Девочка на холме

В самом первом стойле находилась белая в яблоках лошадь и ее маленький жеребенок, по расцветке бывший немного темнее, чем его мать. И, едва взглянув на табличку с именем, я мысленно хлопнула себя по лбу. Берил! Конечно же, Берил! Вот о ком дядя говорил тогда в машине, когда сказал, что Берил родила. И как я могла быть такой глупой?

В общей сложности у дяди теперь было одиннадцать лошадей, включая старого Сникета, про которого дядя каждый год говорит одно и то же: "Помирает, наверное, уже. Хороший был конь". Но шли годы, а Сникет все такой же: с черными грустными глазами, неподвижный. Когда смотришь на него, то сразу проникаешься к коню нежностью. Дядя говорил, что, когда он сам был еще молод, он выиграл свои первые скачки именно верхом на Сникете.

Я осторожно похлопала лошадь по мягкому ворсистому носу, отчего та едва слышно фыркнула, и направилась в глубь конюшни, лениво изучая знакомые с детства таблички. Остановилась я только у нового для меня имени. Двенадцатая лошадь, о которой дядя почему-то умолчал.

Табличка гласила: "Шварц Октобр а Деми". Буквы были свежими, незапыленными и, видимо, выбиты были совсем недавно, но не это меня поразило. Открыв от удивления рот, я восторженно уставилась на лошадь.

Это была самая прекрасная лошадь, которую мне доводилось видеть в своей жизни. Конечно, я ничего не понимала в лошадиных родословных, но этот конь явно обладал родственниками с безупречной кровью. Шварц был черного, иссиня-черного, самого настоящего крепкого черного цвета, и цвет этот был таким благородным, глубоким, что, глядя на лошадь, у меня перехватывало дыхание. Идеально расчесанная грива, изящные черты морды и глаза… Черные, живые глаза. Казалось, лошадь смотрела на меня с точно таким же любопытством, каким и я на нее, но во взгляде Шварца было только благородство. Неиссякаемое, бесконечное благородство.

Конь не жевал бесперебойно сено, как это делали остальные, а если и схватывал травинки, то делал это невероятно грациозно. Так, как будто перед ним было изысканное дорогое блюдо, а не простой пучок соломы.

Я буквально прилипла лицом к решетке, отделяющей меня от Шварца, и с замиранием сердца следила за каждым плавным движением лошади, а она, поверьте мне, двигалась великолепно. Плавные, редкие шаги. Казалось, как будто конь состоял из чего-то невесомого, воздушного, но одновременно в нем был какой-то стержень.

Внезапно конь резко дернулся к ограде, и я едва успела отпрянуть. Ноздри у Шварца раздувались, и даже не зная психологии поведения этих животных, я поняла, что лошадь была в ярости. Но и в своем гневе она выглядела поистине прекрасной.

Позади послышались чьи-то быстрые шаги, а затем я услышала крик:

— Джинджер, отойди от стойла!

Хорошо, что я успела сделать еще один шаг назад.

В этот самый момент конь лягнул решетку стойла с такой силой, что та потом еще подрагивала, а в одном месте оказалось промятой. Этот конь слов на ветер не бросал.

Пораженная произошедшим, я стояла на месте как вкопанная, не смея пошевелиться. Вскоре подбежал дядя и, успокаивающе положив руку мне на плечо, с каким-то ледяным и задумчивым взглядом смотрел в сторону лошади, все еще мечущейся из угла в угол. Казалось, он не питал к этому коню никакой особой любви, но зачем тогда покупал? Или Шварц не был его лошадью?

— Пойдем, Джинджер, — холодно сказал дядя и направился к выходу из конюшни. Мне же ничего не оставалось, как просто последовать за ним.

