Страница 73 из 87
Но вот как-то один из пожарных задумывается о смысле этой бессмысленной жизни. Размышления приводят его к тому, что при очередном вызове (и на этот раз вместе с домашней библиотекой была сожжена ее хозяйка, пожилая женщина) он совершает страшное преступление: крадет одну из книг. Это оказывается Библия, и он начинает ее читать кусками, по частям. И что-то меняется. Теперь, когда он едет в метро под оглушающие звуки рекламы, он борется с ней, с ее прорывом в сознание, вспоминая слова о полевых лилиях. И реклама отступает — лилии полевые победили зубную пасту.
Вспомнив о Бредбери, нельзя не привести его замечательный рассказ "Зеленое утро", в котором самые меньшие братья человека, пусть и огромные, оказались в состоянии преодолеть чуждость Марса, чтобы придти на помощь человеку. Содержание этого рассказа вкратце таково: человек стремится вырваться с Земли, утративший обаяние природного мира, все свои силы и средства вкладывает в полет на Марс… и выясняется, что он не может там жить: слишком мало атмосферного кислорода, старая планета утратила растительность. Здесь он обречен на жизнь инвалида, на Земле — даже если он сможет туда добраться — он будет нищим и несчастным. И тогда он просит дать ему мотоцикл и семена земных деревьев и уезжает один, с небольшим запасом кислорода, чтобы дышать, когда уж совсем невмоготу, в марсианскую пустыню. И день за днем сеет, а земля позади него остается все такой же сухой и безжизненной, и дождя все нет и нет. Наконец, на грани отчаяния, он в один из вечеров засыпает у костра. А ночью идет дождь, и утром обнаруживается, что таинственная планета с благодарностью приняла семена из другого мира и взрастила их с невероятной скоростью. Один из заключительных абзацев рассказа таков:
Утро было зеленое. Насколько хватало глаз, к небу поднимались деревья. Не одно, не два, не десяток, а все те тысячи, что он посадил, семенами или саженцами. И не мелочь какая-нибудь, нет, не поросль, не хрупкие деревца, а мощные стволы, могучие деревья высотой с дом, зеленые-зеленые, огромные, округлые, пышные деревья с отливающей серебром листвой, шелестящие на ветру, длинные ряды деревьев на склонах холмов, лимонные деревья и липы, секвойи и мимозы, дубы и вязы, осины, вишни, клены, ясени, яблони, апельсиновые деревья, эвкалипты — подстегнутые буйным дождем, вскормленные чужой волшебной почвой.
Не правда ли, замечательная иллюстрация к словам о семенах, павших на добрую почву? Неудивительно, потому что Рэй Бредбери — не только писатель, но и христианский проповедник, и библейское понимание сосуществования природы и человека для него естественно и органично; он и сам чувствует, и умеет показать, как помогают человеку его собратья по творению, пусть и лишенные разума, но не лишенные любви и красоты, как они умеют отвечать добром на доброе отношение к себе. В сущности, любить растения очень просто — нужно всего-навсего давать им жить.
Знаменательно отношение к растениям святителя Луки (Войно-Ясенецкого), выдающегося ученого-медика и иерарха-исповедника. Владыка пишет: "В молитве Святому Духу именуем Его подателем жизни. И если даже в неорганической природе так ясно присутствие Духа, то, конечно, и растения и животных надо считать одухотворенными. Самый общий, самый распространенный в природе из всех даров Святого Духа есть дух жизни, и он, конечно, свойственен не только животным, но и растениям…весь растительный и животный мир обладает по крайней мере низшим из даров Святого Духа — духом жизни"[207].
…Писатели многих стран и народов используют благодарный литературный прием — для того, чтобы читатель уяснил, "хороший" перед ним персонаж, или "плохой", они показывают, как этот персонаж относится к растениям. И вот, в классической китайской прозе брошенная супруга князя утешается музыкой и созерцанием горшка белых хризантем. Злобная соперница повелевает отнять у нее музыкальный инструмент — она кротко отдает; затем следует требование расстаться с хризантемами — и княгиня отсылает цветы в сопровождении грустного стихотворения о том, что в разлуке с музыкой и дорогим супругом ей и хризантем не жалко. Это производит впечатление на князя; он отсылает разлучницу и возвращается к супруге.
