Далекие королевства

— У тебя будет это в Ориссе, — сказал я. — Как и восхищение. Просто там музыка не в той цене, как в Вакаане.

Омери помрачнела.

— Неудивительно, что ты поверил в это, — сказала она. — Король может говорить, что он всячески поощряет искусство, но на практике все немного не так. В Вакаане существуют негласные границы, сдерживающие искусства. И если ты их нарушаешь… может произойти кое-что. И еще хорошо, если ты внезапно останешься без покровителей и без аудитории.

— Как же такое может быть? — спросил я. — Здесь, в Вакаане, где люди искусства пользуются таким уважением? Когда их работы так совершенны, так чарующе неповторимы. Когда каждое творение остается навсегда уникальным…

— Это прирученное искусство… и, следовательно, уникальность мнимая, — тихо ответила Омери. — Поживи здесь подольше, и ты поймешь — запрещено все, что выходит за определенные рамки, что вызывало бы у публики вопросы или затевало дискуссию. Художнику позволено экспериментировать только формой или красками. Но никак не темой. Налажена целая система, ищущая таланты у юных. Затем они проходят хорошую государственную школу. И во время обучения им ненавязчиво вбивают в голову: делай так, а не иначе.

— А что происходит с тем, кто не слушается? — спросил я.

Она содрогнулась.

— В один прекрасный день, — негромко сказала она, — такой человек просто исчезает.

Озноб, не отпускавший ее, охватил и меня. Я вспомнил о пропавшем хозяине таверны… и Равелине.

— И мы все прекрасно знаем, что лучше не расспрашивать о том, что с пропавшим случилось, — продолжала Омери. — Старательно избегаем упоминать его имя. — Она вздохнула и поудобнее устроилась в моих объятиях. — Но теперь у меня есть ты. И если нас не разлучит что-то ужасное, я буду жить и творить совершенно свободно.

Так было решено, что она едет со мной в Ориссу. Это решение вытолкнуло меня из любовного забытья, и я вновь вернулся к своим делам. Омери переехала в мой дворец, а я возобновил сражение с королевскими чиновниками. И вновь нахлынули тревоги, связанные с Яношем и Равелином. По ночам, во сне, стал возвращаться старый кошмар, но теперь мои мучения смягчались любовью Омери и ее музыкой. Ее присутствие освежило мои мысли. Возникали какие-то новые идеи, которые нуждались в обсуждении. Наконец я отправил Яношу решительное письмо с требованием увидеться. Где-то через день я получил ответ: «Серый Плащ согласен встретиться с Амальриком Антеро немедленно».

Я застал его в напряженных трудах в подземелье старого здания, где пахло пылью веков и заклинаниями. Он удивленно вытаращился на меня, и я понял, что он уже забыл о назначенной встрече.

— Амальрик, друг мой! — вскричал он, вскакивая из-за стола и роняя на пол свитки. — Какое удачное совпадение. Я только что думал о тебе.

Одежда его была в полнейшем беспорядке и так запылена, что, рванувшись ко мне, он даже расчихался.

— Ты выглядишь как мой любимый наставник в детстве, — рассмеялся я. — И голос у тебя такой же, как у него. — Он тоже всегда чихал и был весьма рассеян. Я очень жалел, когда отец уволил его. Старик никогда не знал, где я нахожусь.

Янош вытер лоб.

— Какой же я тупица, — сказал он. — Ну точно, ведь я же пригласил тебя, да?

— Совсем ты тут обалдел, — сказал я.

— Ты прав, — сказал Янош и теперь стукнул себя по лбу.

Я осмотрел большое помещение. С пола до затянутого паутиной потолка оно было битком набито свитками различных размеров и форм. Одна рукопись лежала развернутой на столе Яноша. Она была на незнакомом мне языке и с какими-то геометрическими фигурами на полях.

— Это «архивы старейшин» еще тех времен, когда эта страна не называлась Вакааном, — пояснил Янош. — Насколько я понял, здесь полный перечень их заклинаний, с самых первых.

— Должно быть, ты произвел на принца более сильное впечатление, чем я полагал, — сказал я сухо, — если он доверил тебе столь древние секреты.

