Рай - это сад огороженный

Лайза Голдстайн

Рай — это сад огороженный

Иллюстрация Людмилы ОДИНЦОВОЙ

Медная стрелка на шкале качнулась в красный сектор, и Тейп метнулась к водяному насосу. Наполнив ведро, поспешила вернуться к гомункулусам, которым угрожал перегрев, и вылила воду в специальное отверстие скамьи. Вырвавшаяся струя пара заставила ее отпрянуть. Когда пар развеялся, Тейп наклонилась к шкале. Стрелка поколебалась и вернулась в сектор нормы.

Она выпрямилась и окинула взглядом огромный цех мануфактуры. Гомункулусы сидели за рабочими столами, штампуя раскаленное железо могучими ладонями и спихивая сформованные изделия в специальные корзины. Их медные и бронзовые торсы были приварены к скамьям, а под сиденьями множество змеящихся шлангов уходило через пол в подвал. Над рабочими столами по специальным рельсам двигались ковши, из которых расплавленный металл выливался в формы на столах. По всему залу носились подростки-подсобники, оттаскивая от столов наполненные корзины, проверяя клапаны и показания приборов, подливая воду, уворачиваясь от струй пара.

Одна из корзин заполнилась готовыми изделиями. Тейп оттащила ее в сторону, заменила новой, затем поволокла тяжеленную корзину из цеха. Слаженный ритм работы гомункулусов громыхал повсюду; он ощущался даже сквозь этажи.

Тейп остановилась. Что-то было не так. Один из гомункулусов вдруг сделал движение, слегка выпадающее из общего ритма. Тейп поспешила к приборной шкале, вмонтированной в скамью.

Увиденное, несмотря на царившую в зале жару, заставило ее похолодеть. Стрелка металась туда и обратно через всю шкалу — такого Тейп никогда еще не видела.

Она подняла глаза. Тот самый, выбившийся из ритма гомункулус теперь тянулся к проплывающему над столом ковшу с расплавленным металлом.

Тейп схватила уходящий в подвал шланг и изо всех сил дернула. Но шланг был слишком плотно закреплен, она его даже пошевелить не сумела.

— Помогите! — закричала она.

— Эй, ты! — донеслось сверху. Тейп подняла глаза. Из кабины под потолком цеха, откуда был виден весь зал, через переговорную трубу кричал мастер: — Ты что делаешь? Не трогай шланг!

Шланг наконец поддался и теперь болтался свободно, гомункулус замер, его руки все так же тянулись вверх. Тейп лихорадочно огляделась. Другие гомункулусы тоже тянулись к ковшам, стаскивали их вниз и опрокидывали, выливая на пол расплавленное железо. Один из них метнул ковш в паренька-подсобника. Ковш попал тому в живот, расплавленный металл пролился по ногам, и парень заорал от боли.

Тейп поняла, что не сможет быстро выдернуть все шланги. Другие подсобники бежали к дверям, и она пустилась за ними.

Выбравшись наружу, они бессмысленно кружили по двору или сбивались в кучки и нервно перетаптывались на месте. Тейп заглянула в дверь цеха и увидела, что мастер все еще что-то выкрикивает в переговорную трубу. Оставалось надеяться, что он отдает команды людям в подвале, чтобы те остановили машины.

Медленно, очень медленно гомункулусы прекратили свои беспорядочные движения. Они замерли в разных позах: один поднял над головой руку, другой неловко сжимал ковш с расплавленным металлом в ладонях, предназначенных для штамповки металлических изделий, а не для того, чтобы что-нибудь держать. Как раз когда Тейп заглянула в цех, ковш выскользнул из рук гомункулуса и с грохотом обрушился на пол.

Несколько подсобников вытащили наружу раненого паренька. Его лицо было очень бледным; Тейп решила, что он потерял сознание. Другие подростки торопливо попрощались друг с другом и стали расходиться по домам.

Тейп тоже подумала, не отправиться ли домой, но тогда она пропустит день работы, а деньги сейчас ой как нужны. Может быть, мастер Лоутон найдет для нее какое-нибудь занятие. Была и еще одна причина остаться: ей очень хотелось узнать, что же случилось. Тейп никогда не видела, чтобы гомункулусы вот так взбунтовались и отказались выполнять задания.

