Клинки Предателя

В дальнем конце Лермента увидела его.

Он был огромен, намного больше, чем она себе представляла, и излучал ауру такой ошеломляющей психической власти, что ей захотелось сказать об этом вслух. Казалось, сама стихия избегает его, хотя по энергетическому лезвию его косы стекала кипящие струи дождя. Ей хотелось отвернуться, но желтые глаза приковали ее взгляд к себе. Он медленно шел к женщине, вырисовываясь через колышущуюся пелену дыма и раскалывая поверхность дороги тяжелой поступью.

Пристально следя за его приближением, Лермента на миг особенно поразилась одной детали.

Боли. Серое лицо примарха скривилось в постоянную гримасу боли, частично скрытую шипением вдыхаемого через дыхательную маску воздуха.

— Что тебе нужно здесь? — смогла она выпалить, услышав, как за спиной приближаются Гвардейцы Смерти.

Мортарион метнул в нее испепеляющий взгляд, словно желая сказать: «Не пытайся проделать это со мной». Он взял пальцами в искусно сделанной перчатке ее подбородок и поднял, несколько секунд пристально глядя ей в глаза. У женщины возникло ощущение, будто ей в легкие погрузили ножи. Затем отпустил. Он сделал знак свите, и Лермента почувствовала, как ее схватили за плечи.

— Она у нас, — заявил Повелитель Смерти своим воинам. Его голос звучал так, словно по ржавому железу провели цепью. — Я возвращаюсь на корабль. Вы можете уничтожить то, что осталось.

Малкадор отвел Мортариона в личные покои на высоких склонах, что возвышались над огромным скоплением величественных залов и шпилей дворца. Сигиллит провел больше времени, чем отмерено смертному, чтобы украсить это место и превратить в святилище, но Мортарион, казалось, едва обратил внимание на содержимое покоев. Примарх просто стоял на полированном мраморе, издавая грубый скрежет дыхания и источая испарения.

— Я хочу увидеть отца.

— Император недоступен, — ответил Малкадор.

— Где он?

— Я не знаю.

Мортарион фыркнул.

— Ты знаешь все, о чем он думает и что делает.

— Нет. Это никому неведомо.

Мортарион начал шагать по комнате, отбрасывая попадающие под ноги бесценные образцы старинной мебели.

— Он больше не может удерживать меня здесь. Мое терпение на пределе.

— Твой Легион ждет тебя, сейчас осуществляются последние приготовления. Ты присоединишься к нему очень скоро.

Мортарион повернулся к нему, глаза сверкали бессильным гневом.

— Тогда зачем неволить меня? Он поступал так с кем-нибудь из братьев?

Малкадор уловил проблеск безумия в лице гостя и задумался, стало ли тому хуже. Все генетические детища Великого проекта пострадали, когда их разбросало по галактике, но Мортарион — сильнее остальных. Ангрон получил физические увечья, а разум Кёрза погрузился во тьму, но Мортарион, видимо, унаследовал оба недуга. Желание Императора держать его некоторое время на Терре, прежде чем отправить в крестовый поход, было продиктовано высшими побуждениями, так же как и все решения, которые Он принимал совместно с Сигиллитом. Это не означало, что решение было верным, как и то, что безумие можно было излечить.

— Вы все получили разные таланты, — терпеливо пояснил Малкадор. — И у всех были разные испытания.

— Никому не досталось больше, чем мне, — пробормотал Мортарион.

— Я знаю, что ты так считаешь.

Мортарион вернулся к созерцанию панорамы дворца, сощурившись от яркого света.

— С тех пор, как меня доставили сюда, ты только и делаешь, что поучаешь. Говоришь об Имперской Истине, и, в то же время, по уши погряз в колдовстве.

Он скривился, от чего серая кожа на висках сморщилась.

— Я чувствую его в тебе. Как только я уйду, ты вернешься к своей книге заклинаний.

Малкадор подавил вздох. Снова об этом.

— Никаких заклинаний нет, Мортарион. Ты знаешь об этом.

— Что за врата вы здесь строите?

— Я не говорил, что это врата.

— У них восемь сторон. Они окружены нумерологическими символами. Я почувствовал ладан.

— У твоего отца много проектов.

Примарх кивнул.

