Страница 6 из 12
Капитан подошёл вплотную к Сергею:
— Красноармеец Легашин Прохор Степанович, пока некоторые по кустам сидели и думали, как бы половчей что-нибудь себе прострелить, геройски погиб при штурме высоты. Увести.
— Выходи, — Асербаев повёл стволом автомата. Сергей не помнил, как вышел из хаты, как шёл к калитке. В голове прокручивались одни и те же кадры: Степаныч машет рукой и уходит по траншее туда, где стреляют. Как он тогда, перед атакой, сказал: «Смерть мгновенна, а позор — навсегда». Степаныч уходит по траншее, а вместе с ним уходит и последняя надежда на правду, на избавление от позора.
— Эй, почтарь! Проспишь царствие небесное. Оружие-то подбери, чай, не один поедешь.
Сергей увидел лошадь, запряжённую в подводу. На подводе какой-то солдат протирал глаза. Сергей обомлел от неожиданности: это же Алёшка! Точно, Алёшка Шинкарёв. Как он тут оказался?
Алёшка тем временем, распекаемый сержантом, наводил на телеге порядок. Он поправил холщовый мешок, который был хоть и полным, но, по-видимому, лёгким, подтянул поближе к себе винтовку. И только после этого поднял глаза.
— Серёга! Ты? — Алёшкин рот расплылся в улыбке.
— Это что, твой знакомец? — спросил сержант. — Этого ещё не хватало.
Алёшка наконец понял, что к чему. Да и нетрудно было догадаться: Сергей был без ремня, в пилотке без звёздочки, сзади стоял «китаец» с автоматом наизготовку.
— Так, боец, — сержант сделал строгое лицо, — я не знаю, кто он тебе — друг, сват, брат; сейчас он для тебя — арестованный. На время движения в штаб дивизии ты поступаешь в подчинение вот к нему, — сержант показал на «китайца», — ефрейтору Асербаеву, и являешься таким же конвоиром, как и он. Что из этого следует? А из этого следует, что ты несёшь полную ответственность за доставку арестованного в особый отдел дивизии. Понятно?
— Так точно.
— И никаких разговоров по дороге. Асербаев, проследишь. Всё, езжайте.
Уселись. Алёшка тронул вожжи, крикнул:
— Но, пошла!
Хутор проехали молча. Алёшка пару раз оглянулся, Сергей уловил его удивлённо-сочувствующий взгляд.
Выехали за околицу, впереди степь, изрезанная оврагами, холмы, и на самом горизонте небольшой лесок.
— Товарищ ефрейтор, — обернулся Алёшка, — с арестованным нельзя разговаривать, а с тобой можно?
— Разговаривай, — ответил «китаец».
— Тебя как зовут?
— Миша.
— А на самом деле?
— Зови Мишей.
— Ну ладно. Миша, ты кто по национальности?
— А что, на русского не похож?
Алёшка засмеялся:
— Не очень.
— Ну, тогда казах.
— А почему по-русски так хорошо говоришь?
— Я в Усть-Каменогорске родился, это рядом с Алтаем, там много русских живут.
— Слушай, Миша, а что арестованный натворил? Сержант сказал, что я теперь тоже вроде как конвоир, так что должен знать.
— Самострельщик он, воевать не хочет.
— Да не слушай ты его, Алёшка, — не выдержал Сергей, — неправда это.
— Молчать, — приказал Асербаев.
Но Сергея понесло:
— А что ты сделаешь? Застрелишь? Ну, стреляй! Мне теперь всё равно. Миша он. Ты такой же Миша, как я Чемберлен.
— Успокойся, Серёга. Он-то тут при чём?
В это время где-то сзади послышался монотонный гул. Все оглянулись. Первое впечатление было такое, что там, далеко в небе, летит большая стая ворон. Но это были не вороны. Приближалась целая армада самолётов. Вскоре ветер донёс грохот первых взрывов, который постепенно перешёл в сплошной гром.
— Передний край бомбят, значит, наступать будут, — сказал Асербаев.
— А мы в тыл едем, опасного преступника везём, хорошо. Слушай, Миша, как бы к вам в особый отдел пристроиться? — с серьёзным видом спросил Алёшка.
— Езжай, ты тоже не перевоевал. На передовой появляешься, только когда письма разносишь.
Алёшка не ответил — видимо, крыть было нечем. Ехали молча. Бомбёжка продолжалась. Звуки разрывов бомб стали приближаться.
— Сейчас за хутор возьмутся, — оглянулся Алёшка. В это время над их головами пронеслась четвёрка самолётов и с рёвом взмыла вверх. Лошадь шарахнулась в сторону. Самолёты набрали высоту и спикировали на хутор.
