Король-Демон

Я решил сделать шаг первым.

– Надеюсь, Кириллос, ты не собираешься сказать мне, что почувствовал «приближение конца» и решил передать мне свои магазины, ибо я совершенно ничего не смыслю в торговле, и будет лучше, если ты их оставишь своей жене.

Линергес криво усмехнулся.

– Я собирался попробовать немного тебя развеселить, – сказал он. – Но раз ты еще способен отпускать такие грязные шутки – черт с тобой. Иди и подыхай. Что касается меня, то я бессмертен, если ты этого еще до сих пор не понял.

Я пристально посмотрел на него, пытаясь определить, что это: продолжение шутки или Линергес спятил.

– Поосторожнее, – предупредил я, – боги могут услышать.

– Нет, – серьезно ответил Линергес. – Они ничего не слышат. По крайней мере те, которым есть хоть какое-то дело до нас. Если кто и слышит, то разве что шлюха Сайонджи, с которой так нянчится наш император, а на нее мне наплевать, так как от нее все равно ничего, кроме зла, ждать не приходится.

А я-то еще считал себя неверующим, точнее, потерявшим веру!

– Следи за своими словами, – вмешался подошедший к нам сзади Йонг. – Твои оскорбления могут все изменить.

– Куда? В худшую сторону? – Линергес расхохотался резким, раскатистым смехом воина, забывшего, что такое страх, что такое надежда. – В любом случае, Дамастес, окажи мне любезность и не умирай завтра. С трибунами у нас дело совсем плохо, и я боюсь, что урод, которого император назначит на твое место, окажется отвратительным собутыльником.

Сам Линергес почти не пил. Усмехнувшись, он похлопал меня по спине и пошел к своему коню.

– Значит, он считает себя бессмертным, – задумчиво произнес Йонг. – А почему бы и нет? Рано или поздно с кем-нибудь это должно произойти.

– А ты что думаешь? – спросил я, убедившись, что нас никто не слышит.

– О чем? О плане императора? Он осуществим. Его можно даже считать неплохим. Но только мне до него нет никакого дела, – добавил Йонг. – Ибо я пришел проститься с тобой, нумантиец.

– Прекрати, Йонг! Я не куплюсь на такие глупости. Ты слишком хитрый и изворотливый, чтобы погибнуть, по крайней мере в честном бою.

– Спасибо за комплимент, друг мой. Надеюсь, ты прав. Но я хотел сказать, что покидаю армию.

– Что?

– Как-то давным давно, еще в Сайане, когда ты был молодым легатом, а я простым новобранцем, я сказал, что хочу познакомиться с женщинами Юрея и узнать, действительно ли они способны в постели на чудеса, если у них есть выбор, с кем спать. Так вот, теперь я удовлетворен тем, что со знанием дела могу сказать: способны. Я также сказал, что хочу узнать, что такое честь. Теперь я знаю все, что хотел узнать о чести. И о ее противоположности. – Обернувшись, Йонг посмотрел на шатер императора и презрительно сплюнул. – Так что сегодня ночью я сниму с себя мундир и покину эту армию.

– Ты не можешь так поступить!

– Могу, – твердо произнес Йонг. – Все, кем я командовал, или убиты, или распиханы по другим частям, так что никому нет никакого дела, надрываю ли я глотку, отдавая команды, или хожу на руках, заткнув задницу пальцем.

– И куда ты направишься?

– Домой в Кейт, разумеется. И я сомневаюсь, что кто-либо – нумантийцы или майсирские собаки – когда-нибудь увидит меня, а тем более сможет остановить.

Я знал, что в этом он прав.

– Поэтому я пришел попрощаться, – продолжал Йонг, – и поблагодарить тебя за то время, что мы неплохо провели вместе. Возможно, мы с тобой еще увидимся по эту сторону Колеса, хотя я в этом очень сомневаюсь.

Но напоследок я сделаю два добрых дела. Первое будет сюрпризом, и ты узнаешь о нем, когда придет время.

Второе требует напряжения ума. Так что представь, что ты оборванный святой мудрец, вшивый, с грязной задницей, умеющий только мыслить о великом и объяснять нам, простым смертным, что к чему.

– Из того, что ты перечислил, у меня только немытая задница и блохи, – подозрительно ответил я.

