Страница 6 из 164
Такое примерно наметил я ей сказать и после этого вошел в деревню. Это была уже третья русская деревня, в которую я входил в тот день. Прежде всего я стал искать глазами на домах надпись «Контора», чтобы обратиться туда за разъяснениями по поводу приехавшего к ним депутата областного Совета. Не найдя надписи, я стал приглядываться, у кого бы спросить о моей женщине. Но пока что мне попадались только дети.
Сидела, правда, в одном дворе молодая женщина, кормившая грудью ребенка, но я постеснялся к ней подойти. Две маленькие девочки с мальчиком подвязывали возле другого дома к нижним сучьям толстой березы веревку для качелей. Дальше, у следующего дома, пожилая женщина снимала с веревок высохшее белье. У нее я тоже ничего не спросил, но, глядя на нее, подумал, что все это выглядело очень похожим на то, что я сотни раз видел у нас в Суоми. Оставалось только удивляться, почему там не дано было знать о такой удивительной схожести? Почему бы, например, этим ребятам не покачаться на качелях вместе с финскими ребятами, а финским ребятам почему бы не покачаться вместе с русскими? Почему бы этой молодой женщине, кормящей грудью ребенка, не посидеть рядом с такой же финской женщиной? Разве не нашлось бы у них, о чем друг с другом поговорить, пока их крошки тянули бы из их мягких грудей теплое молоко?
Думая так, я продолжал идти вдоль улицы деревни, высматривая подходящего для расспросов человека. Наконец у одного дома я увидел за низким забором в палисаднике старика, проверяющего какие-то черенки, привитые к срезанным сучьям старой рябины. Судя по возрасту, он вряд ли мог оказаться тем страшным Иваном, да и в лагерях наших едва ли побывал. Я подошел поближе к забору и спросил его:
— Скажите, пожалуйста, будьте в извинении, это Заозерье?
Он взглянул на меня с удивлением и спросил:
— Как?
Я повторил свой вопрос уже короче:
— Это Заозерье?
Он подумал немного и ответил:
— Заозерье-то Заозерье. Да тут все кругом Заозерье. Вам какую деревню нужно?
На это я не знал что ответить и некоторое время помолчал. Но потом решил, что ответить все же что-то надо, и стал ему объяснять все, как оно было:
— Я из Ленинграда приехал в колхоз «Путь коммунизма» к Надежде Петровне Ивановой. Не слыхали про такую?
— Нет, не слыхал.
— Она депутат областного Совета. Я приехал в колхоз «Путь коммунизма», то есть к ней. А она в Заозерье поехала, то есть к вам. Вот я и хотел узнать, где она. Здесь она не была?
— Не знаю, мил человек. Пожалуй, что и не была.
— Где же мне ее найти?
— А ты у бригадира спроси. Он по телефону у конторы может справиться.
— А где бригадир?
— Вон там, третий дом будет от большой березы.
Я зашел в третий дом от большой березы и спросил о том же самом у бригадира. Бригадир сказал, что тоже ничего не знает, но позвонил при мне в главную контору. Оттуда ему ответили, что такая к ним не приезжала. Вот как повернулось дело! Я сказал:
— Как же так? А мне там, за озером, сказали, что она сюда поехала.
Бригадир пожал плечами, явно мне сочувствуя, и в то же время спросил:
— А точно ли сюда? Может, не в наш колхоз, а в «Свободный пахарь»? Вы там не узнавали?
— А где это?
— Значит, не узнавали. Вы по дороге развилку встретили? Так вот: влево — это к ним. Там оно и будет — Заозерье. Они прямо за озером находятся, если в их сторону от Кормушкина смотреть. А мы — правее.
— Вот как. А туда далеко от вас?
— Километров десять будет.
— О-о!..
— А вы заночуйте у нас и утречком пойдете.
— Заночевать?
— Да, в комнате для приезжающих.
— Для приезжающих?
— Да. Что это вы все удивляетесь, будто с другой планеты прилетели? Документы у вас есть?
— Есть…
— Ну вот. Покажите их мне для порядка, а я вас к Никитичне поставлю.
Я помедлил немного. Но это был молодой парень, и вряд ли ему пришлось воевать, а тем более сидеть в наших лагерях. Я показал ему свой паспорт, выписанный мне на один год. Его, кажется, ничуть не удивило мое финское происхождение, но все печати и штампы, подтверждающие мое проживание и мою работу в Ленинграде, он осмотрел довольно внимательно, а потом сказал:
— Пойдем.
