Страница 4 из 24
Лучше всего это можно пояснить с помощью аналогии. Вспомним, что и у нас бывает так, что мы делаемся как бы двухприродными: когда мы видим сон и в то же время знаем, что это сон, а не реальность. У некоторых людей это параллельное бодрствующее сознание присутствует лишь в редких сновидениях, у других — почти во всех. При этом происходит нечто странное: в сновидении мы разговариваем с давно умершими людьми, мгновенно переносимся из одного места в другое, летаем под облаками, свободно перемещаемся в прошлое и будущее, и это нас совершенно не удивляет, хотя мы отчетливо сознаем, что этого не может быть. Бодрствующее Я почему-то не мешает спящему Я жить по законам, господствующим в мире снов, но что самое удивительное — это не два разных Я, а одно, никакого раздвоения личности тут не происходит. Как это получается, объяснить невозможно, но это есть несомненный факт, известный каждому из нас по собственному опыту.
Народная мудрость, выраженная в фольклоре, считает, что в сновидениях наша душа, покинув тело, устремляется в горний мир и пребывает вместе с ангелами у Божьих чертогов. Если это тик, значит в описанном случае мы наряду со своей обычной земной природой обретаем еще и какую-то высшую природу, и обе они существуют в нас, независимо друг от друга, представляя собой как бы две параллельные плоскости нашей экзистенции. Так вот, в случае Боговоплощения произошло нечто противоположное: Христос, помимо Божественной Своей природы, обрел еще и человеческую, и каждая из них оставалась автономной, следовательно, нисколько не нарушенной и не искаженной. Поэтому и сказано: "совершенный Бог и совершенный человек". Вочеловечение было для Бога-Сына неким сновидением, зеркальным тем нашим сновидениям, в которых мы видим себя на небесах. Зеркальность состоит в том, что для нас основная реальность — земля, а дополнительная — небо, а у Него было наоборот. Но принцип раздельности соблюдается и там и там. В том "сне", в котором Богу "приснилось", что Он — человек, Он не мог совершать того, что может совершить Бог. Он не был в нем всесильным и всемогущим, перестал быть им, хотя ни на секунду не забывал, что Он — Бог. Основное Его сознание не могло отключиться у Него на время вочеловечения, как наше бодрствующее сознание отключается в большинстве наших снов, ибо это — Божественное сознание, существующее вне времени. И вот невероятная вещь: ни одно из Своих бесчисленных чудес, совершенных в земной жизни, Иисус не сотворил Сам: все их сотворил по Его молитве Бог-Отец. Возьмем, например, величайшее из Его чудес — воскрешение четырехдневного Лазаря. "Итак отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня… (Указав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон" (Ин. 11,41–43). А вот потрясшее народ чудо с хлебами и рыбами. "И велел народу возлечь на траву и, взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, переломив, дал хлебы ученикам, и ученики — народу" (Мф. 14, 19). Опять "воззрел на небо", то есть помолился Отцу — на этот раз про Себя. И так везде. Согласно принципу неслиянности двух природ, который всегда подчеркивается нашим богословием, в Своей земной деятельности Иисус был только человеком. Если хотите, это был "Серафим Саровский в квадрате", поскольку был совсем без греха, а значит не "очень святой", как преподобный Серафим, а "абсолютно святой" и, соответственно, в большей степени чудотворец. Но Он был в то же время "Серафим Саровский наоборот", ибо батюшка Серафим стал "очень святым" человеком в результате восхождения, и этот уровень был для него блаженством, в то время как Христос стал "абсолютно святым" человеком в результате нисхождения, и пребывание на уровне человека доставляло Ему страдание. Сновиденческую жизнь во плоти, где Он был так ограничен в Своих возможностях, Он воспринимал как неестественную для Себя, как "кенозис" — бесконечное умаление. Он очень любил Своих учеников, но всегда понимал, что они Ему не ровня, никакого панибратства между ними быть не могло. "Где буду Я, туда вы не можете прийти", — говорил Он им не однажды (Ин. 7, 33). От этих слов веет бесподобным аристократизмом, Он проявлялся в Иисусе во всем: перечитайте Евангелие, и вы будете чувствовать его на каждой странице. Но особенно впечатляющее его проявление заключается в том, что нет ни одной Его фразы, ни малейшего намека, ни даже мимолетной интонации, показывающих, что у Него возникло чувство Своего недостоинства, что Он в чем-то осуждал Себя, каялся, был Собой недоволен. Парадоксально, но факт: в основателе христианства полностью отсутствовала основная христианская добродетель, главный признак святости: считать себя последним из людей. В первой же фразе Нагорной проповеди Он сказал: "Блаженны нищие духом" (Мф. 5,3), но в Нем Самом нищеты духа не было и в помине. Поэтому, когда говорят "надо подражать Христу", это как-то не очень понятно. Как можно подражать Тому, Кто всегда говорил как власть имущий (Мф. 7, 29)? Правда, Он сказал однажды: "научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем" (Мф. 11, 29), но научиться — это не значит подражать. Подражание есть механическое повторение поступков другого, а "научиться" — значит проникнуться теми же чувствами и тем же волевым настроем, которые обусловили эти поступки. Проникнувшись ими, ты можешь совершать совсем другие поступки, но они будут такими же по своему духу. Смирение сердца состояло у Христа в том, что Он, будучи Богом, стал человеком. Сделать то же самое мы никак не можем, но мы можем и должны сделать то, что будет в том же духе: представляя собой нечто, стать как бы ничем. Это в наших силах, и это делали все христианские подвижники — истинные ученики Христовы.
Став человеком во втором плане Своего бытия, Христос не перестал быть Богом в первом, главном его плане и не переставал знать об этом. В этом причина Его потрясающего аристократизма, недоступного никаким земным царям. Недаром Церковь называет Его "Царь царей". Этого совершенно не чувствуют еретики ренановского направления вплоть до Льва Толстого, Михаила Булгакова и Александра Меня, поэтому изображают Христа то "хорошим человеком", то "глубоким философом", то "гениальным проповедником". Они не понимают главного: с самого Своего рождения Он был не нам чета, вокруг Него менялось пространство и время, через Него проходила ось Вселенной, стоять рядом с Ним было страшно, ибо земля, на которую Он ступал, становилась святой.
…Богу снился сон, который Он добровольно согласился увидеть, хотя знал, что у него будет страшный конец. Ему приснилось, что Он стал немощным человеком, связанным по рукам и ногам странной материальной оболочкой, называемой плотью. Но Его бодрствующее сознание продолжало работать, и это было сознание Властелина Мира. И хотя Он "возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости" (Лк. 2, 40), ни на каком этапе Своего возрастания не чувствовал Он Своей неполноценности и недостаточности Своих знаний. Развивался лишь Его "сон", но Личность Его не могла развиваться, ибо всегда была совершенной. В отрочестве Она была точно такой же, как и в зрелости. Потеряв двенадцатилетнего Иисуса на празднике Пасхи в Иерусалиме и найдя через три дня в храме, родители стали упрекать Его, что Он заставил их так переволноваться. Он же ответил им: "Зачем вам было искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?" (Лк. 2, 49). Через двадцать один год Он скажет ученикам то же самое: "Все, что имеет Отец, есть Мое" (Ин. 16, 15). Так что действительно никакой эволюции на уровне личности у Иисуса не было, а было возмужание того телесного существа, которым Он стал в своем долгом "сне", и это возмужание готовило Его к той части подготовки возобновления Шестого Дня Творения, которую мы назвали "Иисусовой подготовкой". Это существо мужало точно так же, как мужают все мальчики, становясь отроками, а потом юношами, поэтому углубляться в описание этого процесса евангелисты не сочли нужным. Это не упущение с их стороны, а проявление мудрости, до которой и нам следует подняться. Осознание космического статуса Богочеловека упраздняет любопытство в отношении бытовых подробностей Его плотского существования.