Страница 104 из 123
— Пузо, помоги! — позвал Андреи.
— Садись, дорогой, я принесу, — сказал буфетчик. Он сам поставил на стол выпивку и закуску и подмигнул Пузу. Тот пробормотал что-то невнятное и ушел. Андрей, проводив его взглядом, усмехнулся. Он не сомневался, что Пузо побежал докладывать о нем Евангелисту, А буфетчик, похоже, у них свой человек и дал знать, что Евангелист ждет где-то поблизости.
— Ну что, выпьем с горя? — сказал Андрей Зайке.
— А какое у тебя горе?
— Вообще, так говорится. — Он налил ей в стакан водки, а себе наливать не стал, подумал, что с Евангелистом лучше встретиться трезвым.
— А ты что? — удивленно спросила Зайка.
— Я пока воздержусь, пивка вот выпью. Не знаешь; куда это Пузо смылся?
— А черт его знает. — Она передернула плечами, выцедила полстакана водки, поморщилась, отчего губы у нее сложились бантиком, и занюхала корочкой хлеба с горчицей.
— Даешь стране угля, — сказал Андрей. — Мелкого, но… — Он выпил пиво и поднялся, — Пойду и я. — Нет, никуда он не собирался уходить, он просто решил, что Пузо наверняка велел девке задержать его, если что, и захотел проверить свою догадку. Что его отсюда так просто не выпустят, он понимал.
— Куда тебе спешить, — сказала Зайка и — заметил Андрей — покосилась на буфетчика, — Посидел бы со мной, поговорил по-человечески. Все мужики с ходу лапать лезут и под юбку, а ты такой симпатяга и культурный. Сразу видно, что воспитанный… — Она протянула руку, хотела погладить его.
Андрей оттолкнул ее.
— Только похвалила тебя, а ты снова грубишь, фи! — Она надула и без того толстые губы.
— Сначала руки помой, — сказал Андрей. Краем глаза он следил за буфетчиком. Тот, в свою очередь, с нетерпением поглядывал на дверь.
— Руки у меня всегда чистые, — с наигранной обидой проговорила Зайка. — А ты злой, оказывается.
— Мама с папой поругались, когда делали меня.
— Это стихи?
За спиной Андрея хлопнула дверь. Буфетчик, кажется, вздохнул облегченно. Значит, вернулся Пузо. Так и есть: он подошел к столику, наклонился и шепнул:
— Тебя люди ждут.
— Сено к лошади не ходит, — сказал Андрей и взял вторую кружку с пивом, как будто собрался пить. — Верно, Зайка?
— Евангелист ждет, — снова шепнул Пузо.
— Пусть идет сюда.
«Интересно, что он из себя представляет, — подумал при этом Андрей. — Борода и Штырь говорили, что авторитетный вор…»
— Сюда ему нельзя. — Пузо положил руку на плечо Андрею.
— Тогда другое дело.
Они вышли из шалмана, прошли пол квартала и свернули за угол. Здесь, перед кинотеатром, был небольшой сквер. Андрей тотчас засек «людей»: один из них, довольно пожилой, сидел «а скамейке с газетой в руках, а второй, помоложе, с беспечным видом прогуливался по дорожке, делая вид, что кого-то ждет. Пузо подвел Андрея к пожилому, кивнул, а сам отошел в сторону.
— Присаживайся, сынок, — велел мужчина, не глядя на Андрея, а но-прежнему уткнувшись в газету. — Толкуй, откуда знаешь меня?
— А я тебя не знаю, — ответил Андрей.
— Хорошо отвечаешь. А Пузо вот толкует, что ты на меня ссылался. Врет, блядища?
— Смотря кто ты такой.
— Хм, и это верно. — Он сложил газету и сунул в карман. — Допустим, Евангелист я…
— Чем докажешь?
— А вон сейчас Пузо с Балдой тебе докажут. Толкуй, мальчик, откуда знаешь обо мне?
— Штырь с Бородой привет велели передать, — сказал Андрей.
— Штыря — знаю, — кивнул одобрительно Евангелист. — А Борода… Какой Борода?.. Никола, что ли?..
— Да, Никола Борода.
— Другое дело. Где ты их видел?
— В зоне вместе были.
— Выскочил только?
— Ага. Велели еще передать, что Баламут вроде ссучился. Сказали, что на толковище его надо.
— Баламут ссучился?! — вскричал Евангелист.—
Не может быть!
— Я передаю, что меня просили.
— Это точно?
— Что?
— Ну что он ссучился?
— Штырь толковал, что у него сильные подозрения, — сказал Андрей.
