Страница 42 из 70
— О! Потихоньку, я вижу, собираемся… Пора, пора! — из зарослей в очерченный огнем круг вступили двое. Тот, что постарше, седой, в армейском камуфлированном ватнике, нес две бутылки коньяка и пакет яблок. Виноградов встречался с ним пару раз в Управлении налоговых расследований, а вот со вторым познакомился лишь сегодня, знал только, что из Москвы, зовут Виктор.
— Ну-ка, похвастайтесь!
— Смотрите… — Фомин мотнул головой в сторону, где живописно были выложены добытые им и Виноградовым утки.
— Неплохо, неплохо! Надо признать, что в командном зачете…
— В личном тоже. — Владимир Александрович справедливости ради поступился славой. — Моя тут одна только. Остальные — доблестный ОМОН. Плюс еще двух не достали.
— Не достали! Чуть-чуть — не считается. Мы, может, тоже не нашли в камышах, еще побольше вашего! — с профессиональным нахрапом встряли в разговор подошедшие последними Саша и Андрюша, молодые и румяные сыщики из Управления уголовного розыска — один из «убойного» отдела, другой — по квартирным кражам.
— Все, время! Прошу, наконец, к столу, — пробасил Смирнов.
— Нет, так на конец — или к столу, я не понял? — не удержался Фомин.
— Да садись ты. Водка греется! — пихнул приятеля Виноградов.
Последний раз зачерпнув треснутой деревянной ложкой, Владимир Александрович передал котелок с варевом примостившемуся рядом Польских:
— Не могу больше. Не лезет.
— Да ну… Слабак! Смотри, как надо! — Анатолий плеснул себе на донышко «Пшеничной», благо пили уже давно без тостов, по самочувствию, и азартно принялся за еду.
— Еще пару полешков подкинь, кто там ближе! — привычно скомандовал взявший на себя роль распорядителя застолья Герой.
— Щас нарисуем! — не без труда оторвался от земли Фролов.
— Нет, я вот что имею в виду… — голос Саши-«убивца», как его здесь называли, зазвучал неожиданно громко. Он, не закончив, смущенно закашлялся. — Простите!
— За что! Вы на охоте сегодня в первый раз, восприятие свежее, — ободрил его москвич.
— Я имел в виду, что вот утки летают и чайки. Над одним озером. Уток бьют изо всех дыр, из-под каждого камыша, чуть зевнешь — и приветик. А чайки на хрен никому не нужны, тут же от берега к берегу болтаются, орут, галдят. Плевать им на все!
— Ну и что?
— Да ничего… Просто, вот как они между собой, нет, точнее, как утки к этим сукам относятся? Или никак?
— Эка ты да-ал! — хохотнул далекий от отвлеченных материй Фомин. — Силен! Птицу сукой назвать, а?
— Мораль сей басни такова: воняй больше и ори громче, тогда не тронут! — вставил Виноградов.
Расхохотались все, даже чопорный гость из Москвы.
— Ладно, товарищи офицеры. Давайте-ка к делу. — Михаил Анатольевич, тот самый седой из «налоговой», самый старший из присутствующих, произнес это хотя и не громко, но выделив голосом обращение. Легкомысленное настроение разом испарилось. — Прошу. Виктор Евгеньевич представляет координационный совет движения…
— …Таким образом, работа ведется по всей стране. Никого из присутствующих не надо убеждать в том, что времени остается крайне мало. Однако и рисковать, торопиться мы не имеем права — история вряд ли предоставит нам возможность второй попытки. Да, и особо хочу подчеркнуть: мы не стремимся к свержению существующего конституционного строя, речь не идет о вооруженном перевороте, хотя на определенном этапе, вероятно, и придется использовать имеющийся потенциал… — Москвич говорил уже минут десять, ни разу не сбившись, грамотно, аргументированно, однако, как показалось Виноградову, с внутренней скукой. Так умные замполиты застойных времен справляли свои обряды в воинских частях и милицейских подразделениях.
И как бы в подтверждение мыслей Виноградова прозвучало:
— Пользуясь известным постулатом, скажу: налицо революционная ситуация. Очевидно, что «низам» все до смерти надоело, не менее очевидно, что и «верхи» уже не могут контролировать ситуацию… Вот Михаил Анатольевич описал мне в целом ситуацию в вашем городе, вы ее знаете не хуже!