Мотив любви к цветам человека в беде — пожалуй, один из самых распространенных в мировой литературе. В сказочном мире, созданном пером Андерсена, больной ребенок в каморке под крышей любуется побегом в ящике за окном, а куст роз в "Снежной королеве" (особенно в переработке этой сказки Евгением Шварцем) становится центральным символическим двигателем всего сюжета. Однако совершенно особняком в сказочном саду Андерсена расположен печальный уголок, где разыгрывается действие одной из сказок, в которой много грусти и мало волшебства. Все там очень "жизненно", как любят говорить некоторые критики: дети посадили в клетку птичку и поместили туда же кусочек дерна с полевой маргариткой, чтобы было красивее. А потом они уехали на воскресенье, забыв и про птичку, и про цветок. Птичка, погибая от жажды, тем не менее не тронула цветка, хотя выщипала всю траву. Они очень жалели друг друга, но поделать ничего не могли. Птичка умерла, маргаритка завяла. Вернувшиеся дети устроили птичке торжественные похороны — еще бы, какая интересная игра! А цветок просто выбросили.
Казалось бы, зачем все это? Как-то даже неловко после всех ужасов, которые натворили за прошедшие чуть ли не два века и взрослые, и — увы! — дети. Но давайте подумаем: может быть, оттого и происходят ужасы, что на "пустяки" внимания не обращают? Может быть, стоит встревожиться наконец оттого, что уже лет двадцать, как наши школьники в списке необходимых, на их взгляд, человеческих качеств доброту, как правило, опускают? Может быть, воспитание сердца все-таки необходимо? Вот и датский сказочник прошлого века умудрился показать связь бессердечия с безответственностью, жестокостью, эстетической тупостью, наконец — а при таком синдроме какой разговор может быть о полноценной личности…
Великое сердце современника Андерсена, Чарлза Диккенса, сделало его творчество любимым чтением сотен миллионов людей на его родине и во всем мире, при его жизни и до наших дней. В уютном мире диккенсовских книг, среди его милых персонажей, подчас смешных до нелепости, но всегда человечных, растения занимают именно то место, которое и предназначено им в добром, благоустроенном мире. Уже в ранних очерках Диккенс, описывая мирную жизнь стариков в лондонских пригородах, обращает внимание на их крохотные садики, на то время и хлопоты, которые посвящают уходу за зеленью престарелые хозяева.
Диккенс очень любит "объяснять" своих персонажей через их отношение к растениями (точнее — через их отношения с растениями). Так, в пансионе, руководительницы и воспитанницы которого претендуют на великосветский тон — без особого успеха, впрочем, — выставляемые на подоконник цветочные горшки без конца с него обрушиваются. В романе "Домби и сын" нелепая, претенциозная, льстивая и восторженная старая дева-неудачница в своей скромной квартирке без конца ухаживает за цветами на балконе — а в конце романа, когда потерпели крушение ее великолепные планы, она обнаруживает подлинные чувства сострадания, привязанности и готовность быть полезной, которые вознаграждаются дружбой и уважением, — правда, в гораздо более скромном кругу, нежели тот, в который она стремилась попасть. В самом безысходном положении, в отделении для бедных долговой тюрьмы, где заключенные медленно угасают от голода в сырости, потемках и духоте, изможденная жена одного из них старательно поливает хилое растеньице, обреченное на гибель так же, как люди вокруг него, и этот символ под рукой великого мастера обретает свой второй смысл — надежда умирает последней. Всех своих любимых героев, как бы вознаграждая их стойкость, мужество и благородство, автор после длительных мытарств поселяет в уютных загородных домах, среди садов и рощ, а самым несчастным из них, жестоко гонимым, предоставляет после их кончины место на сельском кладбище, среди травы и цветов. И нет для него места хуже, чем городское кладбище для бедных в самом мрачном его романе "Холодный дом", втиснутое в темный и мрачный закоулок Лондона, где нет ни единой травинки.
207
Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). Дух, душа, тело. Б. м., б. д. С. 72, 75.