Тигр на свалке

– Что? – переспросил я Алекса, потому что слушал его в пол-уха. Я зачаровано смотрел сквозь стекло на проплывающие мимо небоскребы, шикарные магазины. Над нами на нескольких уровнях, словно струи многочисленных рек, плыли массы автолетов, как положено тормозившие на перекрестках на красные сигналы светофоров. Меня это сразу удивило, так как у нас в Уруапане летали все как попало, кто на что способен.

– Что, что, – сказал Роди. – Я спрашиваю: какие языки ты знаешь?

– Испанский родной, неплохо английский, но в основном технический. Могу на коколиче [45] обругать так, что завидно станет.

– Английский, это неплохо, испанский твой, конечно же, коренному испанцу понять будет тяжело, но что придется выучить, так это еще и французский. Вообще-то надо тебе одолеть и эсперанто [46]. Сейчас в Европе на него мода. Но этим займемся, когда обустроимся. С помощью «меморлая» за неделю будешь говорить без акцента.

– А французский-то зачем?

– Есть одна идея.

– Неплохо бы перекусить, – вдруг предложил я, прислушиваясь к урчанию пустого желудка.

– И тут же ожила Элизабет:

– Собачей радости со свининой.

– А тебе, дорогуша, – сказал Роди, – придется все время молчать. Говорящая собака – хорошая примета, неплохая наводка. Да и вообще, нужно будет для тебя купить большую сумку. Посидишь в ней, пока не прилетим на место. – Лизи было попыталась возразить, но хозяин опередил: – Не выводи меня из себя. Я не спал, я не ел, я не хочу слышать от тебя ничего, вообще ничего, ни единого слова. Воспринимаю от тебя только жесты. Ты на время забыла человеческий язык. Так что ты имеешь против? – Хозяин посмотрел в упор на собаку. Элизабет отрицательно повела головой из стороны в сторону. – На этом вопрос исчерпан.

Мы выехали на центральный проспект – Пасео де ла Реформа, и остановились у супермаркета, который оказался гигантским зданием в такую кучу этажей, что когда я, задрав голову, попытался посчитать их, то сбился на третьем десятке, не достигнув и половины. П. Алекс считать повторно не дал.

– Давайте, давайте, ребятки, – подтолкнул он меня. – Времени не так много, как кажется.

Собаку пришлось оставить у входа, так как швейцар подозрительно косил на нее глаза. Испытывать его настроение не стали. Закупки начали с первого этажа. Три большие дорожные сумки, одна, конечно, для Элизабет. Строгие дорогие костюмы для нас обоих. Пара солидных ботинок. Несколько сорочек. Несколько комплектов нижнего белья и носков. Туалетные принадлежности. Потом Роди купил себе галстук, немецкие часы, дорогую курительную трубку, престижный парфюм. Переоделся тут же в кабинке, отдав старое облачение продавцу на утилизацию. Представьте себе, выходит такой солидный мэн в черных лакированных ботиночках, хлопковых, но не мнущихся черных брюках, белоснежной рубашке с галстуком. На запястье поблескивают золотые часики. А вот небритое лицо и растрепанные волосы наводят на мысль о том, что это, возможно, бродяга, только что раздевший какого-то бизнесмена в подворотне. Пришлось посетить парикмахерскую. Вдвоем подстриглись, побрились, хотя брить у меня было нечего, и помылись. Я сменил прическу, и теперь от моих длинных волос остались только воспоминания. Подстригли коротко, но не сильно. Одежду для себя, чтобы переодеться прямо сейчас, я выбирал сам, но по совету Алекса.

– Знаешь, Санчо, – настаивал он. – Выглядеть ты должен, как обыкновенный североамериканский парень. Кожа, конечно, темновата, но в принципе, чем не техасский парень – сейчас там полно мексиканцев. Советую джинсы, рубашку попестрее и молодежные ботинки, крупные, но из мягкой кожи. И…

– И бейсболку, – добавил я.

– И бейсболку, – согласился Роди, качнув головой.

Так и поступили. Я тоже переоделся тут же в кабинке. Часы купил себе крутые, суперэлектронные спортивного вида, с разнообразными функциями от секундомера и измерителя пульса, до определителя температуры и давления окружающей среды. По моей настойчивой просьбе мне купили на будущее спортивный костюм «Iguana», кроссовки «Adidas Medium» и несколько футболок. После перекусили в ресторане на двенадцатом этаже и, довольные, спустились вниз.

