Страница 7 из 64
Мое главное утверждение гласило, что у нас есть, собственно, только две альтернативы:
– или мы привлечем население на свою сторону (военное командование считает это абсолютно необходимым);
– или мы не привлечем его (при продолжении нашего сегодняшнего к нему отношения).
Не привлечь население на свою сторону означало бы необходимость господствовать, применяя насилие. Привлечь население можно, рассматривая его как равноправного партнера в содружестве европейских народов.
На меня было возложено также сопровождение гостя по Смоленску, показ ему кремля, музея и других достопримечательностей города. Кроме того, я должен был организовать встречи с ведущими представителями местной интеллигенции и этим дать Геббельсу возможность ознакомиться с русской культурой и получить собственные впечатления о стране и людях.
Однако накануне назначенного дня Геббельс сообщил в штаб, что он должен отложить свой приезд. Он так никогда и не приехал. Как стало известно позже, Гитлер приказал ему «не вмешиваться не в свои дела».
«Каннибализм в лагерях военнопленных… На это способны только русские… Значит, наша теория об “унтерменшах” правильна!»
Чтобы еще укрепить эту теорию Гиммлера, в штаб нашего фронта, в Красный Бор, приехал из Берлина полковник СС – с задачей собрать соответствующий материал. Я должен был посвятить ему несколько дней. Эту возможность я использовал, чтобы хорошо информировать гостя, который, как он мне сказал, получил задание лично от Гиммлера. Молодой эсэсовец был любознательным и интеллигентным человеком. Он быстро понял, что действительной причиной потери человеческого облика людьми в лагерях были издевательства и голод. Он понял также, что корень зла – в стремлении руководства закабалить народы России. Он сказал мне:
– Я чувствую, будто пелена спала с моих глаз. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы изложили свои соображения в виде памятной записки, которую я приложу к моему отчету. Большая часть этих вопросов касается СС-группенфюрера Мюллера, который также получит копию отчета. Когда вы будете в Берлине, вы должны зайти к Мюллеру и лично изложить ему ваши соображения. Я полагаю, что Мюллер не имеет представления о том, что творится.
В то время я мало знал об СС и не подозревал, что речь шла о пресловутом «Гестапо-Мюллере». В своем отчете я изложил всё совершенно откровенно и передал документ гостю из СС. К своему удивлению, уже вскоре я получил от него из Берлина сообщение, в котором он писал, что Мюллер благодарит за мои «интересные соображения».
«Итак, даже в СС есть разумные и чуткие люди», – подумал я. Меня радовала мысль, что отчет полковника СС, а с ним и мои соображения, упали на благодатную почву. Но было ли это в самом деле так?
Я хотел бы упомянуть еще об одном посетителе, появившемся при штабе группы армий «Центр», так как этот случай показателен для образа мыслей, а особенно для невежества членов нацистской партии.
Молодой член партии, приехав к нам, спросил офицера штаба, работу в каком коммунальном управлении ему следует предпочесть – в Харькове или в Ревеле? Он не говорит ни по-русски, ни по-эстонски. Но в Берлине ему предложили вакантную должность бургомистра в одном из названных городов. У него нет еще опыта, и он не знаком ни с задачами руководства населением на русской территории, ни с историей страны, ни с другими проблемами. Потому он и прибыл в Смоленск, чтобы провести здесь несколько дней и изучить «весь комплекс вопросов». Отсюда он намерен проехать в штаб группы армий «Север».
Я позволил себе сказать ему:
– Если у вас есть дети, и если для вас, как вы только что сказали, Россия – книга за семью печатями, то я на вашем месте остановился бы на Ревеле. Эстония принадлежит скорее к западному культурному кругу, и нужно думать, что в Ревеле ваши дети могли бы посещать немецкую школу. Безусловно, в Ревеле вы будете себя чувствовать ближе к условиям родины и сможете там успешнее применить ваши знания и опыт на благо населения.
