Аферистка

— Хорошо, — тихо ответила Татьяна. — Все сделаю, успокойся, — затем она закрыла глаза, примостила голову на Люлино плечо: — Я подремлю, а ты отдохни немного от своих тревог, мы скоро будем дома.

Люля кивнула и села так, чтобы Татьяне удобнее было отдыхать на ее плече, затем так же, как и до этого, слепо засмотрелась в окно, только теперь более спокойно. В самом деле, в последнее время ей так много пришлось пережить и такими эти эмоции были разными, такими неодинаковыми причинами были вызваны, такими непохожими по окраске и духу, что показалось — прошли не сутки, а год. Ее здоровая психика выдержала и чрезмерное количество переживаний, и непомерную их интенсивность и успела смириться с неотвратимым, подготовиться к нему. Да, для своего спасения она, Люля, сделала все что могла, остальное от нее не зависит. Теперь остается только ждать, куда судьба поведет. Сожалений не было, даже не упрекала себе в том, что забрала у Дыдыка деньги, оставила его без средств к существованию. Она имела право так сделать, ибо нажиты они были не только его трудами, так что это уже исправить невозможно. Не выбрасывать же их теперь. Значит, пришло время с толком использовать их или отдать в умные руки.

Еще издали Люля заметила указатель «Славгород, 13 км», что стоял справа по ходу маршрутки и указывал стрелкой налево. Машина сбавила скорость, пропуская перед поворотом на Славгород шеренгу машин, двигавшихся по встречной полосе. И Татьяна, будто ощутив приближение к дому, разлепила веки.

— Почему мы остановились?

— Притормозили на повороте, — ответила Люля. — Я волнуюсь.

Пока Татьяна протирала глаза, машина повернула и почти сразу воткнулась в новостройку, раскинувшуюся по обе стороны дороги. Здесь сновало множество машин, кранов, бульдозеров, еще какой-то техники. Все двигалось, шумело, что-то поднимало, везло, выгружало всяческие строительные принадлежности и материалы, что-то укладывало на землю. Кругом стоял грохот, крики команд, суета, а над землей клубилась пыль, поднятая идущими работами.

— О, все-таки начали строительство станции техобслуживания для грузовых машин! Это делают недавние выпускники нашей школы, такие молодцы предприимчивые, — Татьяна развернулась лицом к Люле, оживилась и с удовлетворением начала рассказывать о достижениях своих недавних воспитанников.

Маршрутка, притормозив, продвигалась по узкой части дороги, оставленной для проезда, медленно пробираясь в мешанине других транспортно-технических средств. Вдруг ее тряхнуло и отбросило влево, послышался скрежет металла, звон стекла и нутряной выдох людей, наблюдавших дорожное происшествие, — на проезжую часть, узкую и запруженную, сдавая задом, выехал грузовик с сантехническими трубами разной длины. Края труб свисали с кузова далеко за его задний опущенный борт. Грузовик маневрировал, чтобы проехать к подъемному крану, и зацепил кабину маршрутки, прошив ее с правой стороны. Это произошло в неуловимый глазом миг, и сразу же грузовик резко дернулся вперед, чуть проехал и остановилась. Но было уже поздно — из торца самых длинных труб скапывала кровь, а обе пассажирки, находившиеся рядом с водителем маршрутки, подкошено приклонились к сидению.

В первый момент разобраться в случившемся было тяжело. Естественно, люди из салона, отделенные от кабины перегородкой, не видели масштаба причиненного вреда как маршрутке, так и передним пассажирам. Им казалось, что эта досадная остановка продлится недолго. Да и водители обеих машин тоже надеялись, что дело заключается только в разбитом стекле и чуть деформированной дверце, они выскочили из-за баранок и побежали осматривать помятую машину снаружи.

Но вот на их глазах в кабине маршрутки возникло слабое движение, затем медленно открылась продырявленная дверца и на землю, почти под ноги водителям и зевакам, безжизненно вывались две женщины с лицами, превратившимися в месиво.

— Ой!!! — хором застонали те, что здесь сгрудились.