Нахал, подумал Виноградов, вот твое писарское высокомерие и проявилось. Что значит — «не хуже»? Мы ее на своей шкуре чувствуем… Это на наших глазах начальники сначала пестуют разветвленную преступную инфраструктуру города, а затем с бухты-барахты, к очередной политической кампании сажают тех, на ком держалось хоть какое-то подобие стабильности — Тамарина, Старышева… Кидают братьев-омоновцев против черных — а потом отдают их со всеми потрохами, с кепками-дубинками, прокуратуре. Из органов вышибают лучшие кадры, а замполиты как протирали штаны — так и продолжают… Фашисты, сионисты, коммунисты, националисты и прочие патриоты — кого сажать, кого не сажать? Тут не только у сержантов голова кругом идет! Устроили, понимаешь, единый фронт против злополучных торговцев с Кавказа, лишь бы люди опять на Смольный и Таврический не пошли.
— На кого же опираться? Где та сила, которая способна вытащить страну из кризиса? Армия? Нет, не те времена, да и армия не та, даже если захватит власть… Что там говорить, и так ясно. Рабочий класс, крестьяне, интеллигенция? Ну, это мы уже проходили, комментариев не нужно. Госбезопасность? Сами понимаете — нет… — Виктор Евгеньевич сделал уместную и строго дозированную паузу. — Только органы внутренних дел, милиция способны взять и с честью выполнить эту миссию! Мы есть везде, нас достаточно много… Техническое оснащение, каналы связи, структура управления, вооружение, наконец — по каждому из этих показателей в отдельности мы, разумеется, уступаем чекистам и армии, но в целом… Обширная сеть источников информации, даже вся пресса, что тоже немаловажно! А кадры? Кто, скажите, лучше оперативника ОБХСС знает бреши в экономике на своем обслуживаемом участке? Кто лучше знает взяточников, расхитителей, просто хреновых руководителей? А уголовный розыск? Этим бы ребятам чуть бы больше правовой свободы — и улицы наших городов превратятся в места не только красивые, но и безопасные… Вы извините меня за прописные истины, если бы они были вам не знакомы — мы сейчас не сидели бы здесь. Именно такие, как вы, образуют сейчас становой хребет Движения, координационный совет которого я представляю, а в недалеком будущем возглавят командные структуры обновленной Державы!
— Знаешь, что мне все это напоминает? — шепнул Виноградов соседу.
— Ну?
— «Союз меча и орала»… Ильф и Петров… «Я дам вам парабеллум»… Вы в каком полку служили?
— Ты что, Саныч, дурак? — вскинулся недоуменно Анатолий.
— Ага, — бесхитростно подтвердил Владимир Александрович. При такой постановке вопроса он никогда не спорил.
На утренней зорьке все отстрелялись одинаково плохо.
— Как тебе?.. Я не про охоту. — Фомин утрамбовывал в багажнике рюкзаки, и Виноградов даже не сразу понял, что приятель обращается к нему.
— Я понял… А никак. Игры со спичками в детском саду.
— Ну да-а, — вздохнул омоновец. — Но что-то делать надо?
— Надо… Да-да, иду! — Владимир Александрович подхватил закопченный котелок, кружки, несколько ложек и заторопился к берегу, повинуясь приглашающему жесту Михаила Анатольевича.
Через несколько минут посуда была вымыта, но ни тот, ни другой не торопились вернуться к машинам.
— Что решили, Владимир Александрович?
— Согласен.
— Все взвесили?
— Мы ж не дети, товарищ полковник… Авось пронесет.
— Не пронесет.
— Да это я так, сам понимаю… На вас не рассчитывать, так?
— Не рассчитывать. Шансы на то, что после этого вас оставят в органах, — почти нулевые. При большом везении придете в себя участковым где-нибудь в области.
— Да-а… Ладно, давайте!
— Держи, капитан.
Из-под ватника появился бело-голубой полиэтиленовый пакет, небольшой, но, судя по всему, довольно тяжелый. Виноградов аккуратно принял его, отогнул край. Взглядом выхватил плотную белизну упаковок, строчки типографского шрифта…
— Проверяли?
— Сам. Лично. Все чеки — подлинные. Ровно три тысячи пятьсот.
— Расписку надо?