Страница 36 из 80
Я помолчал, обдумывая слова Алика.
– Не-а, – я отрицательно покачал головой.
– Что – «не-а»? – недовольно спросил Алик.
– Неувязки получаются…
– Это какие еще неувязки? – насупился Алик и вызывающе скрестил руки на груди.
– А вот такие: ноты что, тоже заводные, да?
– Ну-у-у… – растерялся Алик.
– Ладно, ноты это еще полбеды.
– А целая беда какая?
Я подошел к Алику вплотную. Приблизил к нему свое лицо, словно хотел доверить ему страшную тайну. Указал взглядом на пианино, стоящее у него за спиной, и шепнул ему на ухо:
– А где на пианино ручка, чтобы его заводить?
Глаза Алика расширились и лихорадочно заблестели. Рот открылся. Он с диким криком, как ошпаренный, отскочил от пианино и посмотрел на инструмент, как если бы вдруг перед ним было не пианино, а наша зловредная химичка.
– Идем отсюда, – без предисловий сказал Алик.
И мы пошли через гостиную к тому дверному проему, который вел в темноту. Больше в гостиной с нами ничего не случилось, зато…
Не знаю, с чего мне вдруг захотелось показать свою храбрость (наверно, от страха я начал сходить с ума), но поступил я очень глупо – первым демонстративно шагнул в темноту. И поплатился за это сию же секунду.
Нет, я не провалился в бездну. И сверху на меня ничего не упало. Не произошло ровным счетом ничего, поэтому я обернулся и сказал:
– Алик, здесь все нормально.
Я не увидел Алика. Его не было. Он куда-то исчез. Я не видел ничего, потому что теперь сюда не попадал свет неработающих лампочек. А все по одной простой причине: дверной проем между гостиной и комнатой, в которой я оказался, был заложен кирпичами.
– А… – вырвался звук из моего рта. – А… Алик?!
Никто не отозвался.
Я замер. Почувствовал, как вспотели мои ладони, задрожали коленки, а уши заложило, словно на голову мне надели толстую меховую шапку.
– Алик, – повторил я и в растерянности сел на пол.
Не знаю, как я увидел перед собой кирпичную кладку, потому что в комнате было темно, хоть глаз выколи. Но я точно знал, что дверь заложена кирпичами. А за ней – Алик…
Казалось бы, о чем надо думать в такой ситуации? О том, как выбраться из комнаты. О том, есть ли в комнате другой выход. В конце концов о том, что это вообще за комната. Но я просто прислонился к холодной стене, совершенно не беспокоясь о том, что могу заболеть (кирпичи были настолько холодными, что даже через дубленку я ощущал холод), осел на пол и сжался в комок. В позу эмбриона. Говорят, когда человек подавлен, обеспокоен или расстроен, он именно в такую позу и группируется.
Я сжался в комок и повторил для себя это жуткое сравнение «темно, хоть глаз выколи». Я старался никогда его не употреблять. Потому что знаю, как это ужасно – быть без глаз. Слава богу, познал это не на собственном опыте. На близких знакомых нашей семьи наложено проклятие: все мужчины в их роду лишаются одного глаза. Левого. Это началось в тридцатых годах прошлого века, когда прадед моего друга нанес увечье цыгану. Прадед сторожил ночью картофельное поле. И увидел какого-то человека, который через поле нес на себе полный мешок. Прадед подумал, что это вор, несущий украденную картошку, и бросился за ним вдогонку. Догнал. И под светом луны увидел, что это цыган. А цыгане у всех всегда ассоциировались с воровством – этот факт неоспорим. Как раз в то время цыганам запретили кочевать, усиленно приобщая их к коллективизации, и один табор осел неподалеку от той деревни… Без церемоний, суда и следствия прадед бросился на цыгана и ударил его палкой. И как-то так получилось, что цыган резко развернулся, и сучок палки устремился ему в глаз… Так цыган остался без левого глаза. Мешок упал на землю, раскрылся, и из него вывалились пестрые цыганские вещи, а никакая не картошка. Что было дальше на поле – неизвестно, но на следующий день домой к прадеду пришла старая цыганка. Стала у калитки, сказала что-то ему, плюнула на порог и растерла плевок ногой. И проклятие вступило в силу. Уже вечером прадед упал на вилы и выколол себе левый глаз. На войне его сын получил пулю в левый глаз. Сын его сына упал в детстве на какой-то штырь, а мой одноклассник в детстве выстрелил себе в глаз самодельным пистолетом…
Неожиданно от неприятных воспоминаний меня отвлек какой-то размеренный стук. Я словно перенесся с картофельного поля в реальность и обнаружил, что сижу на полу и весь дрожу. А сверху кто-то стучит. Затем раздался выстрел. На этот раз я нисколько выстрелу не удивился. За то время, что я провел в странном доме, выстрелы стали для меня таким же привычным явлением, как, например, восход солнца утром или его заход вечером.
