Король-Демон

– Как я уже говорил, возникли недоразумения. Я очень сожалею, но, ведь если быть честным, ваши солдаты были наказаны за то, что защищали свою землю, хотя, быть может, они действовали чересчур поспешно.

– Возможно, так оно и было, – согласился Сала. — Так или иначе, ни одного из офицеров не осталось в живых, так что спросить не у кого.

– Позвольте поинтересоваться, почему вы вернулись к этой теме? Я считал, она уже давно закрыта.

– Об этом меня попросил переговорить с вами король Байран. В зависимости от вашего ответа я должен был или промолчать, или сказать вам то, что я сейчас собираюсь сказать: еще слишком рано поддаваться оптимизму, и все же король Байран хочет, чтобы ничто не мешало продвижению к миру. Поэтому он снова до окончания переговоров отводит все майсирские войска на расстояние трехдневных переходов от границы. Это даст нам уверенность в том, что по крайней мере в ближайшие несколько сезонов подобные происшествия больше не повторятся.

Я также могу вас заверить, что, если переговоры будут и дальше продолжаться в том же духе, король демобилизует классы, недавно призванные на военную службу. Если не произойдет никаких... неприятностей, те средства, которые казна тратит на содержание дополнительных солдат, лучше будут потрачены на другие нужды.

Я ощутил прилив радости и – не стыжусь – гордости. Несмотря на мои опасения, возможно, мне удастся сослужить добрую службу отечеству!

– Если дела будут и дальше идти так стремительно, – сказал Сала, – вероятно, мы в самое ближайшее время снова перейдем на «ты», а?

– Будем надеяться.

Сообщение о новом дружеском шаге короля Байрана было отправлено на север, и через пятнадцать дней пришел ответ императора: он тоже отведет все нумантийские войска от границы. На приграничных территориях останутся только подразделения, охотящиеся за бандитами. Мы еще дальше отступили от пропасти.

Необходимость ждать по две-три недели между очередными этапами переговоров могла бы свести с ума, если бы мне было нечем заняться. Но мы с Алегрией оказались в самом центре водоворота светской жизни Джарры, став «чем-то новеньким».

Столичная знать оказалась такой же убогой, как и ее провинциальные кузены. Все были знакомы друг с другом и по большей части еще и состояли в родственных отношениях; все бывали на одних и тех же светских мероприятиях, где напивались с одними и теми же приятелями, после чего ложились в кровать с их женами. И так продолжалось год за годом, десятилетие за десятилетием. Неудивительно, что таким успехом пользовались балы, где впервые дебютировали в высшем обществе юноши и девушки из благородных семейств. Я побывал на одном таком бале, напомнившем мне стаю стервятников, кружащих над умирающей антилопой и ждущих, когда можно будет насытиться свежим мясом.

У мужчин в моду быстро вошли длинные прически, причем нередко с помощью каких-то сильных отбеливателей волосы перекрашивались в светлый цвет, как у меня. Алегрия даже пошутила, что мне должно быть стыдно за всплеск эпидемии облысения среди мужчин старшего возраста, не рассчитавших действие красителей. Я ответил, что вины на мне не больше, чем на ней, ибо женщины, подражая Алегрии, перешли исключительно на облегающие наряды, подчеркивающие все изгибы фигуры. Молодым девушкам, возможно, это было даже к лицу, но, встречая переваливающуюся с ноги на ногу толстуху, одетую так, я с трудом сдерживал желание сморщиться и отвернуться.

Сезон Перемен подошел к концу, и начался Сезон Бурь, принесший с юга антарктические бураны.

Намеченный бал-маскарад был отменен из-за непогоды. Жизнь в Джарре оказалась парализована снежными буранами, так что нам пришлось развлекаться тем, что имелось у нас в распоряжении. Я с удовольствием валялся в кровати в нашем «шатре». Мы перебрались на «летнюю» сторону; в саду весело щебетали птицы, в застывшем знойном воздухе жужжали пчелы.

Я изучал карты Пограничных территорий, пытаясь определить, есть ли хоть какая-нибудь крупица здравого смысла в моих предложениях.

