Страница 9 из 106
Возможно, величайшим его достижением стал прыжок в длину. Когда боль в спине сделалась непереносимой, Оуэнс и его тренер Снайдер согласно решили, что чрезвычайность ситуации диктует свои собственные правила и что Оуэнс совершит всего лишь один прыжок – без разминки, без приготовлений, без ничего – всего лишь один прыжок. А потому, сняв повязку, поместили ее в яме для прыжков – на 26-футовой отметке. Полагая, что если уж делать, так делать сразу, Оуэнс помчался по дорожке, взлетел над толчковой доской и взмыл в воздух – едва ли не к синему небу Энн-Арбор и облачку в нем, а потом опустился в восьми с половиной дюймах позади повязки. Так был установлен новый мировой рекорд, продержавшийся четверть столетия, дольше, чем любой другой мировой рекорд в легкой атлетике.
Героическая борьба Оуэнса с болью и лучшими атлетами своего времени немедленно сделала его знаменитым, национальным героем. Теперь ему оставалось подождать всего один год, до Олимпийских игр в Берлине, чтобы стать героем интернациональным.
Ненависть утратила свою невинность задолго до 1936 года. Тем не менее полностью и во всей своей уродливой красе она расцвела лишь на Берлинской Олимпиаде того года. С тех пор как барон де Кубертен возродил современные Игры в 1896-м, Олимпиады стали витриной любительской атлетики. Теперь им предстояло стать средством демонстрации превосходства арийцев и коричневорубашечников Адольфа Гитлера над всеми остальными. Фюрер вещал о расе господ, чередуя свои высказывания со снисходительными улыбками в адрес обделенных подобными достоинствами смертных и пренебрежительными репликами в адрес американских, так называемых черных вспомогательных сил.
Однако всего за шесть дней Джесси Оуэнс полностью опроверг подобное мнение. Для начала он выступил в четырнадцати предварительных соревнованиях, проведя по четыре забега на дистанциях 100 и 200 метров и совершив шесть предварительных прыжков, при этом девять раз побив и два раза повторив олимпийские рекорды. Потом в соревновании за олимпийское золото Оуэнс победил на дистанциях 100 и 200 метров и в прыжках в длину и разделил еще одно золото, пробежав первый этап в 400-метровой эстафете. Подобных успехов на Олимпиадах до него добивались только Джим Торп и Пааво Нурми.
Стотысячная толпа, заполнившая имперскую спортивную арену в Берлине, была сперва ошеломлена подобными выступлениями человека, принадлежавшего к низшей расе. А потом, после некоторой странной неловкости, она разразилась громогласными криками, которые можно приблизительно передать следующим образом: «Йес-сей, йес-сей, йес-сей… Ов-еннс». Не принял участия в приветствиях только Адольф Гитлер, соблюдая вежливость, но, тем не менее якобы не заметив существования «чернокожего подручного», он оставил ложу перед церемонией награждения.
«Черт, я совсем не думал о Гитлере, – вспоминал позже Оуэнс в этот момент. – Ты соревнуешься с самыми быстрыми парнями в мире. И даже после забега ты не обращаешь внимания на трибуны. Хочется бежать и бежать».
Но знатоки спорта и в Берлине, и во всем мире теперь видели в Оуэнсе выдающегося атлета. И как участник четырех Олимпиад он мог смотреть свысока на весь спортивный мир.
УИЛТ ЧЕМБЕРЛЕН
(1936—1999)
Еще не доросший до корзины молокосос ростом шесть футов одиннадцать дюймов, известный под кличками «Большой Ковш» и «Уилт Ходуля», которые он ненавидел, набрал 2250 очков за три года выступлений за среднюю школу «Филадельфия Овербрук», имея в среднем за игру феноменальные 37 очков. И в течение этих лет он стал видной персоной – как на спортивной площадке, так и вне ее.
Когда две сотни колледжей прислали ему предложения поступить в них, а команда Национальной баскетбольной ассоциации «Филадельфия Уорриорс» поторопилась заявить на него территориальные права, будущее было открыто перед ним словно перед младенцем. Еще до того как газеты, объявившие о его поступлении в Канзасский университет, пошли на обертку для купленной в магазине селедки, люди с пророческими способностями принялись устанавливать его статую в пантеоне великих спортсменов всех времен.