Элизабет, сидевшая возле входа, просто не узнала нас. Она продолжала смотреть мимо и была очень удивлена, когда какой-то дядя опустился перед ней и протянул гнутую сардельку. Собака хотела что-то высказать о нашем виде, но, вспомнив наставления о немоте, промолчала и лишь тихо похихикала.

– Я купил тебе великолепный ошейник из настоящей кожи, – сказал Роди и, подождав пока Лизи доест сардельку, стянул с ее шеи старый и надел новый. Собака выглядела довольной.

Выехали в аэропорт немедля, и только потому, что П. Алекс вновь придумал способ «уйти незамеченными». Роди вскинул руку и уже через пять секунд из потока летящих машин нырнул вниз желтый с черной полосой автолет. Водитель такси на этот раз оказался андроидом, прикрученным к сиденью. Уже когда мы сели в автолет и поднялись в воздух, Роди начал соображать вслух:

– Всем нужна эта дискета. Заметь, мафиози решительно избавлялись от всех свидетелей, даже не разбираясь, свидетели это или нет. Звери всем войском вышли со свалки, чтобы только узнать, где находиться чемодан, ну и, конечно, дискета. Кстати, от чемодана надо избавиться. И далее – католики. Этим парням нужен был какой-то особенный тигр, а для поимки его они подменили коды волн в моей электронной почте. Но агент Ватикана ни словом ни упомянул дискету. Знают ли католики о ее существовании? Да и вообще, что на ней? Когда мы приедем в аэропорт, в первую очередь надо взять билеты на другой самолет. Полетим в Париж, там и затеряемся. Придется поискать жилище другое, а не монастырь в Италии. Францию я знаю прекрасно, в молодости несколько лет прожил в Лионе. Ложиться на дно, так ложиться основательно. Чтобы никто, даже те, кто решил нам помочь, не знали, где мы. Давай-ка, Элизабет, полезай в сумку. Наверняка в аэропорту будут ждать двух парней с бультерьером, хотя бы для того, чтобы проследить за нашим отлетом. Так что мы неторопливо, но нигде не задерживаясь, покупаем билеты, регистрируемся и теряемся.

Собаке нехотя пришлось облюбовать новое местопроживание на ближайшие несколько часов.

Аэропорт впечатлял. Здание вокзала – огромнейшая летающая тарелка. Мехико с древних времен был самым густонаселенным мегаполисом планеты. Соответственно и аэровокзал строили, учитывая это. Мы выбрались из такси, расплатившись перед этим одной из многочисленных кредитных карточек, проведя ею через щель съемника, иначе двери не открывались. Прокатило. Над головами пронесся взлетающий аэробус, из новомодных европейских самолетов – без хвоста, с крыльями – половинками плоских дисков.

Тащить сумку с Элизабет внутри взялся я – и вскоре пожалел. Тяжеловата собака. Тем более, что эту сумку в багаж сдавать не стали. В ближайший час самолет до Парижа имелся только один. По выражению Алекса – скотовоз «Боинг – 747». Он был очень удивлен, причитал, что такое старье до сих пор эксплуатируют. Однако, подумав, добавил, что это к лучшему – меньше подозрений. И купил два билета с голографической надписью «Delta Air Lines» на них. В общем, вылетели без приключений. Единственное, что отвлекало меня во время полета, так это торчащий из сумки нос Элизабет. Бультерьер время от времени просился в туалет, приходилось таскаться туда с сумкой, что приковывало ко мне удивленные, а то и подозрительные взгляды остальных пассажиров. Да еще и сама Лизи, когда я сажал ее на унитаз, просила меня отвернуться, аргументируя это тем, что она девочка.

Я никогда не летал на самолетах, для меня все было в диковинку. А вот П. Алекс казался недовольным.

– Это воистину самый ужасный перелет во всей моей жизни, – причитал он. – Терморегуляции никакой. – Он было успокоился, когда подали первый из двух запланированных обедов, но тут же пожаловался: – Эта пресная еда еле теплая. Телевизор унылый, киноустановка не работает. Боже мой, кресло попробуй, – вновь вспылил Алекс. – Мое точно не хочет откидываться. Чувствуешь, мелкая вибрация от левого двигателя? Долететь бы. И это все, когда у нас с тобой в сумке почти миллионное состояние.

45

Коколиче. – Испано-итальянский жаргон

46

Эсперанто. – Широко распространенный искусственный международный язык. Словарный состав основан на лексике, общей для многих европейских языков. Латинский алфавит