Время падающих звезд

Она раскрыла свой пакет и показала мне толстую пачку банкнот.

— Эти бумажки мне дал торговец в обмен на два камня. Он пошел мне навстречу и был очень вежлив…

— Святые угодники, да он тебя просто надул, — пробормотал я при виде пачек банкнот.

— Он меня не надувал, — заверила меня Ауль. — И кто такие святые угодники?

— Святые… Я объясню тебе позже. У тебя еще есть камни и золото?

— Еще достаточно. Хватит бумаги на два петуха, немного семян и, возможно, на пару птичек?

— За это тебе дадут целый зоопарк, — сказал я и пощупал новые, хрустящие купюры. Неожиданное богатство магически притягивало меня. Ауль рассказала что-то о шестом спутнике. Я снова заметил в зеркале подозрительное лицо таксиста, попросил Ауль помолчать. Мы должны были скоро приехать.

На улице было хоть глаз выколи. Свет фар впивался в белизну проселка. Я думал: теперь ты в такой же ситуации как два или три месяца назад. У тебя есть деньги, больше чем ты когда-нибудь мог потратить, но они действительны только на один день. Завтра около полуночи сон закончится… Было ли возможным переубедить Ауль, подвигнуть ее остаться здесь? Ведь не повсюду же был такой шум и смрад. С болью я осознал бессмысленность таких надежд. Ее отец жил наверху, и ее осознание долга было сильнее, чем гравитация Земли… Таксист сбавил скорость. Я показывал ему дорогу через лес, до тех пор, пока мы не остановились перед домом. Несмотря на то, что я щедро вознаградил его, его страх перед странными пассажирами был очевидным. Он умчался прочь так, что снег столбом поднялся.

Тишина Маник Майя была благотворной. Фритцхен выключил свой экран, наконец, снова стал виден во всем своем обличии гнома. Я взял из сарая метлу и дал ему задание очистить от снега проход к двери.

За сараем, в кустах сирени, Ауль спрятала свой багаж. Она втащила два шара величиной с кокосовый орех, которые были закреплены на квадратных цоколях. Я открыл перед ней дверь, с нетерпением ждал, как она справится с фокусом и обогреет холодные помещения. Ауль поставила в каждой комнате по шару, что-то повращала на них. Я совсем не удивился, когда шары не только начали интенсивно выделять тепло, но и осветили комнаты. Через несколько минут, мне пришлось снять пальто.

— Где дымит печь? — весело спросила она. — Скоро тебе придется открыть окно.

— Инфракрасные лучи? — грамотно спросил я.

— Нет, нейтральное ядерное излучение с величиной тепла двенадцать. Мы используем бета-распад, который через заторы векстаматерии…

— Ни слова больше, Звездочка, я все понял.

Она обвила меня руками. «Как я ждала этого часа. Без тебя было ужасно».

Я должен был сначала привыкнуть ко всему. В любой момент, думал я, может войти дежурная сестра. Она заметила мое расстройство.

— О чем ты думаешь? Ты не здесь…

Я приложил палец к ее губам. «Ты ничего не слышишь?» Мы прислушались. Снаружи доносились скребущие звуки. Ауль открыла окно. «Я думаю, он очистил достаточно снега», сказала она.

Фритцхен очистил не только луг перед домом, но и намеревался очистить от снега и лес тоже. От метлы осталась только палка. Мы направили его в соседнюю комнату.

Неожиданно Ауль спросила: «Тебе бы понравилось, если бы я постригла все волосы?»

— К чему это? — оторопело спросил я.

— Я заметила, что у многих жен на Земле короткие стрижки.

— Посмей только! — сказал я. — Нет, Белоснежка, оставайся такой, какая ты есть. Мода имеет смысл только тогда, когда ее есть, с чем сравнивать. На шестой луне ты будешь единственной женщиной…

Да, это чудесно, я этому уже рада, — с удовольствием заметила она. — Но опять таки, кто такая Белоснежка?

Я щелкнул ее по носу. «Кто такая Белоснежка, кто такая Розуита, кто такие святые угодники? Это все, маленькая Звездочка, понятия, которые не относятся к твоему пятому измерению. Оставим их. Не стоит ломать над этим голову. Через двадцать девять часов все уйдет в прошлое».