За конюшней располагался небольшой навес для дров, и на одном из крупных широких пней я и застала дядю Рея, выходя из конюшни. Он машинальным движением извлек из нагрудного кармана пачку своих любимых сигарет "Западные" (вообще-то он больше любил сигары, но курил их крайне редко — здесь, в Мак-Марри, они были настоящей роскошью) и, тут же засунув между зубами сигарету, принялся похлопывать себя по карманам в поисках зажигалки, но, не найдя таковой, положил сигарету обратно в пачку. Все это он делал автоматически, с неопределенным задумчивым выражением лица. На какой-то момент мне даже показалось, что он вообще не замечает моего присутствия, но это оказалось не так.

— Иди прогуляйся, Джинджер, пока погода не испортилась, — сказал он отстраненно.

Вместо того, чтобы уйти, я наоборот подошла к дяде Рею и присела рядом с ним на пень поменьше. Дядя ничего не сказал — ему было все равно.

— Этот Шв… Лошадь, — начала я, — откуда она у тебя?

Дядя равнодушно пожал плечами.

— Пришла, — просто ответил он.

— Как это пришла?! — удивилась я. Он, что, издевается? — Просто взяла и пришла? Дядя Рей! — Я легонько толкнула его в плечо, но он все по-прежнему смотрел куда-то вдаль. Проследив за его взглядом, я увидела, что он смотрел на далеко стоящий дуб, которому было уже, по меньшей мере, несколько сот лет. Дуб стоял холме с тех пор, как я себя помню. Но я никогда не ходила на тот холм, да и я не видела, чтобы кто-нибудь там был. Может, именно про этот холм говорил дядя, когда рассказывал про свое детство? Может, там умерла девочка, упавшая с качелей?

Я перевела взгляд на дядю, затем снова на холм… И застыла от удивления.

Дуб, еще несколько секунд назад спокойно себе стоявший на холме, исчез.

Я несколько раз моргнула, но все то же: дуба как будто и не было. Неужели, у меня галлюцинации? Я закрывала и открывала глаза, отворачивалась в сторону, а затем снова смотрела, но ничего. Пустота. Никакого дуба, никакого холма, будто их никогда и не было.

Бросив еще несколько взглядов на окаменевшего дядю, я поняла, что больше не добьюсь от него слова, и, встав, направилась в сторону дома.

Инцидент с лошадью долго не давал мне покоя. Еще и этот холм, внезапно исчезнувший прямо перед моим носом. Я, конечно, думала, что жизнь в Мак-Марри будет занимательной, но когда я имела в виду "занимательной", то не подразумевала странные и опасные вещи вроде этих. А если бы реакция у меня была похуже, я бы получила копытом прямо по лицу, что было бы не очень хорошо.

Но чего — или кого — испугался конь? Ведь когда я только подошла к его стойлу, он вел себя вполне нормально, и не было даже намеков на то, что он вот-вот начнет метаться из угла в угол и крушить все подряд. Но было же что-то — или кто-то? — что вызвало у животного такую реакцию?

В доме было пусто, и по воздуху плавно летали маленькие пыльные тучки. Недолго думая, я схватила со столешницы вторую бутылочку молока и принялась пить прямо из горла. От пережитого в глотке было так сухо, будто бы я попала в пустыню и скиталась там уже целый день в поисках воды. Я выпила молоко залпом и, утерев рот тыльной стороной ладони, поставила бутылочку к группе таких же пустых и одиноких.

Мне было необходимо себя чем-то занять, поэтому я включила маленький телевизор, стоящий в углу кухонного стола. Антенна передавала всего четыре канала — пятый показывал наполовину — безусловно, ни в какое сравнение с кабельным телевиденьем, к которому я привыкла, живя в Мельбурне. Здесь же не было никаких музыкальных каналов, не было даже канала Дискавери, который так обожала Ллевелин (скорее, делала вид, что обожала, потому что вряд ли моя мачеха обладала достаточно широким интеллектом, чтобы понимать, о чем там идет речь). К тому же каналы приходилось переключать вручную, благо, их было немного.