Обозреватели ожидали, что этот еще растущий Голиаф, который, казалось, мог есть яблоки с дерева без помощи рук, будет доминировать в студенческом баскетболе даже в большей степени, чем Билл Рассел, только что приведший свою Сан-Францисскую команду к двум победам в первенстве НКАА, перенеся чемпионство в Канзас на обозримый период времени. Один из тренеров, видевший, как новичок вдребезги разнес его команду, назвал его «лучшим из известных ему игроков». Тренер команды Северной Каролины Фрэнк Макгайр разделил его чувства, заявив тренеру «Джейхокеров» Фогу Элиену: «Вы пытаетесь убить баскетбол, взяв этого парня в школу. Однажды Чемберлен набросает сто тридцать очков за вечер, и другой тренер потеряет работу. Быть может, с ним и сумеет справиться кто-нибудь из исправительного дома, однако в колледже, гарантирую, таких не найдется».
В то время Чемберлен имел рост семь футов и одна шестнадцатая дюйма (211 см) и весил 231 фунт (105 кг), причем большая часть его веса концентрировалась в его хорошо развитой шее, грудной клетке и плечах; торс его имел размеры обыкновенного человека, ноги напоминали ноги кузнечика. Стоя он мог дотянуться до отметки девять футов шесть дюймов (289 см); подпрыгнув – до двенадцати футов шести дюймов (381 см). Похоже, у одинокой и беззащитной корзины, расположенной на высоте десять футов, не оставалось никаких шансов.
Однако есть разные способы защиты от талантливого великана, и Чемберлен провел два года в Канзасе, воюя локтями направо и налево и заслужив, должно быть, черный пояс в баскетболе. Двойная и тройная опека сделались правилом при игре остальных команд с Канзасом, поскольку иначе нельзя было остановить этого игрока.
Когда «Смоляные Пятки» Макгайра играли с Канзасом в розыгрыше чемпионата Национальной студенческой атлетической ассоциации 1957 года, они отбросили все стандартные представления о стратегии, превратив игру в матч Северной Каролины против Чемберлена. Выставив против него сразу троих игроков – одного спереди, второго сзади и третьего, отбегавшего, когда Уилт получал мяч, Каролина предоставила возможность остальным игрокам Канзаса возможность получать, перехватывать и бросать мяч, не отправляя его Чемберлену. Они не могли этого делать, и Северная Каролина победила Канзас в игре, завершившейся тремя овертаймами, намного превысив обычную профсоюзную норму. Тем не менее облепленный со всех сторон игроками – словно черепаха панцирем, – Чемберлен набрал за два года в среднем 29,9 очка и 18,3 подбора за игру.
Находясь в Канзасе, он пробовал свои силы и в других видах спорта, участвуя в первенстве Канзаса 1956 года в качестве свободного участника. Он оказался вторым в прыжках в высоту после обладателя мирового рекорда, кроме того, поучаствовал в толкании ядра и кроссе.
Итак, Чемберлен искал другие миры, чтобы покорить их. И в итоге, проведя два года в Канзасе, он отправился в команду «Гарлем Глобтроттерс», а потом в «Филадельфия Уорриорс». Подписав в ту пору самый крупный контракт в истории НБА, по слухам, на сумму аж 65000 долларов, он придал зрелищу ту изюминку, которую искали знатоки, и оправдал все выдававшиеся ему авансы, набирая в среднем 37,6 очка за игру уже в первый год, в основном смертельно точными бросками с прыжка и патентованным «перекатом вокруг пальца», причем шесть раз он имел более 60 очков за игру. Он возглавил список лиги по сыгранному времени и подобранным отскокам.
Баскетбол никогда не видел игрока, подобного ему. Следующие два года он набирал очки как хотел. Он столько раз брал по 50 очков за игру, что спортивные комментаторы уже начали воспринимать подобное с зевотой, хотя знающие толк болельщики смотрели и примечали. А потом на третий год его пребывания в лиге насторожилась и пресса, все же заметившая не имевшую особого значения игру между «Уорриорс» Чемберлена и «Нью-Йорк Никс» в Херши, Пенсильвания. Ибо в этой игре, состоявшейся 2 марта 1962 года, Уилт сделал «всего только» 36 бросков с пальцев и пола, забросил невероятное для него количество штрафных бросков, 28 из 32, набрав тем самым ровно 100 очков и превысив существовавший рекорд на 29 очков.