Аферистка

— А здесь и заботиться ничего, — буркнула Карина. — Я ради тебя родного брата не пожалею. Познакомь их, и можешь сваливать от нее.

Так Давид пошел «в большую жизнь», а чудак, уступивший ему свое место, в дальнейшем остался и без Карининой поддержки, и без «работы». Поняв, что в мире людей с заниженной социальной ответственностью не ценятся искренние чувства, он исчез из Карининого горизонта навсегда. Что касается Давида, то Карина не переставала его опекать, и время от времени находила ему то более молодую женщину, то более состоятельную. Особенно она старалась в последние годы, когда по возрасту уже не могла рассчитывать на долгосрочные отношения с поклонниками и должна была слоняться по отелям, пляжам и работать «девушкой по вызову».

Как-то она возвращалась с летнего отдыха, как всегда, совмещенного с работой, в Москву, чтобы там продолжить постоянные отношения с одним перспективным знакомым. Эти отношения завязались еще ранней весной, когда привлекательный мужчина был в Киеве по делам, а потом с большей или меньшей регулярностью поддерживались до лету. Летом он пригласил Карину поехать с ним на морской пляж, а там сделал предложение перейти на его содержание. И вот она ехала посмотреть, какие условия для постоянного проживания он ей обеспечит. В купе Карине встретилась молодая девушка, мечтающая о столичном театральном училище. Наивные мечтательницы — это лакомый кусочек даже для бездарной и начинающей воровки, у Карины же и совсем слюнки потекли. Более детальные расспросы показали, что девица везет с собой немало денежек. Пришлось грубейшим образом грабить ее, забирать деньги вместе со всем огулом, так как решающий момент настал почти перед самой Москвой, и делать длинные ноги.

В самом деле, у этой вороны кошелек был изрядно набит банкнотами высокого достоинства, а главное — Карина изъяла у нее абсолютно чистые, новенькие документы, которые могли понадобиться для мелких мошенничеств с банками. В крайнем случае их можно было удобно продать.

Откуда Карина могла знать, что не пройдет и года, как она встретится с этой цацей снова, но та будет при таком полном шоколаде, что даже не узнает свою попутчицу, недавно до нити очистившую ее?

Давиду неожиданно позвонила Карина. Кажется, тогда тоже было начало лета — влажного и прохладного, как свойственно северным широтам. Так она рассказывала… И почему ему вспоминаются сестрины басни? Неужели потому, что вторая жена Григория оказалась такой же разбитной и энергичной, как его недавняя подруга? Эх, как хорошо ему жилось под ее крылышком! Недаром говорят, что жадность фраера сгубила. Неужели эти воспоминания навеяны этой женщиной в саване? И на душу легла какая-то непривычная растроганность… Чем она вызвана? Да уж не тем же, что нанятый им водитель этой ночью сдуру сгорел в своей машине! Нет, вот какой калека — то соглашается оказать человеку товарищескую услугу, то начинает жадничать и несвоевременно торговаться, то под дубину подставляется и облизывает макогон… Что ему оставалось, как не довершить то, что было сделано женщиной в саване, и не избавиться от костолома, собирающегося требовать от него денег.

Он действовал осторожно — свидетелей не было и следов остаться не должно. А Григорий и Татьяна будут молчать, так как сами побили несчастного по затылку и упекли связанным в багажник, и вдобавок они собираются купить эту машину почти даром. Зачем им огласка и всяческие неприятности? Да они могут и не догадаться, что это сгорел их ночной гость! Разве что Татьяна, так как ляпнула напоследок такое, что в конце концов оказалось фатальным для погибшего. Ага, и не забудь эту кучу дерьма вынуть из багажника, а то в самом деле умрет там, — сказала она…

Хватит, хватит об этом!

Короче, дело было так: позвонила ему по телефону Карина и приказала все бросать и ехать к ней в Москву.

— Что случилось, почему такая спешка?

— Обо всем узнаешь на месте, — ответила Карина.

В Москве она рассказала о своей попутчице Люле, о том, как ограбила ее и в результате этого получила добычу в виде денег и годных для афер документов.

— Это было почти год назад, — говорила Карина. — А на днях мы с моим придурком были в театре на правительственном концерте. Прикинь! Но нам достались места где-то в двадцатом ряду, а кого я там увидела впереди?

— Нетрудно догадаться, — буркнул Давид.

