Страница 8 из 58
Как и все подростки, он зачитывался «Необыкновенными путешествиями», а потом прочел их другими глазами и «открыл богатства, о которых даже не подозревал».
– Мы присутствуем, – заявлял он не раз, – при настоящем возрождении Жюля Верна и видим в нем больше, чем только автора приключенческих книг для юношества. Его творчество адресовано читателям всех возрастов. В любом возрасте мы можем черпать в нем все более разнообразное содержание (из интервью парижскому еженедельнику «Ле нувель литерер»).
О пиетете внука к памяти деда свидетельствует составная фамилия Ж ю л ь-В е р н. Дело в том, что его отец Мишель Верн, единственный сын писателя, как и все предки по мужской линии, был просто Верном.
По семейной традиции Жан Жюль-Верн получил юридическое образование, занимался судебными делами, закончив служебную карьеру председателем Трибунала высшей инстанции в Тулоне, где жил до конца своих дней. На досуге он собирал мемуарные свидетельства и документы о своем прославленном деде, а последние годы целиком посвятил себя работе над книгой о его жизни и творчестве, разноречивые толки о которой проникали в печать. Но автор невозмутимо продолжал собирать по крупицам и не спеша обрабатывал огромный фактический материал, воздерживаясь от предварительных публикаций.
В течение многих лет Жан Жюль-Верн был почетным президентом французского Жюль-верновского общества. После запуска в СССР первых искусственных спутников и орбитального полета Юрия Гагарина, а затем после каждого очередного успеха в освоении космоса он давал интервью журналистам, в том числе и советским.
Огромное впечатление произвела на него мягкая посадка космического корабля на Луну, осуществленная учеными нашей страны незадолго до открытия памятной выставки на Елисейских Полях. Вот что он сказал по этому поводу представителям прессы:
– Из всех способов празднования столетия появления книги моего деда «С Земли на Луну» этот был самым изящным и волнующим.
Жюль Верн, ссылающийся только на сведения своего времени, предвидел, что снаряд может быть послан на Луну, и, подчеркивая при этом почти непреодолимые трудности, предусматривал также необходимость ракет торможения для амортизации падения на нашу Селену. Этот запуск – фантастический научный подвиг, который люди доброй воли не должны позволить извратить. Ведь недаром старый рассказчик направил артиллеристов на Луну, чтобы отвлечь их от обычных разрушительных действий!..
Мне трудно выразить всю радость по поводу чудесных достижений советской науки, которые вызвали бы восхищение у того, кто, доверяя перу свои научные мечты, верил, что люди их осуществят. («Техника – молодежи», 1966, № 6.)
После первой лунной экспедиции американских космонавтов Жан Жюль-Верн был приглашен в США на торжественный акт в честь автора «С Земли на Луну». В 1969 году он встречался в Париже с американским космонавтом Фрэнком Борманом и преподнес ему антикварный экземпляр лунной дилогии Жюля Верна. Внук писателя присутствовал на открытии выставки на Елисейских Полях, на открытии юбилейных Жюль-верновских выставок в Нанте и Париже и так далее. Но только после того, как в 1973 году в издательстве «Ашетт» вышло капитальное биографическое исследование «Жюль Верн», зафиксирован ощутимый вклад Жана Жюль-Верна в изучение жизни и творчества его великого деда.
Материал для своей книги он собирал около сорока лет и выпустил ее в свет на восемьдесят втором году жизни, что само по себе, не говоря о достоинствах монографии, – факт почти беспримерный.[9]
В предисловии Жан Жюль-Верн признаётся, какие его одолевали сомнения: «Имеем ли мы право, отряхнув пыль времен, – спрашивал он себя, – приподнимать некий саван», писать «историю человека, из жизни которого на поверхность потока времени всплыли события лишь самые незначительные?… А что скажешь, если тот, кто намерен искать ответа у могилы, принадлежит к семье покойного?…»
Предприняв изыскательскую работу «наподобие шерлок-холмсовской», автор испытывал беспокойство и чувство вины, оправдывая себя тем, что со временем все тайное становится явным.
