Спящие Дубравы

Зовут меня Сэд из Сосновой Долины. То есть, конечно, Сэдрик, только не люблю я этих официальностей. А Сосновая Долина, если кто не знает, располагается на самом севере королевства Райвэлл и примечательна только тем, что там родился я да еще самыми здоровенными соснами из всех, которые я когда-либо видел, за исключением… Ладно, до этого тоже время дойдет. По профессии я – объездчик драконозавров, также, как вы уже знаете, работал лесорубом, а еще: перегонщиком стад, солдатом, телохранителем, разведчиком, золотоискателем… ух, сейчас всего и не упомнишь! Впрочем, ни на одной работе больше двух лет кряду я не задерживался, и вовсе не по причине склочности или капризности. Просто люблю перемены, приключения (в разумных пределах), и терпеть не могу долго сидеть на одном месте без дела либо с оным. Если верить матушке, это у меня от папаши. Тот тоже имел в седалище преогромное шило. Наверное, именно из-за этого он сразу же после моего рождения собрал свои немногочисленные манатки и отбыл навсегда в неизвестном направлении. Но, впрочем, хватит об этом.

Я кивнул в ответ Черчу, попутно стряхнув с себя обломки, некогда бывшие спинкой стула, и, приняв вертикальное положение, заказал кружку своего любимого темного эля. Получив желаемое, я плюхнулся на первую попавшуюся и жалобно скрипнувшую подо мной скамью. Ничего не поделаешь – весил я всю жизнь немало. И ни капли жира! Мышцы, кости и мясо, причем – именно в такой последовательности. У нас, в Сосновой Долине, все ребята немаленькие, но я любого переплюну! А тем, кто бурчал, что «сила есть – ума не надо», мы с Извергом доступно и быстро разъясняли, что они не правы…

Так вот, лишь сделав добрый глоток, я обратил внимание на то, что столик, за которым я сижу, похоже, уже занят. Напротив меня расположился на редкость занюханный и хорошо одетый тип (сплошной бархат, кружева и золотые цацки) и цедил что-то из ма-ахонького кубка (я бы в таком и зубы не намочил). Вообще-то я человек вежливый, но мой зад под влиянием «Отравы», «залакированной» элем, отчаянно протестовал против поднятия и перенесения его куда б это ни было. Да и откуда я тогда мог знать, что этот тип-недавно избранный местный мэр Джадур Кривоус?

– Тебе ч-че? – спросил я у достойного горожанина, когда больше не мог игнорировать его влюбленный взгляд, накрепко приклеившийся к моей скромной персоне. Не знаю , почему именно влюбленный, – мой мозг в ту минуту просто не мог найти лучшего определения. Зато я отметил, что длинные рыжие усы, щегольски закрученные кверху, делают моего соседа похожим на таракана-переростка. Какая гнусь!

– Да я… так… – мой вопрос явно застал его врасплох, однако пялиться на меня он не прекратил. Допив свой эль, я вежливо подождал пару минут, чтобы дать понять Таракану, что кое-кто тут лишний. Естественно, не я. Только до него, видать, туго доходили совершенно простые вещи, – он сидел, будто прибитый к лавке ржавыми гвоздями, и продолжал пялиться на меня самым неприличным образом.

Вот теперь я начал понемногу сердиться. Любой скажет, что Сэд из Сосновой Долины – парень мирный и никому зла попусту не желающий, но всему же есть предел! Я – свободный человек и имею право на уединение!

– С-ушай, у-ди, а? – в последний раз предложил я, старательно скрывая раздражение. – Мне щас охота побыть наедине с собой…

Иллюстрируя свои слова, я широко и звучно зевнул. Только Таракана и видели. И хотя Черч меня впоследствии долго убеждал в обратном, я все же считаю, что мозги у него были не в порядке. Как иначе объяснить то, что, едва оказавшись на улице, мэр принялся вопить, что какой-то пьяный в дымину полутролль-полухримтурс собирается откусить ему голову? Даже если не брать в расчет эту дурацкую характеристику, подумайте сами: на кой мне его голова?!

Ну ладно, по крайней мере, он убрался, а горожане были достаточно широких взглядов, чтобы не верить подобным заявлениям человека, только что вылетевшего из трактира. А может, никто не захотел связываться с мужиком, желающим (и, скорее всего, могущим) откусывать головы. На радостях я заказал еще эля и двойную порцию фирменного жаркого, чем истощил вконец свой скудный денежный запас. Правда, мясо оказалось пережаренным и на первый взгляд напоминало подошву моего сапога, но я никогда не претендовал на звание гурмана. Да и потом, едал я в своей жизни такое, по сравнению с которой эта говядина казалась пищей богов.