Но это, казалось, мало интересовало молодого человека.
– Видите ли, – сказал он, – если я попаду в Ревель, я мог бы быть лишь бургомистром, а в Харькове я сразу стану обербургомистром. И это было бы для меня повышением. Бургомистром я служу уже с 1938 года, а, в конце концов, каждому же хочется продвинуться. Оказалось, что этот молодой человек был бургомистром одного местечка в Гарце – настолько крошечного, что я не смог обнаружить его на карте. Так в Берлине выбирали кандидатов на видные посты в занятых областях.
Смоленск и Русский Освободительный Комитет
В Смоленске установились оживленные связи между некоторыми офицерами главного штаба фронта и многими видными городскими семьями. Несмотря на крайнюю нужду, русские люди и в Смоленске были гостеприимны и сердечны. Разговоры, независимо от того, касались ли они вопросов образования или искусства, философии или политики, велись на высоком уровне. Очень скоро мы затронули самую актуальную тему:
– Вы, немцы, освободили нас от сталинского режима, который, если хотите, и к коммунизму уже не имел никакого отношения. За освобождение мы вам благодарны; да и наши коммунисты и социалисты будут вам благодарны… Но что же дальше? Чем дольше мы наслаждаемся благами принесенной вами свободы, тем более крепнут наши сомнения. С такими методами вам никогда не взять Москвы, и никогда не выиграть войны, не говоря уже о том, чтобы завоевать русский народ.
Один немецкий подполковник, в прошлом офицер императорской австрийской армии, пытался объяснить хозяину дома положение и сказал между прочим:
– Увы, пруссаки никогда не проявляли большого умения в обращении с другими народами. А уж нацисты тем более – это они уже показали в Австрии, в Польше и на Балканах. Конечно, надо было сначала посылать австрийцев.
К сожалению, я забыл имя этого офицера, который собрал под свое крыло многих еврейских ремесленников из Смоленска и его окрестностей и дал им работу в организованных им армейских мастерских. Благодаря этим мастерским ему удалось обеспечить евреям-ремесленникам работу и обслужить части вермахта. Русские говорили, что под Сталиным такое самовольство отдельного офицера было бы немыслимым. «У вас все же еще есть какая-то свобода действий».
Вскоре наши беседы приняли серьезный политический характер. Смоленский кружок был готов взять на себя инициативу по организации активного сотрудничества населения оккупированных областей в борьбе против Сталина. Мы ограничивались советами русским, исходя из нашего практического опыта, так как слишком глубока была пропасть между их представлениями и нашей действительностью; только при взаимопонимании можно было поставить себе реально достижимые цели.
Осуществление взаимопонимания и сотрудничества и было, собственно, как я уже говорил, задачей «посредника» между обоими мирами.
Так был совместно составлен адрес городской управы Смоленска «вождю германского государства». Кружок, принявший наименование «Русского Освободительного Комитета», изъявлял готовность призвать русское население на борьбу против Сталина и выставить Русскую освободительную армию в 1 миллион солдат. Условием с русской стороны было признание границ 1939 года, равноправное положение русского народа и образование независимого русского национального правительства на демократической основе.
Текст этого адреса, в художественном оформлении, в папке из церковной парчи, был передан Боку, вместе с наполеоновской пушкой – в благодарность за освобождение города. Бок запросил Ставку фюрера о том, может ли он переслать туда адрес, и кратко передал суть последнего. Разрешение было дано. Мы с радостью посчитали это знаком надежды на возможность изменения нынешней политики в русском вопросе.
Но недели проходили, а ответа из Ставки всё не было. После повторных запросов нам сообщили, что ответа не будет, – политические дела не касаются штаба фронта.
Бок поручил тогда своему начальнику штаба генералу Грейфенбергу выразить его, Бока, личную благодарность за оказанную ему подарком честь и одновременно сообщить об отклонении фельдмаршалом Кейтелем адреса.