– Тогда тебе придется шевелить мозгами так, как ты никогда раньше этого не делал. Итак, ты помнишь, как давным-давно, после того как мои разведчики чуть не погибли все до одного под Дабормидой, я завалился к тебе пьяный в стельку и сказал, что их принесли в жертву, но я не знаю почему?

Я собирался было резко ответить, что от того времени нас уже отделяют море сражений и горы трупов, но промолчал, увидев серьезное лицо Йонга.

– Да, – сказал я, – помню.

– Так вот, кажется, сейчас я знаю ответ, – сказал он. – И, подозреваю, скоро ты тоже до него дойдешь. Дам тебе одну наводку: почему император под Сидором настоял на том, чтобы принести в жертву Баранскую гвардию? Тенедос назвал это отвлекающим маневром, но кого он пытался обмануть? Мы уже переправились через реку в районе мостов, и майсирцам это было известно. Так почему император оставил их погибать и не сотворил заклятие? И вообще, раз уж об этом зашла речь, почему он послал так мало людей? Почему не направил подкрепления?

– Но это еще не все, продолжал Йонг, поднимая руку и прерывая мои возражения. – Почему император тянул со своим «Великим заклятием» до тех пор, пока гвардейцы не вышли на мост? Сколько их там успело погибнуть? Кажется, этого более чем достаточно. Я тебя покидаю.

Слушай, пока я с тобой говорил, мне пришла в голову еще одна мысль. Помнишь демона, уничтожившего Чар-дин Шера?

Меня передернуло. Мне довелось повидать много ужасов, но четырехрукий демон размером с гору, с огромной зияющей пастью был из них самым страшным.

– Готов поспорить с тобой на что угодно, хотя я и не смогу получить с тебя выигрыш, – сказал Йонг, – что ты еще увидишь этого изверга. Не сейчас. Позже. Когда наступит полный крах. А теперь, нумантиец, прощай. И береги себя.

Не успел я схватить его за руку, попробовать уговорить или хотя бы сказать хоть слово, как Йонг проскользнул за шатер, где грелась личная охрана императора. Я бросился за ним, но его уже и след простыл.

Вот так исчез Йонг, несомненно, самый необычный трибун Нумантии.

Я лежал, закутавшись в одеяло, притворяясь, что сплю, как и подобает спокойному, уверенному в себе военачальнику, а на самом деле пытаясь освободить от мыслей рассудок, чтобы не думать о двух годах непрерывной боли и скорби. Неожиданно меня разбудил капитан Балк.

Новость, с которой он пришел, была просто катастрофической. 20-й Кавалерийский полк потерял контакт с замыкающими подразделениями Пятого гвардейского корпуса, которым командовал Эрн, и выслал вперед дозор. Разведчики ничего не обнаружили – части Эрна оставили свои позиции.

Трибун увел все свои войска, почти двадцать тысяч человек, прямо на восток, на неприятельские позиции. Как выяснилось позднее, Эрн ехал впереди с белым флагом, громко крича, что сдается в плен. Не знаю, как ему удалось обмануть своих офицеров, – скорее всего, он сказал, что получил приказ императора до рассвета занять позиции к востоку от дороги. А может быть, азаз, воспользовавшись благоприятным моментом, с помощью колдовства затуманил мозги нашим солдатам.

Но сейчас имело значение только то, что между моим арьергардом и остальной армией образовалась огромная брешь. Через считанные минуты после того, как я вскочил с постели, послышались звуки боя. Майсирцы, обнаружив брешь в наших боевых порядках, нанесли удар. Измена Эрна грозила уничтожением всей армии.

Я вынужден был как-то реагировать, и это должно было быть что-то совершенно непредсказуемое. Мне пришла в голову одна мысль. Правда, это означало, что нам придется в лучшем случае провести в суэби еще несколько дней, а в худшем... Я не хотел даже думать об этом.

Я приказал капитану Балку надеть мои доспехи и во главе Красных Улан при поддержке 20-го полка Тяжелой Кавалерии нанести удар по майсирцам, изобразив это так, будто вся наша армия перешла в наступление.

Балк должен был идти вперед до тех пор, пока не встретит настоящего сопротивления, после чего немедленно отступить к позициям 17-го полка, которым предстояло стать сборным пунктом для вспомогательных частей, солдат, отставших от своих подразделений, а также всех тех, кто предпочитал изнурительный поход смерти и рабству в плену. Собравшись вместе, наши части должны были отойти на запад, прочь от майсирцев, прочь от Осви. Впереди предстояло идти 10-му Гусарскому полку.