— Трудно, так как там сидел сам Жорж Финтиктиков!

— А кто это?

— Эх, темнота ты беспросветная, — взлохматила ему волосы Карина. — Да это же всемирно известный адвокат. В советские времена он на нескольких процессах защищал диссидентов, потом впал в немилость и определенное время отсиживался где-то на периферии. С наступлением перестройки эмигрировал, много работал за рубежом, облегчая жизнь нашим легальным и нелегальным миллионерам. Недавно, однако, вернулся на Родину, и теперь под его руководством молодые козлики готовят материалы для защиты Осмоловского. Усекаешь?

— Нет.

— Рядом с ним сидела обворованная мной Люля в бриллиантах и невероятном наряде, и он с нее глаз не спускал и пылинки сдувал. Вот так!

— Пусть. А зачем ты меня вызвала?

— Как это зачем? Я обо всем узнала. Он не состоял в браке, не имеет ни жены, ни детей. Это во-первых. Дальше. У него тьма-тьмущая денег, квартира на Тверской и роскошная вилла на Рублевке. О зарубежном имуществе у меня просто нет сведений. Не из последних же копеек он все это приобрел! Это во-вторых. Наконец, в-третьих — он старый и опасно больной, а эта зараза то ли досматривает его, то ли просто живет с ним, короче, втерлась в доверие, и есть подозрение, что при случае прихапает его добро в свои руки. Как ты думаешь, ей нужна опора в виде молодого, энергичного, приятного мужчины?

— Так это ты меня имеешь в виду? — поднял брови Давид, и Карина кивнула. — Как я с ней познакомлюсь?

— Не волнуйся, мой ненаглядный все устроит, и тебя представят ей честь по чести. Ты только не подкачай!

Таким уж жестоким является наш мир — сладкие фантазии сбываются редко. Не сбылись и те Каринины мечты, которые безотлагательно разделил и Давид. Так как скоро в самом деле Жорж Аполлонович слег в постель и больше не поднялся. Возраст его был таким преклонным, что вякать что-то о преступлении со стороны сиделки Люли было смешно. Тем более что довольно обоснованно предполагалось — еще задолго до болезни он все свое имущество завещал… именно ей.

Дыдык впервые остановился уже под Киевом. Не стыдясь проезжающих машин и тех, кто в них находился, он, чтобы не оставлять машину без надзора, устроился справлять малую нужду прямо возле открытой дверцы. При этом на него пахнуло разогретым увлажненным грунтом. Этот дух был щекотно смешан с благоуханием трав и нехитрых придорожных цветов. Смахнув со штанин пыль и капли жидкости, рикошетом отскочившие от земли, Дыдык вздохнул с глубоким облегчением, пару раз присел, потом развел руки и размял кулаки. После этого с любованием осматривал окраины, пока не ощутил, что у него заурчало в животе, тогда он быстро вскочил в машину и снова поехал. Не есть весь день, так заурчит, — подумал он, хотя самого голода так и не ощутил.

Воспоминания возвратились. Теперь ему вспомнилось, какой он впервые увидел Люлю — осунувшейся, растерянной, почти беспомощной, если такое определение вообще можно применить к самостоятельному и изобретательному лицу — но все на свете проникнуто относительностью. Видно, без страха и риска никакое добро человеку не посылается, даже по законному завещанию. И за Люлей теперь охотились разные искатели приключений или откровенные уголовники, что, кстати, еще раз свидетельствовало в пользу предположения о полученном наследстве. Она не осталась жить в квартире Жоржа Аполлоновича, не посещала его виллу за Москвой, вообще ничем из его имущества не пользовалась. Жила в отеле, мало выходила на люди.

Теперь познакомиться с ней по надежной рекомендации было не сложно, и Давид этим воспользовался. Окончательно девушка ему поверила, когда он предложил ей все покинуть и поехать в Киев. Там они провели несколько замечательных лет, в течение которых Давид не знал никаких хлопот — это был сплошной праздник на фоне музеев, театров, путешествий по всему свету. Даже его баламутная сестра Карина не морочила ему голову, так как была в состоянии устроиться под старость — вышла замуж за какого-то наивного сельского работягу. Но пусть бы была счастлива, а другое — мелочи. И Давид в лучших грузинских традициях позаботился, чтобы она ощутила его плечо и более или менее ни в чем не имела нужды — подарил ее мужу отцовский автомобиль, этого почти нового «мерса».