Король-Демон

– Проштудировал от корки до корки, мой государь.

– Как ты считаешь, война с Майсиром неизбежна?

– Не знаю, – честно сказал я. – В книгах я не нашел никаких указаний на то, что Майсир хочет – точнее, хотел в прошлом – вторгнуться в нашу страну. По крайней мере, так обстояли дела до тех пор, пока Байран не унаследовал престол.

– Я чувствую какую-то перемену, – сказал Тенедос – Боюсь, как бы Байран не пришел к выводу, что сейчас самое время собирать на наших землях богатый урожай. Возможно, он до сих пор считает, что страной управляют так же отвратительно, как это было во времена правления Совета Десяти. – Император натянуто улыбнулся. – Если так, его ждет глубокое разочарование.

– Каковы аналитические прогнозы Кутулу? – спросил я.

Император нахмурился, поджал губы. У него на виске задергалась жилка. Он посмотрел мне в глаза испепеляющим взором.

– Кутулу, – хрипло произнес Тенедос, – занимается другими, внутренними проблемами. Чтобы лучше понять происходящее в Майсире, я прибегнул к помощи других, более компетентных людей.

Если бы я не был знаком с императором столько лет и не считал бы его не только своим повелителем, но и другом, я бы остановился на этом.

– Если позволите, ваше величество, – спросил я, – что произошло с Кутулу?

– Кутулу слишком много возомнил о себе, – сказал император. – Я отвечу на твой вопрос, но, надеюсь, ты удовольствуешься моим объяснением и не будешь возвращаться к этой теме, а также никому не станешь повторять мои слова. Кутулу в опале, хотя, полагаю, со временем я успокоюсь, он одумается и снова займет свое важное положение. Не так давно в личной беседе я похвалил Кутулу и сказал, что он может рассчитывать на любую награду. Наглец дерзнул заявить, что желает стать трибуном.

– Глупец! – Император снова принялся расхаживать взад и вперед, гремя каблуками по выложенному паркетом полу. – Шпионы не становятся генералами, не становятся трибунами. Никогда!

Я вспомнил, как Кутулу с восхищением оглядывался по сторонам, когда приезжал ко мне в Водяной Дворец, как он начал с тоской: «Быть может, когда-нибудь, если император сочтет возможным...», но так и не договорил. Первой моей мыслью было: «Ну ты и дурак!» Как Кутулу только посмел подумать, что полицейская ищейка достойна получить высший армейский чин? Но мое заносчивое негодование быстро прошло. А собственно говоря, что тут такого? Разве я, кавалерийский офицер, не достиг вершины? Разве Кутулу не служит императору так же преданно, как и я, – а может быть, даже лучше? И какое кому до этого дело? Возможно, семь-восемь старых идиотов будут ворчать, что узурпатор снова нарушил вековые традиции. Но кто слушает этих нудных ископаемых чудовищ в наши дни, когда над империей дуют свежие ветры?

У меня мелькнула было мысль встать на защиту Кутулу, но осторожность взяла верх, и я промолчал.

– А теперь у нас есть гораздо более важные дела, – сказал император. – Начнем с твоего нового назначения, значимость которого я не преувеличил. – На его лице снова появилась хитрая усмешка. – Но я не собираюсь говорить тебе, в чем дело.

– Прошу прощения, ваше величество?

– Ты не ослышался. Кстати, я передумал. Налей-ка мне из другой бутылки, той, что в виде вставшего на дыбы демона. Она на письменном столе. В ящике внизу ты найдешь минеральную воду по своему вкусу.

Я выполнил его просьбу. Тенедос опустился на диван, перекинув ногу через боковую спинку. Не переставая улыбаться, он смотрел на меня. Я решил, что у меня выдержки больше, и победил.

– Ты так и не будешь спрашивать, да? – наконец сказал Тенедос.

– Нет, мой государь. Полагаю, вы сами расскажете мне то, что я должен знать.

Император рассмеялся.

– Порой я начинаю подозревать, что ты знаешь меня лучше, чем я сам. Дамастес, ты когда-нибудь жалеешь о прошлом? О том времени, когда у нас еще не было ни золота, ни власти? Когда мы ничего не имели и только хотели иметь?

