Страница 3 из 123
Считалось, что Катя домработница, но на самом деле она была членом семьи. Просто помогала по хозяйству, присматривала днем за Андреем, а по вечерам училась. Василий Павлович хотел, чтобы она обязательно поступила в институт. Несколько лет назад он привез Катю, еще совсем девочкой, из деревни, куда ездил разбираться с какой-то жалобой. Тогда был страшный голод, мать Кати умерла от истощения, а отец еще раньше попал в тюрьму — он был «подкулачник» и, по наущению кулаков, избил местного активиста-избача, — и больше никто и ничего не слыхал о нем. Девочка была никому не нужна, попрошайничала, да только в тот год подать-то ей было нечего — все сами ели лебеду, и Василий Павлович, пожалев ее, взял с собой в Ленинград. Он решил дать ей образование, и сначала они с Евгенией Сергеевной думали, что Катя поживет у них, пока Андрей немного подрастет и его можно будет отдать в очаг, а потом она устроится на работу и станет жить в общежитии и вечером учиться. Однако получилось не так. Катя прижилась у них, привязалась к Андрею, боготворила Василия Павловича, который, как она говорила, «спас ее от неминучей смерти», со слезами просила не отдавать Андрея в очаг, где только и знают, что издеваются над бедными ребятишками, и таким образом она осталась в семье Воронцовых. Девушка она была способная, трудолюбивая, и Василий Павлович не сомневался, что она осилит и рабфак, и институт. Довольна была ею и Евгения Сергеевна, хотя иногда и поругивала за «излишний либерализм» в отношении Андрея. Ребенок с раннего детства должен иметь и знать свои обязанности, говорила она. А главное — выполнять их. У Кати, правда, были свои соображения на этот счет, но спорить с Евгенией Сергеевной она не смела, поддакивала ей, будто бы соглашаясь, но строгости в ней не прибывало ничуть.
Андрею было хорошо с Катей. И вообще мир был прекрасен, если не брать во внимание небольшие неприятности, и вмещался этот прекрасный мир в рамки двора с фонтаном посредине, а в тот мир, который находился за пределами двора, ребят, живущих в этом большом сером доме, не выпускали. А там, за высокими затейливыми воротами, которые постоянно были закрыты и охранялись милиционерами, предположительно было много чего интересного, не узнанного, и потому ребят тянуло туда. Конечно, Андрей, как и другие ребята, бывал з а воротами, но вместе с родителями, а это совсем не то…
— Почему мильтоны караулят наши ворота? — приставал Андрей к Кате. Это был вопрос вопросов, ибо ворота в соседних домах, насколько он знал, никто не охранял.
Бедная Катя, ей было трудно объяснить это, и она совестила Андрея, терпеливо объясняла, что говорить «мильтоны» нельзя, нехорошо так говорить…
— Все равно, — упрямился Андрей, — Зачем они караулят? Чтобы мы не убегали, да?
— Так надо, — уклончиво отвечала Катя.
— А почему так надо? — не унимался Андрей.
— В нашем доме, — сдавалась Катя, — живут большие люди, их надо охранять от врагов. Ну, чтобы враги не могли попасть во двор.
— А какие это враги? Шпионы?
— Разные. И шпионы тоже. Вообще враги.
Подумав, Андрей возражал с чувством даже некоторого превосходства:
— Врагов всех давно победили. — Он замечал, что взрослые люди многого не понимают. — Их победили еще в революцию Чапаев, Ворошилов и Буденный.
— Значит, — вздыхала Катя, — не всех победили. Для того и Красная Армия, и милиция.
Это было резонно, и тогда Андрей находил новое возражение:
— Большие люди — это великаны, а они бывают только в книжках.
— Это так говорится, — совсем уж запутывалась Катя. — Они ростом обыкновенные, как все люди, но работают на важной работе. Вот и говорится, что они большие.
— А папа на важной работе работает? — хитро спрашивал Андрей.
— Очень даже на важной.
— А разве на важной работе работают дома?
Этой репликой он, кажется, вовсе загнал Катю в
тупик, однако она не придала разговору никакого значения, а спустя несколько дней случилась неприятность-
Андрей был выбран командиром отряда. Накануне ему как раз подарили шикарный пистолет — копия настоящего, да еще заграничный, так что быть командиром у него имелись все основания. Ни у кого во дворе такого пистолета не было. В самый разгар «войны», когда отряд под командованием Андрея одерживал победу (иначе не могло и быть), появился Лешка, сын дворника. Он подошел к Андрею, хотя и видел, что тот находится «в засаде», и попросил показать пистолет.