— Да. Я постарался, — сказал Янош, столь погруженный в свои мысли, что даже не заметил насмешки. — Хотя, мне кажется, сам он в этих архивах не видит ничего ценного. — Он опустился в свое кресло и взял свиток в руки. — С точки зрения магов Вакаана, они тут уже со всем разобрались. Но когда первые короли только еще обосновались здесь, на костях старейшин, все это представляло для них неоценимое богатство.

Я обвел взглядом это хранилище знаний.

— Жаль, что Ориссе такое не досталось, — сказал я. Янош взволнованно отбросил свиток.

— Вот именно, — сказал он. — Народ Домаса невежествен, как варвары. Сам Равелин признает это. Они загнали в тупик и выхолостили то, что некогда было великим искусством.

— Похоже, ты так и не встретился с теми умными людьми, о которых мечтал.

Янош вспыхнул:

— Представляешь, ни с одним. Я уже готов поверить, что их вообще не существует. Нигде.

— И даже твой наставник, принц Равелин, не таков?

— О, он-то считает себя умником, — сказал Янош. — Но я узнаю больше, заглядывая ему через плечо, чем слушая. То, что я вижу сам в каком-нибудь предмете, и то, что говорит он, частенько не совпадает.

Я показал на свитки:

— А как насчет старейшин? Среди них попадались смышленые ребята?

Янош вздохнул.

— Я понимаю, ты посчитаешь меня хвастуном, — сказал он, — но я должен ответить тебе откровенно: нет. И среди них нет.

— Неужели они споткнулись на том пути, по которому ты сейчас следуешь?

— Некоторые могли бы пройти и дальше. Но по каким-то причинам не стали продолжать. — Янош фыркнул. — Я подозреваю, что именно этим самым великим мудрецам древности старейшины построили Священную гору. Хотя за что им такая честь, я понять не могу.

— Итак, ты остался в одиночестве, — сказал я. Янош бросил на меня странный взгляд, значение которого я не смог понять. Наконец он решительно ответил:

— Да… Я остался один.

— Только потому, что одни были слепы, а другие отреклись.

— Я не знаю, в чем тут дело… Но еще никто не заходил так далеко, как я. Все они ходили по кругу, который очень медленно расширялся с каждым поколением. Но никто из них не выпрыгнул за его пределы, поскольку не хотел задать один-единственный вопрос: «Почему?»

— А ты задал?

— Да.

— А знаешь ответ?

Янош отчаянно помотал головой:

— Нет. Но я близок к нему! Близок. Я уже понимаю такие вещи, приблизиться к которым никто и не мечтал, — Янош все сильнее волновался. — Помнишь, мы говорили о фокусе со скорпионом и мышкой? Как я положил скорпиона в одном месте, а мышку взял из другого? — Я кивнул. — И вот теперь я знаю, как это получается и почему. Друг мой, параллельно нашему миру существует еще множество других. И каждый из этих миров живет по своим законам. У духа свои законы существования. У нас свои. Когда мы вызываем духа, мы пользуемся законами, если знаем их, и манипулируем духом в своих интересах. Точно так же и он может управлять нами, если он активная сторона.

— Как Мортациус? — спросил я.

Янош помрачнел:

— Да. Как Мортациус.

— Но разве не может быть так, что ты вызываешь существо из параллельного мира, чтобы управлять им, а оно вдруг начинает управлять тобой?

— А на это, друг мой, существует один закон, который управляет вообще всем. Он прост, но в познании его сбивает с толку то обстоятельство, что у этого единого закона множество проявлений.

— И ты уже знаешь этот закон? — спросил я. Глаза Яноша разгорелись охотничьим азартом:

— Нет. Но, как я уже сказал, я близок, мой друг. Очень близок к его познанию.

Я с облегчением вздохнул:

— Ну хорошо. А теперь послушай меня, Серый Плащ. Все в этом Вакаане не так, как выглядит. И если мы здесь задержимся еще, Вакаан может превратиться в опасное местечко. И я полагаю, что нам надобно покинуть, его, как только я закончу мои дела с королем.

— Покинуть? — в изумлении сказал Янош. — Но я сейчас не готов его покинуть. Я же сказал тебе… Я очень близок.

— Условия моей сделки могут здорово отодвинуть тебя от обретения этого знания, — сказал я. — Но у меня есть план, который обещает гораздо больше.