— Неужели, а?.. — Евангелист покачал головой,—
Ох-х ты, гад подлючий! Ладно, разберемся. Как на Пузо вышел?
— Случайно в общем-то. Зашел в шалман — и познакомились.
— Не люблю я всяких случайностей… — прищурившись, проговорил Евангелист. — Случайно бабы рожают.
— У меня есть адресок Крольчихи, Штырь дал.
— Помнит, старый хрыч, — ухмыльнулся Евангелист. — Кого в Питере знаешь?
— Никого. Только Пузо.
— Ванькино пузо просит арбуза. Шестерка он.
— Я понял, — кивнул Андрей. — Князя, правда, знаю. Бегали с ним.
— Князюшку знаешь? Бегал с ним?.. — удивился Евангелист. — Он, толковали блатные, сгорел?
— Мы вместе и сгорели. Мне два года дали, а ему семерик по совокупности влепили.
— А я не верил, что Князь сгорел. Счастливчик он, интеллигенция. Но вор в авторитете… Так случайно, говоришь, загреб в этот вшивый шалман?
— Случайно.
— Давай тогда снова загребем,'— сказал Евангелист. — Посидим, потолкуем, обдумаем, что и как. Кличут-то тебя как?
— Племянником.
— Князев племянник, что ли? — рассмеялся Евангелист и обнял Андрея за плечи. Руки у него были сильные и цепкие.
Они вернулись в шалман. Пузо и второй, которого Евангелист назвал Балдой, шли сзади. Зайка по-прежнему сидела за столом, точно караулила место. Увидев Евангелиста, она расплылась в улыбке,
— Что пасть разинула? Видал, Племянник, что за чудище? Ночью приснится — со страху дуба дашь. А за кружку пива продаст легавым вместе с потрохами. Выгребайся отсюда! Допивай и топай.
— Мне все не допить… — Зайка часто моргала и смотрела на Евангелиста с откровенным испугом.
— Допьешь. — Он слил водку в кружку с пивом и придвинул Зайке. — Давай.
— Я умру…
— Пей, сука… Считаю до трех, а потом вылью все в одно место и солью присыплю. Раз…
Зайка дрожащими руками взяла полную, с краями, кружку и стала пить. Зубы ее стучали по стеклу, глаза закатились, но она пила, и жидкость, похожая на мочу, стекала по подбородку. Зрелище было противное, и Андрей отвернулся. А Пузо громко захохотал, приседая.
— Смешно? — спросил его Евангелист.
— Спрашиваешь! Аж в животе колет.
— Тогда все вместе посмеемся, дружно, как смеются пионеры и школьники. Алло, Степа, подь-ка сюда! — Евангелист подманил пальцем буфетчика, тот подошел— Тебе не кажется, Степа, что твою лавочку пора закрывать на переучет? Нам нужно спокойно потолковать…
— Понял, будет сделано, — сказал буфетчик и стал поторапливать с выпивкой немногих посетителей.
Через пять минут шалман был пуст. Остались Евангелист, Андрей, Пузо, Балда и Зайка, совсем одуревшая от выпитого.
— Таким, значит, макаром, Степа, — подумав, сказал Евангелист. — Организуй выпить и закусить. И чтобы все прилично, как в лучших домах Филадельфии. Накрой на троих, — добавил он — А Пузу нацеди пятнадцать кружек пива, и пополнее, без туфты. Высосешь, — обратился он к Пузу, — получишь полкуска, а не высосешь _ за шиворот вылью все остатки. Понял?.. Это чтобы нам веселее было закусывать, а ты чтобы не
смеялся над другими.
— Да ты что, Евангелист, мне же в жизнь столько не выпить, — заскулил Пузо. — Я больше трех кружек не могу, век свободы не видать… Скости хоть половину…
— Господь скостит. Слыхал афоризму: смеется тот, кто смеется последним? Вот мы с Племянником и Балдой и хотим быть последними, а ты со своим свиным рылом сиди в сторонке и жри это ссаньё.
Тем временем Степа тщательно вытер столик, принес водку, бутерброды с колбасой и с сыром и даже селедочку, украшенную луком.
— Нормалеус, — похвалил Евангелист, оглядев стол и шумно со вкусом принюхиваясь. — Садись, Племянник. Балда, ты тоже садись. Да за Пузом присматривай чтобы не фармазонил. — Он аккуратно, с уважением разлил водку по стопкам, которых вроде бы и не водилось в шалмане, — Ну, ворье, за тех, кто в море, на вахте и на харчах у начальничка! — произнес он торжественно и опрокинул стопку в рот. — Хор-роша, стерва! Балда, кто наш главный враг?