Аметистовая вьюга

За неимением полезного занятия, я уселась около костра на подтащенном Лисом и Акиром бревнышке. Протянула руки к пламени. Огонь отшатнулся, словно испугавшись моего прикосновения. Я хмыкнула. Кем-кем, а обычной смертной я никогда не была.

— Я не собираюсь ничего менять, — подчеркнуто вежливо шипел позади меня Кольд. — При всём моём уважении, Валькирия…

— Мы изображаем из себя наёмников. Скажи, как часто ты встречал наёмников, одевающихся, словно аристократ на приёме у королевы?!

Я не знала, кто такие аристократы и слабо представлял себе королев — только по историческому роману, прочитанному в детстве, — но смысл спора поняла. В чём-то Лина была права. Кольд никогда раньше не одевался так дорого и ярко, словно выставляя себя напоказ.

— Она права, Кольд, — бросила я через плечо. — Ты невероятно… красив. Невероятно и недопустимо для воина. Если я правильно помню, у тебя на лице были шрамы. Свёл?

— Он против, чтобы его аватара выглядел как оборванец, — высокомерно заявил Кольд. — И не спорьте. Точка. Я поеду так.

— Ещё тросточку возьми и мушку на губу приклей! — раскричалась Лина. Кольд что-то ответил ей на истинном — я уже научилась его узнавать. Слово за слово: перепалка грозила затянуться. Я встала и побрела к хижине. Слушать спор этих двоих желания не было. Я достаточно знала Кольда: я познала его. Он не уступит, как бы Княгиня не ярилась. Впрочем, завтра я сама с ним поговорю. Кольд не сумасшедший, уверена, едва мы доберёмся до тракта, он сменит наряд на что-нибудь обычное. Не первый же раз он странствует по Роси.

— Не ходила б ты туда, — окликнул меня Акир. Лис, сидевший рядом с ним и гревший руки в огне, коротко глянул на меня и вновь уставился в пламя. Не очень-то и хотелось…

Я кивнула, показывая, что слышала, но намерений не изменила. Ну что может быть страшного в развалюхе? Скорее всего это — старая база звероловов.

Я шагнула в чёрную пасть двери, стряхивая с пальцев заклинание-светлячок. И остановилась.

На чёрном полу лежало два скелета. Один — взрослого человека, женщины. Второй — детский. Полуистлевшие тряпки укрывали женщину, младенец же так и лежал — на полу, не укутанный ни во что. Жутко. Горько. И больно.

Что же привело роженицу сюда, в чащу, где, случись что, никто бы ей не помог? Что заставило её рискнуть своей жизнью и жизнью не родившегося ещё ребёнка? Я опустилась на колени; морщась отвела ворот расползающейся рубахи. Так и есть. Бляха Академии на цепочке. Алая бляха — огневика.

Стараясь неглубоко дышать, я аккуратно освободила цепочку и, держа её двумя пальцами, поднесла ближе, так, чтобы видеть надпись на медальоне. «Адьена Искра», — было выгравировано на нем.

Цепочка выскользнула из ослабевших пальцев, и медальон покатился по гнилому деревянному полу. Я тупо смотрела на два скелета, лежащих передо мной. Мама. Мама и… Брат? Сестра?

Не отрывая взгляда от скелетов, я вслепую нащупала цепочку, подхватила и резко вскочила, убегая из развалюхи, ставшей могилой двоим родным мне людям.

Бледная светловолосая девушка держала скованные серебряными наручниками руки перед собой, прикрывая живот. Седобородый маг вышагивал перед ней взад-вперёд. Его одеяния были чёрными с серебром, а на длинных, распущенных волосах лежала корона. Глубокие морщины избороздили его лицо — он рано постарел. Но глаза — разного цвета — были яркими, лучились гневом. Сухие узловатые пальцы украшали кольца, одно из которых узнал бы даже самый невежественный крестьянин. Кольцо Ректора.

— Ну что же ты натворила, глупая?! — наконец простонал он, прикрывая глаза ладонью. — Ну о себе не позаботилась, так за ребёнка бы побоялась! Ну как мне теперь быть?! Я не могу тебя оправдать. Не могу! Даже казнь отложить, пока не родишь, не могу.