Из подвала начали выходить мужчины с черными от угольной пыли лицами и руками. Это были кочегары, которые скармливали уголь в топки машин. Затем — ждать пришлось довольно долго — из своей кабинки спустился мастер.

Он быстро прошел вдоль рядов неподвижных гомункулусов. Один из них с широко раскрытыми бронзовыми глазами, казалось, смотрел прямо на мастера.

— Эй, ты! — крикнул мастер, заметив стоящую в дверях Тейп. — Откуда ты узнал, что произойдет?

Тейп слишком поздно сообразила, что нарушила свое главное правило — никогда не привлекать внимания начальства. Она повернулась и побежала прочь. Мастер, изрыгая проклятья, бросился за ней.

— Что ты сделал? — кричал он. — Ты что, причастен ко всему этому?

Тейп только ускорила бег и сломя голову мчалась по улице, натыкаясь на людей, собак и телеги. Гомункулус, направлявшийся, лязгая руками и ногами, по какому-то своему заданию, медленно двигался в ее сторону. Тейп поспешно обогнула его по широкой дуге, затем перепрыгнула через сточную канаву, тянувшуюся посередине улицы.

Она не могла остановиться, не могла позволить мастеру поймать себя. Девушкам запрещено работать на мануфактурах, ей пришлось переодеваться мальчишкой, чтобы заполучить работу.

Но она уже начала задыхаться. И ноги у нее были короче, чем у мастера, и туго стянутая лентами грудь — чтобы не могла ее выдать — начинала гореть.

Она обернулась как раз тогда, когда мастер сделал решающий рывок. Он настиг ее и схватил за ухо.

— Ты зачем убегал? — рявкнул мастер. — Ты что задумал?

— Ничего. Ой!

— Ничего? Ни в чем не повинный парень убегать не станет. Что ты там делал со шлангом?

— Ну, вы же сами видели. Они начали неправильно двигаться. Я просто хотел их остановить, вот и все.

— Они еще не успели пойти вразнос, а ты уже пытался вытащить тот шланг. Откуда ты знал? Может, ты как-то связан с тем, что там, — мастер махнул рукой в сторону мануфактуры, — произошло?

— Нет, конечно, нет!

— Тогда зачем убегал?

— Я боялся, что вы рассердитесь.

— Что ж, здесь ты прав. Пойдешь со мной, буду с этим делом разбираться.

Мастер повернулся и двинулся в обратный путь. Тейп попыталась еще раз вырваться из его хватки, но лишь для проформы — она понимала, что убежать не сможет.

Все подростки-подсобники уже разошлись, когда они снова оказались на территории мануфактуры.

— А что случилось с тем пареньком? — спросила Тейп.

— С каким? — не понял Лоутон.

— Ну, с тем, что получил ожоги. Его унесли?

Лоутон только плечами пожал. Какой-то человек, весь покрытый угольной пылью, вышел из здания и направился к ним.

— Пока вас не было, поступил вызов по переговорной трубе, мастер Лоутон, — сказал кочегар. — Из Уайт-холла.

— Вы... вызов? — переспросил Лоутон.

— Ага, из Уайт-холла.

— Уайт-холл? Ты имеешь в виду от королевы Елизаветы?

— Ну, не от самой, конечно. Говорил какой-то клерк. Но она хочет вас видеть, — кочегар почтительно понизил голос. — Она выслала за вами паромобиль.

Лоутон что-то пробормотал под нос. Звучало как ругательство. Тейп припомнила и другие случаи, когда какие-то действия королевы вызывали схожую реакцию мастера. Она не понимала, почему мастер столь явно недолюбливает августейшую особу.

— Ты, — обратился Лоутон к Тейп, — не отходи от меня. Нужно, чтобы ты все объяснил королеве.

Тейп внезапно ощутила радость. У нее не было ни одного знакомого, который побывал бы внутри паромобиля, не говоря уже о том, чтобы в нем прокатиться. Но, разумеется, она сделала все возможное, чтобы скрыть от Лоутона свой восторг. Он был представителем мира взрослых, обладающим достаточной властью, чтобы всего несколькими словами изменить всю ее жизнь.

Паромобиль подъехал к ним, покачиваясь на четырех колесах, как новорожденный теленок. В передней его части на высоком сиденье находился человек в больших круглых очках. Подъехав поближе, он потянул какой-то рычаг, и машина, дернувшись, остановилась. Человек спрыгнул на землю и открыл дверцу салона.