Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 70



Встреча не радовала. Хотелось уйти.

— Присаживайтесь, прошу вас! — повторил любезный Николай Николаевич.

Вполне можно было обойтись без чая и предстоящей беседы, но Виноградов почему-то сел и дисциплинированно принял из рук хмурого подполковника тонкую фарфоровую чашку.

— Не беспокойтесь, Владимир Александрович. Времени это у нас займет немного, а полезно будет и вам, и нам. И общему делу.

— Никто ничего не узнает, — разлепил губы Пограничник.

Виноградов тоскливо попробовал губами душистый чай; его опять неумолимо влекло, выталкивало куда-то наверх, на бурную штормовую поверхность из ставшей привычной глубинной тишины, где по двадцатым числам была вполне приличная по питерским меркам зарплата.

— Не узнает в смысле массажа? Или вообще?

— Ох, Владимир Александрович! Все такой же. От души расхохотался Николай Николаевич. — Словечка в простоте не скажете. Потому и работать с вами интересно!

— А что нужно сделать, чтоб вы все вообще про меня забыли? А? — Виноградов спросил, почти не надеясь на ответ. — Язык себе отрезать? Уволиться?

— Это было бы правильное решение, — серьезно кивнул Пограничник.

— Но не своевременное! — осадил его чекист. — Зачем же вам, скажите на милость, сейчас увольняться? После последнего-то подвига? Орлы! Герои! Баркова вон на должность назначили, на медаль посылают. Вам — майора, если не ошибаюсь? Выше должностного потолка?

Виноградов брезгливо поморщился:

— Что же. Каждому свое. Кто-то доносы подшивает, кто-то под пули идет. Не пробовали?

— Пробовали, Владимир Александрович, пробовали, вы уж поверьте! А что насчет заварушки в магазине… Так под те пули любой бы пошел — и я, и вон товарищ подполковник, и тетя Дуня из ларька. Я б даже дочку свою, если б она у меня была, под те пули послал!

— Не понял?

— Так уж и не поняли, капитан? — встрял Пограничник, передавая напарнику папку с бумагами.

Тот рявкнул:

— Герои, мать вашу! На, смотри: заключения экспертиз… В автомате налетчиков все патроны — вареные! Что, не знал? И про то, что у их пистолета боек спилен, — тоже не знал? Читай: «не пригоден даже для производства одиночного выстрела»! А в машине — вообще не в счет, игрушка-газовик…

— В каком смысле вареные? — надо было что-то спросить, вот Виноградов и спросил.

— Дурака не валяй.

Действительно, что такое вареные патроны, широкие массы трудящихся узнали еще от вернувшихся из Афганистана солдат и офицеров: несмотря на то, что за наркоту и афони на сторону продавалось все и всяческое военное имущество, торговать оружием и боеприпасами все-таки считалось делом подлым: еще бы, кому хочется получить в спину очередь из пуль, деньги за которые греют карман гимнастерки. Поэтому патроны, спрос на которые у местных жителей всегда превышал предложение, предприимчивые ребята сначала ссыпали в котелок с кипящей водой, некоторое время в ней держали, доводя до кондиции, а уж потом с легким сердцем несли на продажу. Не отличаясь внешне, такие вареные боеприпасы почти напрочь теряли убойную силу. И при стрельбе в лучшем случае выплевывались из ствола.

— Бумаги дайте.

Все чин-чинарем: «…B результате термической обработки… по данным, подтвержденным трассологической экспертизой…» Подписи. Печати.

— Ну и что? Мы-то этого не знали.

— Серьезно? На-адо же…

— Капитан! Мы тут с тобой не шутки шутим! — С такими нервами подполковнику надо было на пенсию, в огороде копаться. Говорят, способствует. — Рассказывай! Все рассказывай!

— С самого начала? — вот таких Виноградов любил, с ними было просто и приятно.

— Да, конечно… — Жидковат был Пограничник, после руоповских допросов капитан бы и с тремя такими справился.

Преданно глядя в глаза Теплухину, он начал:

— Родился я в семье советских служащих. Прадед мой, Иван Иванович Перлов, происходил из рода потомственных волжских плотников…

— И не стыдно, Владимир Александрович? — укоризненно покачал головой чекист.



— Он первый начал, — пожал плечами Виноградов.