— Верно. Он начинает много дел и забрасывает их, когда теряет к ним интерес. Иногда я думаю, что Он, возможно, начал слишком многое и потом пожалеет об этом.

— У Него есть цель, — ответил Малкадор. — План. Кое-что он может объяснить сейчас, остальное — позже. Все, что мы просим и всегда просили — это немного доверия.

Мортарион отреагировал удивительно быстро.

Он развернулся и молниеносным броском руки схватил хилого лорда за шею, крепко сжав ее. Малкадор задыхался, глядя на маску внезапно вспыхнувшей ненависти, которая нависала над ним. Доспех примарха все еще смердел Барбарусом.

— Доверия? — прошипел Мортарион. — Я вижу твою грязь так же отчетливо, как и солнце. Ты — колдун, старик, и от этого смрада меня тошнит.

Теперь Малкадору пришлось подбирать нужные слова. Он мог воспользоваться в целях самозащиты своим искусством, но это еще больше бы разъярило примарха. На кону было столько нюансов — природа псайкера, должное использование человеческого разума, но такие аргументы было сложно сформулировать, когда твое горло сжато в генетически созданном кулаке.

Мортарион отпустил Первого лорда так же неожиданно, как и схватил. Примарх презрительно фыркнул, видя, как Малкадор едва удержался на ногах.

— Ты, должно быть, считаешь меня глупцом, — прорычал он. — Деревенщиной с Барбаруса, не достойной идти тем же путем, что и мои прославленные братья. Но я вижу тебя насквозь, старик. Я вижу, каков ты, и скажу тебе вот что: я никогда не стану служить в твоем крестовом походе, пока среди нас есть колдуны.

Изуродованный ядами голос Мортариона дрожал от ярости, но Малкадор был спокоен. В разное время все примархи играли в его присутствии мускулами. Им, видимо, нравилось демонстрировать физическое превосходство над регентом, словно из-за постоянного недовольства его привилегированным положением подле их отца. Он привык не обращать внимания на пренебрежительное отношение к себе.

— Ты и… в самом деле… так считаешь? — сумел спросить Малкадор. Свирепый взгляд Мортариона стал тем подтверждением, в котором он нуждался. — Хорошо. Я рассчитывал показать тебе это позже… когда степень готовности будет выше… но, возможно, подойдет и этот момент.

Он поправил одежду, пытаясь не показывать, сколько боли причинила ему удушающая хватка Мортариона, и указал на двери из красного дерева, которые вели в комнату, в которую обычно могли входить только он и Император.

— После тебя. Думаю, тебе это будет… интересно.

В каюте примарха на «Стойкости» царил беспорядок. Лермента пробежалась глазами по помещению, обратив внимание на груды старых устройств, разбросанных по полу из черного спрессованного металла. Наверное, раньше оно было превосходно оборудовано и украшено великолепными предметами, больше подходящими личным покоям сына Императора. Теперь же оно походило на владения человека, балансирующего на грани безумия. Скомканные свитки пергамента лежали разбросанными среди собраний предметов с тысячи миров — набитых голов ксеносов, астролябий, гадальных досок из палисандра и железа, переплетенных кожей рукописей по нумерологии и перевязанных бечевкой кремневых ножей разных размеров.

На полу были вытравлены концентричные круги, каждый из которых отмечала отдельная руна. Со сводчатого потолка свисали на цепях так же маркированные железные ромбы, тихо поворачиваясь в тусклом свете мерцающих факелов. Воздух был спертым и горячим, как кровь.

Кисти, шею и лодыжки Лерменты крепко приковали к железной раме, которая стояла лицом к кругам в дальнем конце комнаты.

Женщине пришлось сильно повернуть голову, чтобы взглянуть на примарха. Слева от нее находился иллюминатор в форме глаза, занимавший почти всю высоту стены. Через бронестекло был виден Тераталион, все еще ярко светящийся в пустоте и почти не выдававший продолжающуюся агонию. Мортарион стоял перед окном, глубоко дыша и наблюдая за смертью планеты. Время от времени он дергался, или же сжимал руки, а дыхательная маска издавала тихий хрип выдыхаемого воздуха. Примарх стоял там больше часа. С момента, как слуги Легиона приковали ее к раме и оставили их наедине, он не произнес ни слова.