«Архивы скромностью не отличаются, и оставшиеся в них следы всегда могут быть открыты любопытными исследователями». Так не лучше ли взяться за это человеку, который ручается за точность всех документов и достоверность излагаемых фактов? Тем более, что он один из последних, кто лично знал писателя, чье творчество давало повод для всевозможных истолкований, иногда столь же блестящих, сколь и ошибочных. Ошибочных из-за недостатка документации…
У самого Жюля Верна на этот счет было вполне определенное мнение. «История моей жизни, – писал он в 1902 году итальянскому литератору Марио Туриелло, – не имеет ничего по-настоящему интересного, мои путешествия тоже ничем не примечательны. Писатель интересен для своей страны и всего мира только как писатель». Еще раньше, в 1900 году, по свидетельству Маргарет Аллот де ла Фюи, племянницы и автора первой его биографии (1928), Жюль Верн «сжигает сотни писем, личных бумаг, счетов и даже неизданных рукописей. При последнем переезде на другую квартиру он словно нарочно «затерял» бесценные документы. Он заметает следы своего материального бытия». А после его смерти ближайшие родственники еще раз ревизовали архив, уничтожив все, что считали «лишним».
С тех пор минуло три четверти века. Почти со столетним опозданием «детский беллетрист» Жюль Верн занял свое законное место в Пантеоне французских и мировых классиков. Когда-то он обронил очень верную мысль: «Редко случается, чтобы личность автора не наложила отпечаток на его творчество». Тем больше оснований заинтересоваться такой личностью. И тем более понятно желание исследователей стереть с «биографической карты» Жюля Верна многочисленные белые пятна.
Суперобложка французского (Париж, 1973) издания книги Жана Жюль-Верна «Жюль Верн».
Суперобложка русского (Москва, 1978) издания книги Жана Жюль-Верна «Жюль Верн».
Между тем отсутствие документов, хранившихся за семью запорами, порождало различные домыслы. Ни один исследователь не мог похвалиться, что видел подлинные рукописи и читал письма писателя, кроме тех немногих, что были опубликованы в книге Аллот де ла Фюи и в бюллетенях Жюль-верновского общества.
Главное достоинство работы Жана Жюль-Верна – ее документальная оснащенность. Любой из бесчисленных фактов, впервые приводимых автором, подтверждается ссылкой на источник. А ведь это и есть начало начал любого биографического исследования!
Прежде всего мы узнаем – и это очень важно – где и в чьем ведении находятся ныне архивные документы.
Вопреки распространенному в прежние годы ошибочному мнению, которое поддерживалось прессой, внук писателя, по его словам, владел не «массой рукописей», а лишь сравнительно небольшой частью семейного архива. Он унаследовал от своего отца Мишеля Верна преимущественно рукописи неопубликованных драматических произведений, а также неизданные путевые записки «Путешествие в Шотландию». Были в архиве Жана Жюль-Верна и рукописи отдельных романов. Какие именно и в каком количестве? Об этом он предпочел умолчать… Эпистолярное же наследие – сотни писем! – наиболее ценное для биографа, рассредоточено у потомков сестер и брата Жюля Верна, владеющих также архивом родителей, с которыми писатель на протяжении десятилетий поддерживал регулярную переписку. Все эти лица – двоюродные братья, сестры и другие родственники Жана Жюль-Верна – предоставили в его распоряжение свои семейные досье, что и позволило ему обнародовать массу неизвестных биографических фактов. Кроме того, он цитирует многочисленные документы, переданные одним из племянников писателя в городскую библиотеку его родного города Нанта, где теперь создан Мемориальный музей Жюля Верна.
9
Русское издание: Жан Жюль-Верн. Жюль Верн. Перевод с французского Н. Рыковой и Н. Световидовой. Предисловие и примечания Е. Брандиса. Москва, «Прогресс», 1978.