Пограничник скомкал побелевшими пальцами кожаную обивку кресла. Смолчал. Откинулся назад, устраняясь на время от разговора.

Это было довольно неожиданно и внушало определенное уважение.

— Хорошо… — Николай Николаевич отогнул манжету и глянул на циферблат знакомого капитану по прошлым встречам «Роллекса». — Попробуем по старой схеме. Я расскажу вам, что уже знаю. И спрошу о том, что хочу узнать. Потом обсудим, что будет, если вы откажетесь мне помочь. И что будет, если поможете. Идет?

— Я даже не знаю… Я даже не знаю, что мешает мне встать и послать вас обоих… На массаж! Или в душ шарко! — Подобно пробковому буйку, сорванному течением с проржавевшей цепи, он уже даже не пытался сопротивляться стремительным и неодолимым силам.

— Очевидно, врожденная интеллигентность, — улыбнулся чекист. — Итак, нас в сложившейся в стране ситуации тоже не все устраивает. Повальная продажность, бандитский беспредел, гнилость и бессилие властных структур. И поверьте, Владимир Александрович, госбезопасность сложа руки не сидит! Кое-где корректируем, иногда и силовыми методами. Но то, что в последнее время вытворяет ваша организация, это уже, знаете, слишком.

— Николай Николаевич, а вы меня ни с кем не путаете? — Хуже быть ничего не могло, червивая вонь политических разборок выползала, казалось, из всех обитых деревом углов.

— Вас спутаешь… Напомнить кое-что? Пожалуйста! Осень, охота, некто Виктор Евгеньевич из Москвы. Кто-то что-то возил в Приречье — как же, последний оплот, борющаяся республика! Вы ведь тогда с должности слетели? Слетели[6]…

— Это была моя собственная инициатива!

— Конечно-конечно! Разумеется. А Прибалтика? Помнишь, к кому ездил? Полковник Луконин, земля ему пухом, застрелился, но Вася-то Френкель? Говорят, где-то здесь, по Питеру, болтается, на нелегальном положении: те ведь его приговорили заочно[7]… Опять же Кавказ! В Москве пришлось некоего Раабтилена в Лефортово упрятать — хотел мэра взорвать, шалунишка! Тоже уверял, мол, «собственная инициатива». Ты вроде с ним встречался в горах[8]?

— Я ездил по службе, это легко проверить. Много с кем работал. И дружил.

— Да, понимаю. Характер такой общительный!

— Вы уж совсем-то за дураков нас не держите, — не вынес своего отсутствия в разговоре Пограничник. — Не стоит.

— Дело ваше.

— Эт-то точно! Наше теперь. Думаешь, после той истории со снарядами ядерными от тебя отвязались? Бог помог? Нетушки! Виноградов контрразведке нужен был на свободе: подходы твои к этой, как вы ее там называете, — организации? движению? фронту? Ладно, не суть важно, признаюсь честно: кто бы вашими «черными эскадронами» ни заправлял, конспирации он обучен: тебя ведь законсервировали? Из игры вывели — в карантин? Что молчишь?

— Слушаю.

— Уже неплохо! Честно говоря, я тогда поверил даже, что ты не при делах: живешь тихо, службу тянешь, там-сям халтуришь по копеечке. Медаль заработал. Ан нет! Вот ты и вылез!

— А почему вы решили…

— А как же? Почерк фирмы! Блестящая оперативная комбинация: навести бедолаг на «пустышку», подставить со стволами, перестрелять — и потом заслуженно ходить в героях! Это или наши могли провернуть, или ваши. Я не прав?

— Правы, наверное. Только я-то тут при чем? Я там вообще случайно оказался, спросите кого угодно.

— Опять двадцать пять! — в сердцах сплюнул Пограничник.

— Ладно, ладно. Времени нет, сейчас доктор вернется, лишнего ему слышать не стоит. Что мне нужно? Выход на твое начальство. Контакт! Доверительный контакт для дальнейшей совместной деятельности.

— Мы имеем полномочия. Поверьте, не вся госбезопасность продалась демократам! — с жаром и пафосом изрек подполковник.

— А вы-то? Вы же вроде по другому ведомству? — искренне удивился капитан.

6

Эти события описаны в рассказе «Жертва фигуры»

7

Эти события описаны в рассказе «Отдельное поручение»

8

Эти события описаны в рассказе «Сестра наша, смерть»