Добросовестно пережевывая свой нехитрый ужин (или завтрак?), я стал слегка клевать носом, и тут слева послышалось:

– А ты, часом, не заливаешь, приятель?

Оглянувшись, я увидел троих мужчин, сидящих за кувшином вина. Двое, судя по добротным кожаным курткам и длинным ножам у пояса, были зажиточными мясниками, а третий был облачен в невероятную хламиду кричаще-оранжевого цвета. В таких обычно щеголяют купцы, приплывающие к нам с дальнего юга, но этот тип был южанином не больше меня. Никакого сомнения – заинтересовавшая меня фраза была обращена к нему.

– Да говорю ж вам, друзья, все так и было. Мы с братцем тогда плавали по морю Сапоговых и торговали с жителями прибрежных городов. Ну, там, знаете: Лоранна, Эзир, Аламеф… Эх, видели бы вы наш кораблик! Небольшой, но верткий, – лучше не придумаешь для петляния между Аламефскими рифами.

«Что он несет?» – промелькнуло у меня в голове. Бывал я в Аламефе. Городишко паршивый, женщины черные, мух бог весть сколько, пиво кислое и мутное – это да. Но вот рифов там в округе отродясь не было.

Тем временем носитель хламиды продолжал вещать с видом философа, истосковавшегося по аудитории:

– Везли мы, стало быть, раз полный трюм всевозможных пряностей в… ну… как же эта дыра зовется?.. Ну да не важно!

– Что же ты за торговец тогда, если не помнишь, куда товар вез?! – сплюнул один из мясников, но товарищ дернул его за рукав:

– Вот вечно ты, Хогард, перебиваешь. Подумаешь, беда, – забыл человек.Ну и что дальше-то было?

– Ну, так я и говорю, везли, значит, везли, и вот однажды видим: блестит что-то далеко в море. Братец тут же загорелся: плывем, говорит, посмотрим, что за диво. Я ему: далеко, дескать, еще с курса собьемся, а он – ни в какую, плывем, и все тут. Ну, поплыли. День плывем, другой плывем, а не приближаемся ничуть. Тут уж и команда зароптала: а вдруг, мол, это западня пиратская для таких вот лопоухих? Только братец уперся, что твой бык. Я, говорит, никого не держу, и кто плыть со мной не хочет, пусть сигает за борт и гребет до берега. А пиратов я видал там-то и там-то!

– Молодец, мужик! – одобрил Хогард. – И что, нашли чего?

– Найти-то нашли, да только… Короче, на третью ночь, как мы за светом этим подались, наплыл туман, аж воды не видать. Боцман наш говорит: вы, мол, как хотите, но если дальше плыть, то или команда взбунтуется, или заплутаем вконец. Делать нечего, поскрипел братец зубами, отругал нас всех на чем свет стоит, но все-таки отдал приказ поворачивать обратно. И только он рот закрыл, – тут же задул ужасный ветер и понес корабль неведомо куда.

– Врешь! – хором воскликнули оба мясника, не забыв, правда, скрестить два пальца левой руки, отгоняя злых духов.

– Клянусь памятью святых блаженных мудрецов Марка, Энгельта и Ульяниса, коих на моей родине почитают наравне с богами!

«Интересно, – подумал я, – и почему это у всех мудрецов, особенно святых и блаженных, всегда такие идиотские имена? Профессиональное, не иначе…»

Тем временем многие посетители трактира также заинтересовались историей, прочие голоса понемногу стихали, народ стал подтягиваться поближе к столику троицы. Человек в хламиде будто этого и ждал. Он отсалютовал слушателям кубком, сделал добрый глоток и продолжил рассказ:

– Носило нас по морю дня три. Парус сорвало вместе с мачтой, пятерых из команды смыло, а остальные уже по нескольку раз перебрали в молитвах всех известных богов. Но вот проклятущий ветер стих, туман тоже сгинул, и мы тотчас намертво засели на мель. Протираем глаза – земля: песчаное побережье, лес. Только уж больно много разбитых кораблей у берега. И не просто разбитых, а прям в решето! Как из катапульт в упор расстреливали. И ничего – ни костей, ни других следов человека, только остатки парусов на ветру хлопают. Б-рр-р!