Больше всего меня занимали вопросы: кто стреляет? В кого стреляет? Почему стреляет? И когда уже наконец застрелит?!
Размеренный стук прекратился. Выстрелы тоже.
Поняв, что сидеть, скрючившись, в холодном углу – бесперспективное занятие, я поднялся и ощутил, как в ноги впились тысячи иголочек. Когда кровообращение восстановилось, я принялся на ощупь обследовать стены. И после тщательного обследования помещения уже мог сделать кое-какие выводы. Например, теперь я точно знал, что в комнате нет окон. Даже заложенных кирпичами. Знал, что комната пустая. В ней не было ни одного стула, ни одного стола, вообще ничего. Пустая комната. И последний вывод: комната маленькая. Примерно семь квадратных метров.
Я тупо уставился в темноту. Ну и чем же эта информация мне поможет? Ничем. С помощью нее отсюда не выбраться. Если перефразировать известную пословицу – знания на хлеб не намажешь. Оставалось только надеяться, что кирпичная кладка испарится, и я смогу выйти в гостиную. Впрочем, и от гостиной толку мало. Окна же там замурованы. И двери тоже.
Да, ничего не скажешь – Новый год начался отменно.
Я прислонился к стене и съехал вниз. Быть комочком – лучше.
Точно, да и примерно сказать, сколько я провалялся в позе зародыша, не могу. Но за это время я успел подумать о том, на что в обычной жизни времени не хватает. Иногда перед сном я загадываю: сейчас подумаю о том-то, потом о том-то и напоследок о том-то. И чаще всего сразу же после этого засыпаю. Но там, в комнате, я успел передумать обо всем на год вперед. Например, о том, что мне почему-то до сих пор не доводилось придумывать названия для лодок. А еще о том, каким образом делают жидкую кожу для ремонта кожаных изделий.
Когда надоело думать, я принялся ждать: стука, выстрела, хоть чего-нибудь… Но выстрелы, ставшие уже такими родными, не раздавались.
«Пули, что ли, у нашего стрелка закончились?» – время от времени озадачивался я.
А потом стал засыпать, постепенно уплывая в чудесное царство Морфея. Передо мной возникали картины пережитого, они накладывались одна на другую. Постепенно их становилось все меньше и меньше… Темно, хорошо, спокойно…
Когда я почти заснул, то почувствовал, как заваливаюсь назад. Сначала не мог собраться с мыслями и понять, что случилось. Затем в глаза ударил нестерпимо яркий свет, который недавно казался таким тусклым. Мгновенно проснувшись, я вскочил на ноги.
Кирпичная стена исчезла. Я снова стоял в гостиной.
– Алик! – крикнул я. Мой голос эхом отозвался по комнате. – Алик! Алик!!
Он не откликнулся. Его не было.
«Куда он мог деться? – подумал я, осматривая гостиную. – Отсюда дверь ведет только в ту комнату, где был я. А вторая – на улицу. Но она же кирпичами заложена. А что, если…»
Дальше я думать не хотел – боялся спугнуть надежду. Бросившись к входной двери, я распахнул ее. Казалось, вот-вот на меня подует ветер и бросит в лицо горсть снега.
Но… Все та же мрачная кирпичная кладка.
Я со злостью захлопнул дверь.
– Алик!!! Где же ты?!
Меня охватило отчаяние.
Куда мог деться друг, если деваться было некуда?!
И тут меня озарила светлая мысль: второй этаж. Тут есть второй этаж. Может, Алик там?
Я было рванулся к лестнице, ведущей наверх. И вдруг увидел Алика. Мой друг стоял посреди гостиной и смотрел на меня так, словно я – привидение.