— Прости, — она старалась смотреть куда угодно, только не на него. — Они убили Марыню и Чура. Просто так. Потому, что прознали про меня, решили, что сестра ведьмы — сама такая же. Сожгли в ночь костров! Я на пару минут опоздала, они ещё кричали…

— И ты говоришь мне: «Прости?!» — рявкнул Ректор. — Адьена, ты вызвала огненные души — до их пор не понимаю, как тебе это удалось. Ты отправила их людей убивать! Всю деревню сожгла! Пятьдесят три человека, из них двадцать один ребёнок! Ты вообще в своём уме?! Детей-то за что?!

— А они Чура пожалели?! — рыкнула она, впервые поднимая взгляд на мужчину. — Ему семь исполнилось только, так они… ведьмино семя… сожгли…

— И ты вызвала огненные души…

— Да не вызывала я их! Я там и рухнула, где стояла. Только и могла, что рыдать, да проклинать и молить, — с отвращением призналась маг и всхлипнула, закрыв лицо руками.

Ректор не верил ей. Огненные души не приходят просто так. И не убивают без приказа. Только вот до этого дня никто не знал, как им приказать…

— Ты понимаешь, что в это никто не поверит? — сухо спросил он и опустился на колени перед девушкой. Осторожно отнял её ладони от лица и зажал в своих узловатых длинных пальцах. — Ади, они тебя осудят. Даже если я проголосую против. Все знают, что… Все знают, чей в тебе ребёнок растёт!

Она молчала. Только слёзы катились по белым мучнистым щекам. Она никогда не была красавицей, но даже сейчас Ректор не мог оторвать взгляда от её лица.

Когда они впервые встретились, ему было семьдесят три — полжизни позади, — а ей семнадцать. Он был могущественным Ректором, а она — не самой способной его ученицей. Он и сам не понимал, как так вышло…

— Ади, это мой ребёнок. Мой! Своей глупостью ты убила его! А я? Как мне быть? Как я могу отправить тебя на костёр, если в тебе — моё дитя?! Как?!

— Нет, — девушка, пораженная страшной догадкой, побледнела, вырвалась из его хватки. — Нет, Анвар, не надо! Только не это!

— Адьена, я так решил.

— Я возненавижу тебя! Ты не можешь так со мной поступить! Лучше смерть!

— Пусть ты всю жизнь будешь меня ненавидеть, — мягко произнёс он, поднимаясь с колен, — но ты будешь жить. И моё дитя будет.

Ректор не учёл лишь одного. В день суда, после того, как её заклеймили, Адьена Искра исчезла. Он ждал её за воротами Академии, но не дождался. Он искал её по всей Роси, но не нашёл. А потом, в разгар зимы, в ворота Академии постучали звероловы. В первый день зимы в заброшенной избушке, в самой чаще, они нашли мёртвую женщину и двух детей. На их руках были знаки Проклятых. Мать и одна из девочек были мертвы, но второе дитя…

Мёртвых Проклятых оставили там же, в избушке, но выжившее дитя решили отнести в Академию. Усатый глава звероловов признался, что рука у него не поднялась, ребёнка жизни лишить.

Ректор Анвар Великий так и не смог заставить себя наведаться в избушку, ставшей последним приютом женщине, которую он любил, и их ребёнку. Звероловы поклялись, что вернутся и похоронят их по-человечески.

А у него осталась дочь. Дочь женщины, которую он любил. Дочь, ставшая для него целым миром. Одиннадцать лет спустя Ректор погиб от рук заговорщиков. В память о его заслугах дочери Анвара Великого, Киранне Проклятой, разрешили поступить в обучение…

Почти двадцать пять лет спустя маг Киранна Проклятая вернулась в место, где родилась… И круг замкнулся.

В Роси магами зовутся как мужчины, так и женщины. В народе же последних без разбора кличут ведьмами, что очень магов-женщин обижает.

Рани — руна удачи, благословения всегда присутствует на оружии наёмников и их одежде. Крестьяне часто вырезают её на люльках. Общеизвестный, народный оберег. А на руке у Проклятой стоит знак Ни-Ра.

Река пересекает Рось от Врат о Грани. Никто не знает, откуда она берёт свое начало и куда впадает. Единственная полноводная, судоходная река смертного мира. Константин Никольский, «От любви к любви».