Страница 29 из 66
Я почесываю отбитую палкой спину, морщусь и злюсь:
— Совсем ты дурной, Донегал? Если такие фокусы проводить каждый день, то уже послезавтра тебя выгонят с этой улицы. Перед этим хорошенько намнут бока — чтобы не придумывал пакости для других. Сигмунту теперь долго не отмыться, думаю, как бы к нему в лавку сердобольные тетки стражу не вызвали.
— Поделом, — хохочет зеленщик. — Ух и надоел он мне своей постной рожей! Раньше до моей репки и спаржи редко какой покупатель добирался, а сегодня я почти недельную выручку сделал. Каждый день бы так!
— Поздравляю, — бурчу недовольно. — Веди меня к Гуусу.
Время уже подходящее, большинство лавок потихоньку закрываются, поток покупателей иссякает. Донегал громко свистит и из дома напротив выкатывается толстый мальчишка. Мой ровесник или чуть младше. Его голубые глаза неестественно выпучены — наверняка какая-то родовая болезнь. Встречались мне такие: у одних от прадеда до правнука все с огромными носищами, у других какое-нибудь ухо вбок оттопырено. А этот вот с глазами как у испуганной лягушки.
— Эй, Ося, я уйду ненадолго, присмотри за товаром, — распоряжается Донегал. — Как обычно.
— Ага, — кивает ему мальчишка и хватает с прилавка пучок разной зелени. Парочка красных редисок отправляется сразу в его огромную пасть.
— Проглот, — жалуется мне зеленщик на пучеглазого Осю. — Не столько продаст, сколько сожрет. А мне потом с его папашей объясняться. А остальным вообще веры нет — все разворуют. Ладно, пошли.
Мы идем сначала по широким улицам, потом углубляемся в узенькие переулки, и мне начинает казаться, что добром этот поход не закончится. На всякий случай спрашиваю у провожатого:
— Эй, друг, а кто такой Гуус Полуторарукий и почему его все боятся?
Он на мгновение замирает, сбиваясь с уверенного шага, плечи его заметно напрягаются, но очень быстро зеленщик принимает прежний невозмутимый вид и нехотя отвечает:
— Гуус — предводитель городской шпаны. В основном под его рукой ходят бестолковые малолетки вроде тебя, промышляют мелким воровством, но иногда берутся и за более серьезные заказы. Их много, они голодные и злые, поэтому осечки случаются редко. Маро несколько раз пытались чистить трущобы города от гуусовских бандитов, но те каждый раз растворялись среди подземелий, в которых даже Этим ориентироваться трудно. В общем, они не выходят без дела на поверхность, а Эти редко суются туда. Только если уж совсем шпана обнаглеет. Тогда вычищают по возможности.
— А ты откуда знаешь Гууса? На несовершеннолетнего ты, вроде бы давно не похож?
— Мы все стареем, малец, — отвечает Донегал. — Жить в темноте катакомб — это не по мне. Да и Эти дают тем, кто решил завязать с прошлым целых десять лет свободной жизни. И только потом ставят в свою очередь. А там и еще десять лет впереди оказаться может. Мне уже тридцать. Десять лет под землей я бы уже не прожил. Да и дядюшку вовремя прибрали.
— Подожди-ка, а разве Эти не заставили тебя показать тайные ходы и все такое?
— Конечно заставили. У Маро не забалуешь. Да только и Гуус не лыком шит и не пальцем делан. В общем, Этим достались все больные, увечные и недовольные — те, кто сами желали смерти или говорили против Гууса.
Я обдумываю его слова и выходит у меня, что Анку не такие уж и всесильные, как мы о том привыкли рассуждать. Есть недовольные их властью и даже много.
Заканчиваем мы наш путь в неприметном тупичке у кривой дверцы.
— Здесь, — говорит Донегал и как-то по-особенному колотит в нее сапогом.
— Чего тебе? — отзывается кто-то по ту сторону. — С собаками познакомить?
— Не! — быстро тараторит мой проводник. — Это я, Донегал. Здесь парнишка один Гууса ищет.
— Ну и пусть ищет, — отвечает невидимка. — Тебе-то какое дело?
— Передайте Гуусу, что я от Карела с Болотной Плеши! — кричу я, пока нас окончательно не послали подальше отсюда.
— Что? — дверь надрывно скрипит и в узкой темной щели показывается глаз с бельмом.