Звук человеческих голосов, казалось, вывел из шока одну из несчастных, она пошевелилась, затем изменила лежачее положение и села, исподволь подняла руку и махнула, будто призывая тех, чьи голоса услышала, на помощь, и сразу склонилась над второй пострадавшей, обняла ее. Или плач, или стон, или глухой рев вырвался из ее груди. Она долго и неистово плакала, что-то причитала, но разобрать ее слова, произнесенные разбитым и окровавленным ртом, не удавалось. Это был осознанный, отчаянный плач над покойником, так по обыкновению прощаются с родными, очень дорогими людьми.

— Девушка, успокойтесь, — к пострадавшим, вывалившимся из кабины водителя, подошли другие пассажиры маршрутки, окружили их кольцом. — Может, ваша подруга жива. Зачем вы так убиваетесь?

— Ой, нет ее, нет, — удалось разобрать присутствующим, и девушка снова повернулась к погибшей: — Пропали твои надежды, несчастная ты моя, дорогая моя, ты единственная любила меня. На кого же ты меня оставила, одну-одинешеньку на свете?

— Вы можете встать? — обратился кто-то к подающей признаки жизни девушке, стараясь вывести ее из тяжелого плача.

Но она скоро обессилела и беззвучно упала на тело, остающееся недвижимым.

— Они живы! — закричал водитель грузовика, и был в том вопле или ужас от того, что он травмировал людей, или радость, что они не очень пострадали, коли самостоятельно покинули кабину и сейчас реагировали на стоящих вокруг них людей. — Врача! Быстрее!

Он будто потерял голову: в беспорядке метался, куда-то бежал, где-то искал телефон, видно, не соображая, как позвонить на станцию скорой помощи через средства рабочей связи.

Медики и милиция приехали практически одновременно. Из машины с красным крестом поспешно спрыгнул на землю и побежал к толпе людей, окружавших пострадавших женщин, молодой мужчина в голубом халате с накинутой поверх него синей паркой. Он на ходу продевал руки в рукава и тут же подкатывал их обшлага к локтям. За ним вышло еще два человека с носилками, но они остановились около машины и ждали указаний врача. За врачом к толпе сострадающих подошла медсестра.

— Эта живая, — сказал врач, показывая на девушку, которая после падения из кабины плакала, подавая признака жизни. — Забирайте! — обернулся он к санитарам и поманил их взмахом руки. — А это ваша клиентка, — сказал он, обращаясь к милиционерам, терпеливо стоящим в стороне. Было видно, что они спешить не собирались, ждали его выводов, небрежно пока что покуривая. — Проникающее ранение черепа. Ее, бедную, зацепило трубой малого диаметра, труба вошла в висок и прошила голову почти насквозь. Во всяком случае, рана весьма глубокая.

— А эта? — спросил водитель грузовика, посиневший и дрожащий, как в лихорадке. — Вторая? Она будет жить?

Врач посмотрел на этого мужчину, потом на грузовик, на разнокалиберные трубы, причинившие травмы двум пассажиркам маршрутки, и грустно покачал головой.

— Держись, мужик, — сказал невыразительно, будто обращался сам к себе. — Марина, — позвал медсестру, а когда та подошла, распорядился: — Помоги водителю, — он кивком показал, какому именно, и продиктовал, что надо сделать.

Пока медсестра оказывала помощь водителю грузовика, а санитары грузили носилки с раненной в салон скорой помощи, к врачу подошел водитель маршрутки:

— А сумки на кого вы оставляете? На меня? Что я с ними буду делать?

— Где? — спросил врач, не ожидая такого вопроса.

— Вот, — водитель показал на дорожную сумку и дамскую сумочку, что остались лежать возле трупа. — Они выпали из кабины вместе с женщинами. Это их, я знаю. А вот два пакета — это мои. Я их заберу?

— Понятно, — индифферентно ответил врач. — Так, где здесь сумка раненной, а где погибшей?

Водитель, казалось, растерялся, что в этой ситуации что-то зависит от него. Он начал рассматривать ту девушку, что осталась лежать на земле, что-то припоминая, и в конце концов беспомощно пожал плечами.

— Не знаю, лица же не видно… Эти девушки вообще очень походили друг на дружку. Наверное, сестры. Одна была с вещами, а другая с пустыми руками. Она держала мои свертки.