Через пару минут ещё одна четвёрка повторила их манёвр. Но один самолёт, завалившись накрыло, полетел не в сторону хутора, а стал пикировать на них. Смертоносная машина приближалась. Торчащие под крыльями шасси были похожи на лапы орла, готовившегося схватить жертву.
— Гони! — закричал Асербаев.
Но Алёшка и без того уже нахлёстывал лошадь, скоро разогнав её до галопа. Телега высоко подпрыгивала на кочках. А вой приближающегося самолёта всё нарастал. И вот впереди грохнуло. Метрах в пятнадцати перед лошадью вырос огненный столб взрыва. Лошадь встала на дыбы и с храпом, ломая оглобли, рухнула на землю. Седоки посыпались с подводы. При падении Сергей больно ударился раненым плечом. Лёжа на спине, он увидел, как самолёт пошёл вверх.
— Все живы? — Асербаев уже стоял на ногах.
— Живы, — ответил, поднимаясь с земли, Алёшка. — Если бы фриц на секунду раньше кнопочку нажал, не так бы подлетели.
— Лошадь спасла, на себя все осколки приняла, — Асербаев подошёл к перевёрнутой подводе, подобрал Алёшкину винтовку. — Возьми. Мешок с письмами тоже забрать надо.
Алёшка взял винтовку и глянул в небо.
— Ах ты, ё… бежим!
Самолёт снова падал на них. Все бросились бежать, впереди Алёшка, за ним Сергей, сзади топал кирзачами Асербаев.
Опять всё тот же противный вой, от которого некуда спрятаться, ровная степь — ни ямки, ни пригорка. Спина взмокла то ли от бега, то ли от страха. Скорее бы уж взрыв; кажется, ожидание страшнее смерти. Но вместо взрыва раздался стук пулемётов. По обе стороны от Сергея пули взрыли землю. Сергей упал. Самолёт, судя по поднятой волне воздуха, пролетел очень низко. Звук мотора стал удаляться. Сергей поднял голову и увидел встающего с земли Алёшку. Сергей тоже поднялся, оглянулся. Метрах в пяти от него, лицом вниз, лежал Асербаев.
— Товарищ ефрейтор!
Сергей подошёл к нему, тронул за плечо, потом перевернул на спину. Сквозь узкие щёлочки в небо смотрели неподвижные зрачки.
Подбежал Алёшка:
— Что? Убит?
Сергей не ответил. Он поднял автомат Асербаева и посмотрел в небо, ища самолёт. Вон он разворачивается для новой атаки. Так, где тут затвор?
— Серёга, ты что, сдурел? С автоматом против самолёта.
— Я больше не побегу, надоело!
— Дурак! Тоже так лежать хочешь? — Алёшка показал рукой вперёд. — Вон там овраг, нам бы только до него успеть. Ну давай, давай.
Он схватил Сергея за рукав и потянул за собой. На этот раз немец начал стрелять с большой высоты, торопился — видимо, тоже заметил овраг, к которому они бежали. Фонтанчики земли, поднятые пулями, прошли в метрах десяти от беглецов.
И вот он, наконец-то спасительный овраг. Сергей и Алёшка, ни секунды не раздумывая, прыгнули вниз. Песчаная почва мягко приняла их. Сергей, лёжа на спине, толкая впереди себя кучу песка, медленно съезжал по склону, пока не упёрся ногами в куст какого-то растения. Несколько секунд он лежал неподвижно. Сердце колотилось у самого горла, судорогой свело икроножную мышцу правой ноги. Где-то внизу чертыхался Алёшка.
— Серёга! Ты где?
— Не кричи, здесь я.
— Сползай сюда.
Сергей, оттолкнувшись от куста, прокатился на пятой точке ещё метра три, пока не оказался на дне оврага. Алёшка, сняв ремень, вытряхивал из-под подола гимнастёрки песок.
— Вот бы время засечь, как мы эту стометровку рванули. Мировой рекорд был бы обеспечен. Тебя что, задело?
Сергей и сам только что обратил внимание на пятно крови чуть выше груди.
— Нет, это старое, ударился, когда падал, вот кровь и пошла.
— Давай перевяжу, у меня ИПП есть, — Алёшка пошарил в карманах и вытащил пакет с бинтом. — Снимай гимнастёрку.
— А ты всё такой же запасливый, — улыбнулся Сергей.
Он вспомнил, что в детдоме у Алёшки была кличка «хомяк». Прозвали его так за вечно оттопыренные карманы, в которых можно было найти что угодно — от куска хлеба до неизвестно для чего нужной гайки.