Страница 12 из 15
Иван-сын пожал плечами и вышел.
Иван-гость и Нюра сидели на стульях прямо, неподвижно.
– Иван, Нюра… вы распрямитесь как-нибудь… Чувствуйте себя свободней!
Иван пошевелился на стуле, а Нюра – как сидела, так и осталась сидеть – в гостях-то она знала, как себя вести. Она только чуть улыбнулась и чуть кивнула головой.
Профессор пошел на кухню.
– Они надолго? – спросила Марья Ивановна.
– А что? – наструнился профессор.
– Ничего, просто спрашиваю.
– Мне показалось – не просто.
– Но я должна подумать, рассчитать…
– Изволь, они пробудут здесь две недели, – спокойно сказал профессор. И даже не стал смотреть, как удивилась Марья Ивановна. – Приготовь завтрак.
– Почему две недели? Они же куда-то дальше едут…
– Они едут на юг. А почему бы им не пожить две недели в Москве? У них это не так часто случается.
– Пожалуйста, пусть живут. Почему ты нервничаешь?
– Я? Нисколько.
– Только очень тебя прошу: води их по Москве сам, не проси Ивана – ему действительно некогда.
– Я знаю, у него лекции.
– У него лекции, да, – стала утрачивать спокойствие Марья Ивановна. – Если тебе…
Иван-гость осмелел в большой, обставленной книжными шкафами комнате. Прохаживался, смотрел книги.
– Не тронь! – сказала Нюра.
– Чего?
– Сядь и сиди. Не лазий там. Чего ты там забыл?
– Книги смотрю… Что тут такого? Все культурные люди так делают.
– Культурные люди в чужом доме сядут и сидят.
– Ну и неправильно! Надо… развязней быть. Поговорить…
– Ты уж один раз поговорил… Говорун…
– Конечно. А то сидим, как аршин проглотили. Надо, чтоб мы людям не в тягость были… Чтоб интересно с нами было, – учил Иван.
– Откуда только набрался! Возьми вот расскажи, как вы в прошлом годе от медведя чесали. Пусть люди похохочут…
Вошел профессор, весело объявил:
– Сейчас будем завтракать!
Нюра не шевельнулась.
А Иван кивнул головой одобрил:
– Хорошее дело.
– Ну, так как вам Москва-то?
– Очень большая, – вежливо сказала Нюра.
– Вавилон! Заметьте, однако: за последние годы рождаемость в городах упала в два раза. А прирост населения в полтора раза увеличился. Опять отдувается деревня-матушка. Не хотим мы рожать в городе, и все тут. Нам некогда, мы заняты серьезной деятельностью!.. Охламоны.
Марья Ивановна, собирая на стол, заметила с упреком:
– Не утомлял бы гостей, товарищ профессор. Сам же…
– Им это полезно знать.
– Сына упрекаешь за лекции, а сам…
– Это цифры ученых. Социология.
– Что же здесь плохого, если они знают эти цифры? Они этим занимаются… Они ставят перед обществом вопросы.
– Честные, деятельные люди перед собой ставят вопросы, а не…
В дверь в это время позвонили. Марья Ивановна пошла открывать.
Вошел пожилой человек, по облику тоже профессор… Лысый. Поздоровался.
– Приехал?
– Приехал.
– Ну как? Полностью сельский человек?
– Не говорите! С собой даже привез… На сына набросился – за лекции…
– Предлагает ехать в деревню? – с улыбкой спрашивал лысый профессор, снимая плащ. – В народ?
– Теперь это надолго, – вздохнула Марья Ивановна.
Лысый профессор погладил лысину, вошел в комнату.
– Ну, здравствуйте, здравствуйте!.. С приездом. – Лысый уселся в удобное кресло, с улыбкой осмотрел хозяина. – Как поживает деревня-матушка?
Профессор-хозяин тоже изобразил обаятельную улыбку.
– А как себя чувствует Вавилон?
Профессор-гость не снимал игривого тона:
– Ну, ему-то что сделается! Растет. Шумит.
– Нет, это не рост – нагромождение, – сказал хозяин. – Рост – нечто другое… Живая, тихая жизнь. Все, что громоздится, то ужасно шумит о себе.
– Гуманитарии всякий раз забывают один простой и вечный закон природы: тело не упадет, если сохранит скорость… Не нам с тобой, Сергей Федорыч, дорогой, исправлять этот закон. Будут расти, шуметь, строить. Постараются сохранить скорость.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласила хозяйка к столу.