— Карел с Болотной Плеши велел…
— Проходи, — дверь открывается ровно настолько, чтобы я смог в нее протиснуться. — А ты, морковкин барон, вали отсюда!
За закрывшейся дверью послышалось недовольное брюзжание зеленщика:
— Сам ты лошак! Старый пень.
Внутри помещения темно, только слабый свет из дверных щелей еле пробивается внутрь. Я пытаюсь привыкнуть к темноте, но не успеваю — чья-то сухая клешня требовательно цепляется за мой локоть и тащит за собой.
— Не бойся, здесь споткнуться не обо что. Пошли-пошли! — я подчиняюсь и шагаю следом за стариком.
Какое-то время мы медленно плетемся и слышится только шорканье его ног.
— Осторожнее. Ступенька, еще ступенька. Много ступенек. Порог высокий. О-па! — он придерживает меня от падения. — Не спеши, мальчик. Направо сейчас…
Мы куда-то спускаемся. На двадцать шестой ступеньке — все они разной высоты и идти по ним быстро не смог бы никто — я на мгновение отвлекаюсь от них и сразу теряю счет. Я никак не могу привыкнуть к темноте, потому что чем дальше мы идем, тем темнее становится. Не видно вообще ничего! И тьма приобретает необыкновенную плотность, обволакивает меня, звенит в ушах. В нос пробивается гнилостная вонь, появляется ощущение затхлости и сырости. Вокруг ощутимо холодеет. Меня начинает трясти легкий озноб.
— Не бойся, мальчик, скоро станет светлее, — скрипит поводырь.
И точно — впереди появляются сначала пятна, а потом я начинаю различать стены, мрак отступает в углы, и мы скоро оказываемся в просторной комнате с дырой в очень высоком потолке.
Наверняка днем сверху падает яркий столб света, ослепляющий любого, кто проберется до этого помещения по темным лабиринтам, но сейчас в круглом кусочке неба видны звезды.
— Жди здесь, — произносит старик, отступает в темный угол и буквально растворяется в нем.
Я стою в центре, под звездами, верчу головой, но картина яснее не становится. Тихо, как в склепе. А может быть, это и есть какой-нибудь склеп?
— Откуда ты знаешь Карела? — из темноты раздается незнакомый голос.
Это происходит так внезапно, что я вздрагиваю и начинаю испуганно озираться.
Голос странный, он как будто прожевывает слова перед тем, как их произнести. Чувствуется небольшой акцент, он произносит «Карела» как «Кар Эла», и делает большие паузы перед каждым словом.
— С кем я разговариваю?
— Мне сказали, что ты искал меня и называл имя владетеля Болотной Плеши?
— Если тебя зовут Гуус Полуторарукий, то да — я искал тебя.
— Тогда ответь — откуда ты знаешь Карела?
Сколько я не вглядываюсь в черноту углов, но так и не могу разобраться, кто и откуда со мной разговаривает. Звук исторгается сразу отовсюду.
— Мы встретились с ним в Хармане. Я помог ему с деньгами и еще… в одном деле.
— Какой у него был клинок? — задает невидимка неожиданный вопрос.
— Я не очень разбираюсь в них, чтобы уверенно судить о том, но одно знаю точно — у его клинка был потайной механизм.
— И что он открывал?
— Серебряное лезвие!
— Верно. Ты знал Карела. И знал его достаточно близко. Хорошо, скажи мне, зачем ты пришел?
Я собираюсь с мыслями и выпаливаю:
— Когда Карел погиб, он оставил…
— Погиб?
— Так получилось.
— Он выполнил свой обет?
— Да, если мы говорим об одном и том же обете, связанном с событиями на Болотной Плеши, произошедшими многие годы назад.
Гуус — если это он — молчит. Видимо, соображает что-то и решает, что теперь со мной делать.
— Эй, мне продолжать?
Из угла слева за спиной раздается шорох. Я поворачиваюсь и вижу перед собой неопределенное существо. У него действительно полторы руки: левая длинная до колена, правая короткая, еле достает до пояса. Но обе они оканчиваются массивными пятернями. Он приближается ко мне и я различаю его очень породистое лицо, будто созданное для того, чтобы служить натурой скульптору, ваяющему памятник какому-нибудь королю. Его спина изогнута вправо, словно в детстве его огрели здоровенной дубиной, он сломался, да так все и осталось.