И мы пошли вдоль деревни к месту ночлега. По дороге я сказал ему:
— Если я останусь у вас ночевать, то не застану ее там завтра.
Но он успокоил меня:
— Застанете. Далеко не уедет. Не дальше какой-нибудь соседней деревни в том же колхозе. Депутатские дела — они такие.
— Да?
— А как же! То вдову какую-нибудь пенсией обидели, то мать на детей пособия не добьется, то братья вздумали хозяйство делить и заспорили. Да мало ли в жизни неполадок! А ей как депутату — разбирать. Застанете. — И, подумав немного, он спросил: — А вы только депутатскими делами интересуетесь или и хозяйственными тоже?
Я ответил, что да, конечно… в некотором роде… почему бы нет? Да, хозяйственными — тоже. И, вспомнив кстати советы Ивана Петровича, я еще раз повторил, что очень даже интересуюсь. А как же! Это главная моя задача — узнать поближе, как и чем живет русский народ. Да, да, именно ради этого я сюда приехал. А зачем же еще? Смотреть и узнавать — это для дела дружбы хорошо. Так я ему ответил на его вопрос. И он сказал:
— Правильно. Для дружбы надо встречаться, видеть, разговаривать. А у нас найдется на что посмотреть. Народ хороший. Техникой помаленьку обзаводимся. Доярки приборы осваивают электродоильные. На днях льнотеребилку новую получили и льномялку. Завтра утром заглянете ко мне — покажу.
Я слушал его, идя рядом, но про себя думал, что едва ли загляну к нему утром. И еще я прикидывал в уме, как быть, если я и завтра опять ее не застану? Тогда, пожалуй, лучше вернуться на станцию и уехать в Ленинград, а дня через два-три опять наведаться в ее колхоз. Да, именно так и придется поступить. Заметив деревенскую лавку, я спросил бригадира, можно ли тут у них купить чего-нибудь съестного. И он ответил:
— Все у Никитичны достанете.
Нет, он не желал мне зла, конечно, хотя и выяснил из моего паспорта, кто я такой и откуда к ним прибыл.
Он провел меня к домику пожилой доброй женщины, которой сказал:
— Принимай-ка, Никитична, гостя из Ленинграда. По ошибке не в тот колхоз попал. Ночевать его устрой, да и покормить не забудь.
И спустя час я уже ел у нее вкусный мясной суп с рисом и гречневую кашу с маслом и молоком. А потом она провела меня в заднюю комнату, где стояли три железные кровати с чистыми постелями, и сказала:
— Выбирайте любую.
Я присел на одну из них и спросил, доставая бумажник, сколько с меня причитается за обед и ночлег. Но она замахала рукой и сказала:
— Что вы! Что вы! За это у нас не платят. Нет, нет! Это же за счет фонда идет.
— Фонда?
— Ну да. Специальный фонд, куда средства колхозные выделены для разных заезжих и приезжих.
— А-а… Ну, если так, то конечно…
Вот как они меня встретили в этой незнакомой русской деревне! И, лежа в постели, я старался понять, как это могло так получиться? Разве не был я финном, который воевал с ними и даже стрелял в них когда-то? Чем же они мне за это отомстили? Тем, что я бесплатно поел их русской пищи и лег в русскую постель под русской крышей? Нет, здесь что-то было не так… Что-то непонятное таилось за этим, требующее объяснения.
Но, с другой стороны, ради чего было мне ломать голову, добираясь до причины такого их поведения? Я ли не разбирался в причинах? Все на свете было мне ясно и понятно — чего уж там! А причина состояла в том, что они не могли поступить иначе. Это было у них в крови. Это переполняло их до отказа, не находя выхода. А я помог им найти выход. Только и всего. Не мог же я им запретить выказывать ко мне радушие и доброту, если так они были устроены самим господом богом, чтобы постоянно искать своей доброте применение. Они томились тут без меня долгие годы, не зная, на кого эту доброту излить, и вот подвернулся я. Для них я оказался подлинным кладом. Мог ли я при таких обстоятельствах отказать им в этой радости? Нет, конечно, хе-хе! Пришлось доставить им это долгожданное удовольствие и принять от них все накопленные ими запасы нежности и внимания. Что ж, обед был неплохой, а постель свежая и мягкая. Не так уж трудно было мне все это перенести, хе-хе!