И тут Нюра совсем выпряглась.
– Спасибо, спасибо, – сказала она. – Мы утром чай попили…
– Да вы что! – воскликнул профессор-хозяин. – Ну-ка, давайте…
– Да не беспокойтесь, мы где-нибудь в столовой…
Даже Иван понял, что это уж слишком.
– Садись, что ты?
– Садитесь, пожалуйста, – пригласила и хозяйка. – Зачем же идти в столовую, когда можно дома?
– Мы в столовой-то, знаешь, сколько время потратим! – убеждал жену Иван. – А тебе интересней по магазинам походить, сама говорила.
Нюра сдалась:
– Ну, можно закусить немного…
Когда сели уже за стол (профессор-гость отказался, просматривал записи, привезенные хозяином), пришла Люда, невестка, высокая, статная, очень красивая. Иван неприлично открыто засмотрелся на нее.
– Это мои гости, – сказал профессор-хозяин.
– Очень приятно.
– Людмила… как у тебя день?
– У меня с двух часов заочники.
Профессор помрачнел. Замолчал.
– Ваня звонил? – спросила Люда, не замечая, а может, не желая замечать, что свекор помрачнел.
– Он ушел на лекции.
Люда с Марьей Ивановной ушли на кухню.
– Странный ты человек, Сергей Федорыч, – заговорил профессор-гость. – Ну а что ты предлагаешь? Как предлагаешь им поступить?
– Это ты странный!.. Я предлагаю! Я уже давно ничего не предлагаю. Попробовал бы я предложить!..
– Ну, как же быть?
– На это мог бы ответить хозяин дома. Но таковых теперь в домах не бывает… Разве вот у них, – Сергей Федорыч кивнул в сторону Ивана и Нюры. – И то вряд ли.
– Частенько русские… домострой вспоминают. Странная тоска… В профессорском доме. Не находишь?
– Нет, не нахожу.
Профессор-гость уткнулся в тетрадку.
Гости – Иван и Нюра – не поняли, о чем шла речь. Иван аккуратно доставал ложечкой красную икру из вазочки и ел прямо так – из ложечки же. И снова доставал.
– Вкусная штука, – похвалил он, когда почувствовал на себе взгляд хозяина.
– Ешь, ешь, – кивнул Сергей Федорыч. – Это память о домострое. Редкая штука.
ГУМ. Людская река растекается здесь на десятки проток. То закрутит у прилавка с носками, то увлечет в салон электроприборов… То вынесет на горбатый мостик, и тогда можно оглядеться, передохнуть, прийти в себя.
Ивану очень понравилось смотреть сверху, с мостика, на людей внизу… Но Нюра торопила. Куда торопила? Впрочем, она что-то покупала – что-то такое Иван держал уже в руках, какую-то коробку.
Нюра неутомимо перебирала, прикидывала на голову платки… Продавщицы ей делали замечания, Нюра не обращала на них внимания. Ее очень увлекло это занятие – перебирать товары. Она прямо преобразилась вся. И куда девалась ее деревенская робость, нерешительность!
Она тащила Ивана все дальше и дальше… Они вместе трогали плащи, мяли рукава их, растягивали… Вместе заглядывали в бирочки, где указана цена… И шли дальше.
В одном месте толпа растащила их в разные стороны…
Иван забеспокоился… Стал кидаться туда-сюда, спрашивал людей, показывал руками, что потерял жену, крупная такая женщина, с веснушками.
Одни качали головой – не видели…
Другие улыбались…
А один сердобольный молодой человек стал, как видно, объяснять Ивану, что надо пойти на радиоузел, сказать фамилию, имя, отчество жены, и там объявят по радио, и жена придет к фонтану…
А профессор Сергей Федорыч в это время названивал по телефону в справочное Курского вокзала. Справочное все время было занято.
– Кошмар!.. – застонал профессор. – Целый час – все занято.
Профессор-гость, читая тетради хозяина, пояснил:
– Они кладут трубку на стол и читают детективные романы.
А Иван стоял у фонтана в ГУМе и ждал… жену. Волновался, как любовник.
– Нет, это черт знает что такое! – взревел профессор-хозяин. И бросил трубку. – Это же, простите, не работа!.. – Он встал и заходил по комнате. – Это не неумение работать, это не-же-ла-ние работать! Ну, как же: она десять лет училась, ей вдалбливали в голову, что удел человеческий – это беспосадочный перелет Москва – Владивосток…