– Если честно, нет, – признался я. – Не могу вспомнить, чтобы я хоть раз хотел оказаться в другом месте или в другом времени. Если только не брать совсем дерьмовые ситуации, как, например, то, что было в Сулемском ущелье. Вот тогда я мечтал оказаться в любом другом месте.

– Да, это было ужасно, - согласился император. – Но, с другой стороны, мы покрыли себя славой. Помню, один пехотный капитан... как его звали?

– Меллет, ваше величество. Каждую годовщину их подвига я приношу жертву за него и его солдат.

Я был поражен тем, что император смог забыть капитана Меллета и остальных солдат полка Куррамской Легкой Пехоты, чей героизм позволил нам, а также мирным жителям – нумантийцам, которых мы сопровождали, избежать страшной участи, уготовленной нам хиллменами.

– Да, – продолжал Тенедос, – я прекрасно помню его и всех остальных. Наверное, это хорошо, что мы не забыли наших героев и даже храбрых животных вроде того умирающего слона, который тем не менее пытался откликнуться на зов боевой трубы, – помнишь, это случилось, когда мы с тобой впервые встретились в Гази? Эта сторона войны делает нас великими, достойными гордо предстать перед лицом богов.

Но меня передернуло при мысли о реках крови, о выжженной пустыне, остающейся там, где прошла война. Мне следовало бы обратить внимание на то, что говорил император, но я подумал, что это лишь романтичные фразы человека, привыкшего почти всегда побеждать и плохо представляющего себе, что такое настоящая война. К счастью, император, похоже, не ждал от меня ответа.

– Да, – после некоторого молчания произнес он. – Люди должны стремиться к славе, в противном случае они обленятся, станут слабыми и подпадут под пяту более сильных и более жестоких.

Отпив бренди, император пристально взглянул на меня. Как это ни странно, мне показалось, он смотрит сквозь меня или же видит меня во главе великой армии, идущей в решающее сражение. Я молчал, выжидая, когда у него пройдет мечтательное настроение.

– То были великие времена, – наконец задумчиво произнес Тенедос. – Но впереди нас ждут еще более великие свершения. – Он осушил стакан. – И все же я не скажу, в чем будет состоять твоя новая задача. Правда, я намекну, кто тебе это скажет. Ищи своего друга трибуна Петре. Ибо хотя идея принадлежала мне, все остальное его рук дело.

Я познакомился с Мерсией Петре, когда мы оба по ошибке получили назначение в полк Золотых Шлемов, расквартированный в Никее. Истовый вояка, он интересовался только армией и ее историей. Неделя за неделей мы занимались строевой муштрой, готовясь к бесчисленным парадам и смотрам, а вечерами, как и все молодые офицеры, предавались мечтам о коренной реформе армии. И вдруг провидец Тенедос дал нам возможность воплотить в жизнь свои задумки, и неповоротливые, раздутые дивизии превратились в стремительные кавалерийские полки, молнией пронесшиеся по Каллио и положившие конец гражданской войне.

В той войне Петре командовал драгунами; затем, произведенный в трибуны, получил номинальную должность командующего Центральным флангом армии. Но после победы над Чардин Шером наша армия не участвовала ни в одном крупном сражении, поэтому Петре посвятил себя проблемам реформирования процесса подготовки солдат, давным-давно безбожно устаревшего. Для того чтобы не загнить на своем посту, трибун время от времени совершал «инспекционные поездки» на границу, где с жаром, достойным свежепроизведенного легата, жаждущего славы, бросался в самую гущу мелких стычек. Каким-то образом ему удавалось отделываться одними царапинами, точно так же, как трибун Ле Балафре был известен тем, что всегда одерживал победы, проливая при этом свою кровь.

Наверное, я был единственным другом Мерсии Петре, если, конечно, наши отношения можно было считать дружбой. Но ближе он к себе вообще никого не подпускал. Точнее, подпустил одного человека, с которым я познакомился, отправившись к Петре в гости.

После окончания войны мы были постоянно заняты, выполняя поручения императора, и за все это время встречались не больше полудюжины раз, в основном в крохотных, забытых богами гарнизонах. Мне ни разу в жизни не доводилось бывать у Петре дома. Я представлял себе, что жилище трибуна окажется скромным, ибо его хозяин отличался весьма невзыскательным вкусом: что-то вроде квартиры офицера-холостяка, вероятно с библиотекой, которой позавидовал бы хороший университет.