Концентрат продлевал часы прощания, подарил мне одну ночь. В сладостном дурмане нашей любви время, казалось, остановилось. С рассветом раскрылся самообман. Еще раз, в последний раз, мне представилась возможность попрощаться со всем.

Я не устал, но после бурной ночи свидания с Ауль я тоже и не чувствовал себя прямо как тореадор. С пачкой банкнот в кармане я побрел к проселку, я вызвал по телефону из гаштетта такси и поехал в город. Меня мучили угрызения совести и боязнь неизбежного, когда я приблизился к нашей квартире. Возможно, так я надеялся, что Йоханна позволит убедить себя поехать со мной в Маник Майя. Тогда мне хотя бы не потребовалось уходить от нее с ложью. Я также хотел оставить ей часть денег. Когда поднимался по лестнице, я чувствовал себя, словно иду на собственное захоронение.

Был ранний полдень, когда я позвонил. В этот момент мне пришло в голову, что моей жены вовсе не могло быть дома. Она заняла должность — только где? Я постучался к нашей соседке, фрау Бертрам. Когда она открыла дверь и увидела меня, «Доброе утро» угасло у нее на ее губах. Весь дом знал о моем пребывании в клинике. Я спросил ее о месте работы моей жены. Госпожа Бертрам сожалела, она не могла назвать мне адрес.

— Но вы же знаете название фирмы или предприятия, фрау Бертрам…

Она ответила отрицательно и хотела закрыть дверь. Меня разозлило ее дурацкое поведение. В конце концов, я часто помогал ей, когда нужно было принести что-нибудь из подвала. Со злостью в голосе, я сказал: «Вы бы получше запирали дверь, дело в том, что я вампир и предпочитаю кровь старых девственниц!»

Когда я, вдобавок, начал подражать хрюканью кабана, она с криком ужаса захлопнула дверь.

Я спустился вниз, бесцельно бродил по улицам. Еще двенадцать, тринадцать часов, затем все прошло. Конечно, не из-за богатства Ауль, которое делало мне прощание все проблематичнее. В обмен за то, чтобы не улетать, хотя бы не так скоро, я бы с радостью отказался бы от камней и банкнот. Путешествие в неизвестное, добровольное прощание с планетой, которая, собственно говоря, была мои миром — это мне становилось все яснее — было похоже на выбор между жизнью и смертью. Существовать где-то в далеких сферах Вселенной, пребывать, возможно, тысячелетия во сне, чтобы в конце непрерывного полета проснуться заново запрограммированным, без воспоминаний о минувшем — что в этом заманчивого? И что я получал взамен? Казалось, выбор прост. Ме не только предлагал мне умную и завидную партнершу, но также и натренированный разум, который мог запомнить знания, о которых я и не догадывался. Сердце разрывалось от того, что я оставлял за это: выражать чувства, любовь или ненависть, досаду или удовлетворение, печаль или радость; заботы и надежды, исполнившиеся и не исполнившиеся мечты — просто жизнь.

Просто жизнь. Все, казалось, так просто. Одно слово, которое нельзя взвесить: жизнь. Я хотел продумать все холодно и трезво, но для этого мне не доставало отчужденности Ме. Моя прогулка по городу пробудила тысячу ощущений и воспоминаний. На «Квиле», в окружении Ауль и ее отца и электронных помощников мои проблемы были бы анахроничными. Их бы не было. Время бесконечно, мой мир безбрежен. Здесь же напротив, жить значило совсем другое, здесь я был частью неразрывного целого, к которому относились люди, животные и целое многообразие изменчивой природы. Что делать, как решиться?

Снежинки кружась, падали вниз, придавали уже грязной, затоптанной белизне новую окраску. Я остановился перед моим переулком. Дети делали снеговика, несколько мальчишек играли в снежки. Снежок попал мне в плечо. Я стряхнул снег с пальто, услышал, как женщина бранится на бесстыжих сорванцов. «Не беспокойтесь, всё в порядке», сказал я и с удовольствием принял бы в этом участие.

Я вспомнил слова Ме, услышал деловито-монтонное звучание его голоса, словно это было вчера: «Все во Вселенной течет и вечно изменяется, продолжающееся изменение это условие для жизни. Если невежество попытается остановить изменение, наступит катастрофа, конец…» И еще одно предложение, которое неизгладимо запомнилось мне: «Смысл твоей жизни будет всегда зависеть от глубины твоего мышления и горизонта твоих познаний…»