— Т-с-с-с, — прошептал Андрей. — Я же в засаде.
— Давай сюда! — потребовал Лешка и вырвал пистолет из рук Андрея. Внимательно исследовал его, не обращая внимания на протесты, почмокал губами, покачал головой, но тут же напустил на себя равнодушный вид и как бы между прочим, как бы без всякого интереса сказал, что может дать за пистолет увеличительное стекло в оправе, с ручкой, и десять любых фантиков.
Вокруг них столпились ребята.
— Я ни на что не меняюсь, — сказал Андрей. — Это подарок, а подарками не меняются. — Он потянулся за пистолетом, но Лешка спрятал его за спину.
— Подумаешь, важность какая — подарок! — хмыкнул он и сплюнул сквозь зубы. Его-то свободно выпускали со двора на улицу, и поэтому он знал и умел все. — Я ведь могу и так просто забрать… Лучше соглашайся, пока не поздно.
— Попробуй только, — сказал Андрей, а у самого екнуло сердечко. Лешка был старше его, уже учился в школе и, разумеется, был сильнее. Вообще ребята, сверстники Андрея, побаивались Лешку.
— А что ты мне сделаешь, шкет? Заберу, и всё тут. Или к мамочке побежишь ябедничать?..
Ябедничать матери — самое распоследнее дело. И Андрей, подумав, ответил:
— Папе скажу.
— А чего мне твой папа? — Лешка прищурился и снова сплюнул. — Подумаешь, папа! Во, напугал!..
— Он прогонит вас из нашего дома.
— Чего-о-о?.. — Лешка громко рассмеялся и щелкнул Андрея по носу. — Да мой папаня, если захочет, всех вас, шкетов, вместе с родителями поганой метлой отсюда выметет. Чтобы не воняли тут. Вы же все… эти… К стенке вас всех надо, понял?!
— Фигушки тебе! — выкрикнул Андрей. — Мой папа на очень важной работе работает, а твой — дворник!
— Ах ты так?! — сказал Лешка и отвесил Андрею оплеуху: — Это тебе за важность. А это за «фигушки». — И он снова ударил Андрея. Потом повернулся и, насвистывая, пошел прочь.
Андрей, едва сдерживая слезы и закусив до боли губу, догнал Лешку возле парадной, выхватил у него пистолет и стукнул тяжелой оловянной рукояткой по голове. Лешка охнул, присел, скорее от неожиданности и страха, чем от боли, обхватил голову руками и завыл на весь двор.
Андрей, перепугавшись, удрал домой.
Через полчаса пришла Лешкина мать. Она буквально ворвалась в квартиру, оттолкнув Катю в сторону, и закричала:
— Это что же такое делается?! Это по какому такому праву и по какой справедливости ваш бандит забил моего сыночка?! Всю голову как есть размозжил, крови целый таз вытекло!.. Я найду на вас на всех управу!..
— Успокойтесь, пожалуйста, — тихо сказала перепуганная насмерть Катя.
— Как это — успокойтесь, если сыночка моего чуть не забил ваш бандит?.. Чего это ты меня успокаиваешь?.. Где хозяева?..
— На работе, вы же знаете.
— Я-то все знаю, как есть все, это уж точно! И молчать не буду, когда спросят, пусть не надеются. Ишь, вырастили барчука! Нет, этого дела я так не оставлю, куда хошь пойду, а не оставлю. Вот так и передай им, чтобы не думали про себя много.
— Хорошо, я обязательно передам, — кивнула Катя. — Только ваш сын ведь, первый пристал…
Андрей честно обо всем рассказал Кате, когда вернулся с улицы.
— А это не твоего ума дело, кто первый, а кто последний, — сказала дворничиха. — Там разберутся! Мы люди простые, трудящие, нам побольше веры-то будет. Видишь ты, взяли моду головы разбивать! Много тут было таких-то, которые важные, да мало осталось. И до твоих хозяев доберутся, не думай.
Катя понимала, что такое происшествие не скрыть, все равно Евгения Сергеевна узнает, и было ей страшно за Андрея.