Алегрия лежала на полу на трех огромных подушках. Из одежды на ней были лишь узкие полоски материи на груди и на бедрах. Она читала толстую книгу, в которой боги и богини изображались такими же глупыми, завистливыми и жестокими, как и сотворенные ими люди. Разумеется, подобного рода литература была запрещена, поэтому владеющим грамотой приходилось долго ждать своей очереди получить желаемую книгу.

Поймав на себе мой взгляд, Алегрия улыбнулась и снова погрузилась в чтение.

Вдруг я осознал одну очевидную истину. Я начал потихоньку влюбляться в Алегрию, возможно, уже успел ее полюбить. Сейчас, оглядываясь назад, я недоумеваю, почему мне потребовалось столько времени, чтобы понять это. Впрочем, ответ мне известен. Конечно же, причиной всему была Маран.

По-прежнему оставались не остывшие до конца чувства, слова, которые мне хотелось сказать своей жене – или бывшей жене, я не знал, удалось ли ей уже добиться развода. Но какое это имело значение? Прошлое осталось в прошлом, умершее и забытое. Почему я не встал, не подошел к Алегрии, не поцеловал ее, а дальше будь что будет? Я не знал тогда, не знаю и сейчас.

Я закончил составлять депешу, и курьер забрал ее. Только тут до меня дошло, как же сильно я устал. Я больше не мог оставаться ни в посольстве, ни у себя дома, ни вообще в городе. Мне срочно требовалось выехать на несколько часов на природу. Я поделился этими соображениями с Алегрией. Та, поморщившись, тем не менее храбро поддержала меня.

– Хорошо, мой господин. Мы отправимся в буран, и если я себе что-нибудь отморожу, виноват в этом будешь ты.

Час спустя мы, укутавшись в теплые шубы, дрожали на конюшне. Вскочив в седло, Алегрия с мольбой посмотрела на меня.

– Так где же мы примем свою смерть?

– Будь я проклят, если знаю. Это ведь ты майсирка, не я.

– Из монастыря меня отпускали в столицу раз десять, не больше, – сказала Алегрия. – Что творится на улице! Мы с тобой с ума сошли!

– Знаю... и все же что-то в этом есть, правда?

И действительно, пронизывающий северный ветер освежил мне голову, очистил душу.

– Быть может, стоит заглянуть в посольство и взять эскорт? – предложила Алегрия.

– Зачем? Разве в Майсире мы не пользуемся всеобщей любовью? – ответил я. – Нет, лично мне будет достаточно твоего общества.

Некоторое время Алегрия сидела в седле в нерешительности.

– У меня есть одна мысль. Но до того места час пути, а то и больше. И мне придется спрашивать дорогу.

– Я жду ваших приказаний, войзера.

– Значит, когда найдут наши закоченевшие трупы, в глазах богов во всем буду виновата я одна.

– Разумеется. Разве ты до сих пор не научилась понимать мужчин? – усмехнулся я.

Алегрия только пожала плечами, и мы тронулись в путь.

Никто не обращал на нас ни малейшего внимания; редкие прохожие шли по своим делам, торопясь успеть, пока улицы не замело окончательно. Поправлюсь, почти никто: прицельно брошенный снежок попал мне в затылок, сбив кивер в сточную канаву. Выругавшись, я обернулся и успел увидеть подростка, юркнувшего в переулок.

– Как он только посмел! – воскликнула Алегрия, тщетно пытаясь удержаться от смеха.

Промолчав, я спешился и подобрал свою каску – а также кое-что еще. Когда я садился на коня, постреленок и три его товарища высунулись из-за угла – и едва успели увернуться от снежной глыбы, тайком слепленной мною. Комок ударился в стену у мальчишек над головами, обдав их дождем ледяных осколков. С испуганными криками сорванцы скрылись в переулке.

– Если играешь с быком, – сказал я, цитируя старую симабуанскую пословицу, – будь готов познакомиться с его рогами.

Алегрия только покачала головой, и мы двинулись дальше.

Мы дважды останавливались, Алегрия спрашивала у прохожих дорогу, после чего мы продолжали путь. Где-то через час мы достигли окраин Джарры.

– И что дальше?

– Не плачь, неженка, – улыбнулась Алегрия. – Мы только начали.