и как Отец Церкви, принес в Англию свою доктрину. Такие люди неизбежно повлияли на всех, с кем они соприкоснулись в Англии. Но даже и при этих условиях соборные школы Англии и официальная теология, которым они покровительствовали, значительно отставали от того, что происходило в северной Франции до самого конца XII века[574]. Поэтому неудивительно, что после норманнского завоевания у английских схоластов постепенно зародилось желание съездить за границу, чтобы лично познакомиться с новыми движениями мысли и с людьми, которые их пропагандировали.
Особенно же влекли их те страны, где смешение культур — греческой, мусульманской и латинской (смешение, абсолютно незнакомое для Англии времен Эдуарда Исповедника) — было наиболее очевидным; это были такие страны, как Испания, или, например, страны, где правили норманны: южная Италия и Сицилия. Один из типичных случаев подобного рода — Аделард Батский[575]. Аделард родился примерно в 1085 году, и Англия была его patria (родина). Но еще в юности он эмигрировал во Францию и там учился в Туре и Лионе. Затем он побывал в Апулии, Калабрии и на Сицилии. Возможно также, что он был и в Антиохии при правлении Танкреда, и почти с уверенностью можно говорить, что какое-то время он учился в Испании. Все его путешествия, а особенно по странам с норманнским господством, были чрезвычайно продуктивны, и, вероятно, он во многом способствовал введению на Западе евклидовой математики и мусульманской астрономии. Его интересы были очень разносторонними: от философии Платона до прикладной химии, и он сам являет собой пример смешения греческого и арабского влияний, которое управляло западным христианским миром.
564
Bertaux, op. cit. 352–358.
565
Ср. замечания Gaily Knight (Normans in Sicily, pp. 327–355) с замечаниями Bertaux, op. cit., pp. 376–399.
566
Bertaux, op. cit., p. 330.
567
Bertaux, op. cit., pp. 335-9; 476; and Figs. 139 and 206.
568
Cf. R. W. Southern, The place of England in the Twelfth Century Renaissance (History, XLV (1960), pp. 201–216). Перед этой статьей я в особенном долгу.
569
Tolhurst, «An examination of two Anglo-Saxon MSS of the Winchester School», Archaeologia, LXXXIII (1933), pp. 27–49; D. Whitelock in The Norman Conquest ed. C.T. Chevalier (1966), pp. 40, 41.
570
R. W. Chambers, in Nicholas Harpsfield's Life of More (Early English Text Soc., CLXXXVI).
571
Теперь очень авторитетные источники нам сообщают, что «все бы согласились… что в том, что касается культуры и административных достижений, англо-норманны были далеко впереди современных им европейских королевств». (Columbia Law Review, LXVII (1967), p. 1343.) Какова бы ни была ценность этого высказывания, такого единодушия точно не существует. Ср., к примеру, R. R. Darlington «The Norman Conquest» (Creighton Lecture, 1963) с лекциями R. A. Brown и G. Yarnecki, прочитанными перед Королевским Историческим Обществом и в Британской Академии в 1966 году.
572
М. D. Knowles, Monastic Order (1940), p. 94.
573
Southern, op. cit., p. 202.
574
Ibid.
575
Haskins, Medieval Science, pp. 20–42.